Оружие Кроноса

— Мерлин, комнату проверить можно. Для этого требуется, всего-навсего, оторвать сам знаешь что от кресла, отнести оторванное к окну и открыть оное. Или ты считаешь, что и это я умею делать лучше всех?

— У меня есть вопрос, — заявила Ромуальдовна, когда Мерлин, открыв окно, вновь уселся в кресле. — Ваша Моргана — это та самая Афродита?

— Да, иногда её называют и так, — подтвердил Мерлин.

— Странно, вообще-то, — удивился Елубай. — Афродита, Венера, даже славянская Берегиня — это всё вполне положительные дамы. А вот о фее Моргане такого точно не скажешь.

— Я не специалист по сравнительному религиоведению, но попробую вам ответить. Тут всё дело в менталитете народов, которые её обожествляли. Для греков и римлян любовь неразрывно связана с сексом, можно даже сказать, что для них это одно и то же. Философы ещё видели какие-то различия, но на бытовом уровне понятия отождествлялись. Для древних славян любовь и секс были неотделимы от семьи, потому для них и Берегиня — в первую очередь хранительница дома, а потом уже символ секса. А вот в Британии тех времён господствовал взгляд на женщину, как на вещь. Если же она проявляла себя как личность, сразу же становилась врагом.

— Вагиня — ещё та личность, — фыркнула Ромуальдовна. — Глубокая, блин, и многогранная.

— Мы, вообще-то, обсуждаем оружие Кроноса, а не моральный облик Афродиты, — напомнил Сатана. — Или аморальный, не имеет значения.

— А ещё мне интересно, уважаемый Мерлин, где вы научились так хорошо говорить по-русски? — если Ромуальдовну что-то интересовало, никакой Сатана закрыть ей рот был не в силах.

— Я полагаю, что это тоже не относится к оружию Кроноса, — недовольно откликнулся Мерлин.

— В России он научился, — сообщил Сатана. — Неужели кто-то думает, что учиться говорить по-русски лучше в Саудовской Аравии?

— А зачем ему русский, если он живёт в Англии?

— Боги постоянно бывают в разных странах. Местные языки знать нужно, чтобы не обращать на себя внимания трёхмерных без необходимости. Живём мы долго, освоить нужные языки времени хватает. И вообще, каждый столько раз человек, на скольких языках он говорит.

— Класс! — пришёл в восторг Жора.

— Чему вы столь бурно радуетесь, Абрам Альбертович?

— Тому, что я два раза человек. На русском говорю и на английском. Английского, правда, не понимаю, но ведь говорю!

— Это не считается. Нужно понимать. Иначе получается, как у попугая. Он может говорить на многих языках, но ни разу не человек.

— Хорошо, — безропотно согласился Жора. — Тогда один раз. Мне хватит.

— Один раз не..., — начал Елубай.

— Заткнулись все! — рявкнул Сатана.

— Сам ты это слово, Бабай, — не послушался его Жора. — Особенно в таком халате. Вылитый...

— Кому-то жить надоело? — поинтересовался Сатана ледяным тоном. — Абрам Альбертович, вам хочется поговорить? Может быть, вы нам скажете что-нибудь на тему рассказа Мерлина?

— Вопрос, конечно, имеется. Я так понял, мистер Мерлин провёл на Берегине больше десяти лет. Ну, что тут сказать? Наверно, она уже тогда хорошо умела делать...

— Тварь! — завизжала Ромуальдовна и отвесила мужу звонкую пощёчину.

— Мерлин, убей этих полудурков, пожалуйста, — попросил Сатана. — А то я к ним уже немного привязался, рука не поднимается.

— Давайте лучше о деле поговорим, — предложил Елубай. — Если позволите, я кратко перескажу, что понял из рассказа уважаемого Мерлина.

— Пересказывайте, Елубай Нуртасович, — милостиво разрешил Сатана, чем поверг Елубая в некоторое удивление, поскольку тот считал, что оборот "если позволите" является чисто риторическим, и на самом деле позволения не требуется.

— К Мерлину явился какой-то грек-пифагореец, и продиктовал ему тексты смертельных заклятий против Зевса и Юпитера. Отсюда можно сделать вывод, что заклятия именные. