Выпустив пар и вернувшись в домик, он осмотрел леди. Взял ее на руки, положил на землю и окатил ведром холодной воды. Ни вскрика, ни зажегшегося разумом взгляда, только тело стало крупно трясти. Пришлось срочно обтирать ее и одевать в сухое. Полапал, пощипал, но девица даже не вздрогнула.
С этого дня он начал заботиться о ней. Вливал насильно воду в рот, пытался кормить, она давилась, однако он продолжал пробовать давать ей еду, ворочал на кровати, чтобы у нее не появились пролежни. Время от времени сажал на ведро для справления нужды, иногда удачно. И гнал, гнал, гнал лошадей, пытаясь поскорее ее довезти графу, пока не сдохла. Въехав на земли Таури, он побил девчонку по щекам, дабы хоть как-то разогнать кровь скелету, в который она быстро превращалась.
— Ничего, довезу, — упирался он. — Главное, чтобы я привез живую, а там Таури пусть сам разбирается.
Иногда он начинал разговаривать с пленницей.
— Ох и побегала ты от меня, голуба! В Людбурге ведь почти взял, так исчезла. Спасибо, добрые люди подсказали, куда ты выдвинулась со своей шантрапой. До горы добрался, а ты и от нее уже уехала, непоседливая моя, да еще и сомнения меня стали одолевать. Больно уж не похожа девица, за которой я шел, на мага Жизни. Но видишь? Терпение мое вознаграждено! Все малые следочки, что ты оставила, я вычислил, собрал воедино и нашел! Пусть его сиятельство сам думает, что ты за маг такой диковинный, а я привезу ему что заказано. Так что не смей подыхать, стерва!
Закончив ворочать девушку и тормошить, наемник предавался мечтам.
— Сегодня в городе переночуем, а завтра без остановок до замка домчимся.
Дальнейшее он озвучивать не стал, но настроение у него было преотличное.
Город Таури встретил его коричневыми лентами.
— Эй, служивый, кто умер? — спросил он, въезжая в город.
— Граф наш помер. Остались мы без правителя, — уныло ответил страж. — Что теперь будет?
Прозвучавшая новость произвела сильное впечатление на въезжающего. Стражник даже решил утешить, по-своему:
— Ничего, мы люди маленькие, может, как-нибудь и обойдется. Езжай, мил-человек, не задерживай других.
Наемник бездумно, опустошенный и оглушенный известием, не помнил, как доехал до таверны с комнатами. Оставил походный домик во дворе, сам отправился посидеть в обеденной зале, подумать. Но мысли не шли, а кувшин за кувшином, выставляемые ему, пустели, совсем не помогая размышлять. Лишь обида и злоба копились в нем с каждым глотком, сильнее ощущалось бессилие в складывающейся ситуации, требуя выхода.
— Ненавижу, — время от времени повторял он, пугая проходящих мимо официантов, — ненавижу, — рычал зверем, отгоняя желающих присесть за его стол.
* * *
Берт с погоней задержался ненадолго. Очумевший, он бы сразу бросился вдогонку, но подбежал кто-то из женщин, задержал его, потом с горы спустились мужчины. Только когда ему в руки сунули кошель с деньгами, а на Бегемотика навесили мешки с кормом и едой для седока, тогда он понял, что далеко не уехал бы без денег и запасов. Берт больным взглядом обвел всех, кто ему помогал, и, сглатывая слезы, нашел в себе силы, чтобы договориться о деле. Всем прекращать работу не имело смысла, и сообща решили, что если все будет хорошо, то они встретятся уже в Геммаре. И что Берт, как только сможет, пригласит сюда некроманта для брата. Больше решать и говорить было не о чем, и он бросился догонять наемника.
В деревне ему как хорошему знакомому подробно рассказали, как промчался известный им домик и сколько времени с тех пор прошло. Расстроили уточнениями о том, что одна крепкая лошадь была впряжена, а две другие бежали привязанными вослед.
В первом же небольшом городке Берт оставил не справляющуюся с безумной гонкой Бегемотика и купил ящеров с малой телегой. Скорость передвижения резко увеличилась, теперь он не отставал, а догонял. Ему требовалось только усиленно кормить ящерок, но и они через неделю сбавили темп. Наемник ни разу нигде надолго не задержался и не жалел лошадей. Берту приходилось останавливаться, чтобы покупать еду, выспрашивать, не видели ли здесь походный домик. На него подозрительно косились. Совсем еще юнец, но задает странные вопросы, едет на ящерах, не жалеет денег для их откорма, а сам словно бы не в себе. Несколько раз его пытались задержать в таверне и передать властям, но побоялись связываться из-за дикого взгляда. Сопляка приводила в бешенство даже простая задержка, что уж говорить о том, чтобы намеренно его затормозить.
Гонка подходила к концу уже вблизи земель графа. Берт отставал всего на пару часов и сейчас загонял коня, которого недавно выменял на требующих длительной передышки ящеров.
В город Таури Берт въезжал через час после наемника. Он также узнал от стражников, что граф трагически погиб, совершая плановый объезд своих земель. Удивительная штука жизнь, где есть место случайностям и нелепостям.
На графскую кавалькаду понесся бык, вырвавшийся за ограждение из ближайшего хозяйства. Если бы он мчался издалека, грозно мыча и выбивая землю из-под копыт, то сопровождающие графа пустили бы его на жаркое, но бык тихо сидел в кустах, коварно карауля путников, и выскочил, являя свой мерзкий характер, когда всадники были у него под носом. Напугав лошадей, бык вновь спрятался в зелени, наслаждаясь произведенным эффектом. Несколько всадников не удержались на лошадях и, падая, получили различные травмы. К сожалению, граф, будучи в почтенном возрасте, тоже не удержался верхом и погиб.
Берт побледнел, услышав такое известие, но по другим причинам, нежели горюющие таурцы. Он испугался за Томку, справедливо предполагая, что наемник выместит неудачу на ней. Расспрашивая лавочников о проезжающем мимо домике, парень добрался до таверны, где сразу же увидел его во дворе.
Ненадолго задумавшись о том, что делать дальше, Берт уверенно шагнул в обеденную залу. Он понимал, что прямо сейчас отомстить за брата у всех на глазах не сможет. Не знал, разумно ли будет, если он во всеуслышание объявит наемника похитителем графини Таури. Сейчас он сам больше похож на измученного оборванца, а похититель — на приличного гражданина, и на чьей стороне останется правда, еще неизвестно.
Поэтому, делая шаг внутрь таверны, он решил присмотреться, прислушаться, пока обедает, затерявшись среди других посетителей. Но, заметив напивающегося наемника и стоящие рядком кувшины, которые тот не давал убрать, Берт покинул заведение, делая вид, как будто что-то забыл. Вспомнив былые навыки, он проскользнул к домику и без труда открыл дверь со стороны кучерского места.
Внутри домика царила мертвая тишина. Как будто все звуки жизни, которыми была наполнена таверна, боялись проникнуть внутрь жилища, где лежала безжизненная девушка. Берт смотрел на нее и не мог принять, что опоздал. Тома, их нежная, добрая, веселая и всезнающая Томочка выглядела тонкой белой куклой. Парню не пришла в голову мысль, что сам он от нее сейчас отличается только цветом лица. Тощий, высохший, с безумным блеском глаз, с лихорадочно красными щеками.
На негнущихся ногах он доковылял до Томы и, упав на колени, обнял ее и заплакал. Рыдал горько и безутешно, оплакивая брата, Тому, свою сложную любовь к ней, и только судорожный вздох девушки вырвал его из страданий. Парень поднял голову и наткнулся на отстраненный взгляд Томы.
— Не надо, не плачь. Живи, будь счастлив за нас обоих, — еле слышно прошептала она, тратя последние силы.
— Что?! — взревел Берт, растирая слезы грязной ладонью. — Я думал, опоздал! А ты умирать? Не смей! Слышишь, не смей! — Схватив ее за плечи, приподнял и, тряся как грушу, яростно выплевывал наболевшее: — А как же я?! Кому я нужен? Ни Эрика, ни тебя! Одного оставить захотела? Не смей! Если ты... то я рядом. Слышишь?! Либо давай оживай, либо подожди, я сейчас... — Парень засуетился, устраиваясь у кровати и доставая нож. — Вот, смотри, только вместе со мной. Я себе горло перережу или в сердце воткну! Да. В сердце! Один не останусь, так и знай!
— Дурак.
— Пусть дурак. — Он встал на колени и положил голову ей на живот, обнимая руками и словно бы успокаиваясь, тихо обреченно заговорил. — Пусть. Думаешь, только ты Эрика любила? Он всё для меня был: друг, отец, брат. Каково мне теперь? Я держался за тебя, за наше солнышко, а ты... И я не хочу больше жить. Так что решай. Либо встаешь, либо оба устроим сюрприз твоему похитителю. Пусть ищет потом для нас канаву или дерьмовую кучу.
— Почему дерьмовую?
— Гоблин говорил, что в ней трупы быстро разлагаются.
Элье тяжело было выходить из состояния безразличия, но то, что не сделаешь для себя, ответственность за другого заставит.
Берт, колючий ежик, нельзя оставлять его одного. Он сложный, у него не бывает просто, он мир видит по-другому, ему нужен якорь, сотканный из теплоты, добра, уюта. Эрик погиб из-за нее, теперь она тянет за собой младшего. Надо вставать, надо пожить, хотя бы пока Берт не встанет на ноги, не обретет четкие жизненные позиции. Надо... только сил мало.
— Берт, убери нож, — ее голос едва шелестел. — Дай попить.
Парень, глотая слезы, бросился к воде.
— Держи, — шмыгнул он носом. — Значит, поживем? — Он заглядывал в ее глаза, пытаясь уловить, не обманывает ли она, твердо ли ее решение. Ему хотелось решить все здесь и сейчас, раз и навсегда.
— Поживем, Берт.
Элья попыталась сесть. Друг помогал ей, но из-за длительного бездействия тело капризничало, насылая темноту в глаза. Пришлось немного переждать, пока слабость отпустит.
— Где наемник? — Каждое слово давалось с трудом.
— В общей зале, напивается, — с ненавистью бросил он. — Ты знаешь, что граф Таури мертв?
— Мертв? — Элья в растерянности замолчала.
'Надо же, если бы не этот наемник! Тварь!'
— Как я выгляжу? — Мысли сменяли одна другую.
Со смертью Таури все изменилось, и она с трудом боролась с пронзившим ее чувством бессмысленности гибели Эрика. Если бы знать, что граф окочурится, то пусть бы ее крал этот наемник! Братья потом догнали бы его и поквитались бы с ним, или она сама договорилась бы с похитителем. Со смертью Таури расклад поменялся, и он был бы этому только рад. Сердце болезненно сжалось при думах об Эрике, но Элья смотрела на Берта и клялась себе, Эрику, что проследит за ним, поставит его на ноги, не даст ему сбиться с пути.
— Как покойница, — меж тем грустно усмехнулся Берт.
— Ты ненамного лучше, — в ответ криво улыбнулась она.
Берт хмыкнул.
— Я не знаю, что делать, — набрав в грудь воздуха, начала делиться она своими соображениями. — Мы можем взять и уехать. Но нас могут обвинить в воровстве нашего же домика.
Эльля запыхалась произносить столько слов.
— Сделай мне горячего отвара, — попросила она, чувствуя, что вот-вот скатится в беспамятство.
Облокотившись на стенку, Элья разминала пальцы на руках, пыталась шевелить ногами, елозила, стараясь напрягать-расслаблять мышцы тела. Все что угодно, только не расслабляться, не идти на поводу у заданной программы по умиранию.
— Держи.
Не только выпив травяного чая, но и разгрызя сухарик, Элья ожила.
— Берти, там, на столе, мешочек с порошком. При вдыхании он лишает возможности пользоваться магией. Возьми его.
— С-сука, — выругался парень на наемника. — Он тебя этим порошком травил?
— Поначалу да. Дальше я сама кулем валялась.
— Может, и не сама. Знаю я эту гадость. — Его лицо перекосило от испытываемой ненависти. — Это не простая штука! Если его более одного раза подсыпать, то возникает эффект безразличия и теряется желание что-либо делать. А если дольше кормить этой дрянью, то любой маг начинает походить на безвольную тряпку.
Элья опустила глаза.
'Порошок виноват в моем состоянии или нет, а жить без Эрика не хочется, и если бы он не ценил прежде всего свой долг и не ставил интересы других выше своих, то...'
— Золотко, — сжав зубы и твердо посмотрев на Берта, она обратилась к нему, — послушай, нам придется выманить эту тварь сюда и вместе с ним уехать из города. Дальше я с ним разберусь.
— Я сам разберусь, — резко отреагировал он. — Это мое право.
— Ты видел, он сильный огневик и более опытный, — покачала она головой.
— У нас есть порошок. — Берт со злой ухмылкой подкинул в руке мешочек. — Справлюсь, а ты подстрахуешь.
Побыв еще немного в домике, помогая девушке передвигаться и приводить себя в порядок, парень выскользнул и направился туда, где сидел похититель. Мужик уже прилично набрался.
— Эй, мистер Маркус, вы никак пьете? — заорал Берт почти сразу, как вошел в таверну, прикидываясь, что чрезвычайно раздосадован видом этого Маркуса. — Вам же велено было домик хозяйки до места довезти, а вы? Нехорошо. Ой как нехорошо! — Активно качая головой, он смотрел на наемника с осуждением.
— Я... чего... кто... пшел вон... — было все, что услышал он в ответ.
— Давно он тут? — поджав губы, спросил Берт у официантки.
— Часа три уж наливается, — брезгливо бросила женщина, недовольно оглядывая заставленный кувшинами стол и пьяного посетителя. Крепкий, скандальный, злой, хуже некуда иметь дело с такими.
— Да как же так! Мистер Маркус, вас же ждут! Вам же за работу заплатили, а вы здесь! — Чуть не плача, пацан бросился вытаскивать мужика из-за стола.
— Эй, эй, куда ты его? Платить кто будет? — подскочила к нему крепкая миссис из-за высокой стойки.
— А что, много он съел? — жалобно пролепетал парнишка.
— Съел немного, врать не буду, а налакался на серебрушку! — Тетка вызывающе посмотрела на сжавшегося пацана.
'На серебрушку быка напоить хватит', — зло подумал Берт, работающий по Гоблинской схеме обдуривания пьяных.
— Так мистеру Маркусу заплачено, сейчас я посмотрю у него. — Он при всех взял кошель, вытащил серебрушку и отдал стоящей как гора миссис. Стянул завязки кошелька и демонстративно вернул его на место. Он прекрасно видел борьбу в глазах женщины, решающей, сможет ли она выудить еще денег из незнакомца, но посетители чутко блюли, как обойдутся с пьяным. Каждый мог оказаться на его месте!
Дальше, сетуя на неисполнительность и подталкивая наемника к выходу, Берт довел его до домика. Втолкнув мужика внутрь, Элья с Бертом дали ему подышать порошком и почти ласково проводили до лавки. Запрягли лошадь, лишних привязали позади и спокойно выехали из города, показав бдительному стражнику нерадивого исполнителя, не доставившего домик по назначению. Берт был артистичен и убедителен, так что у ребят проблем не возникло. Отъехав подальше от города, они остановились переговорить.
Вставала проблема, что делать с наемником.
— Берти, если бы этот гад сейчас очнулся и полез драться, я, ни на миг не сомневаясь, убила бы его. Но пока он не нападает, я не могу. Как будто стою на границе чего-то очень важного, и если сделаю шаг, то обратно мне никак не вернуться будет и уже никогда не исправить того, что натворила.
— Тебе не надо ничего делать, отъедем подальше, я сам все сделаю, — сжимая кулаки и не отводя взгляда от развалившегося на скамье храпящего наемника, процедил Берт. — Эта падла жить не будет.
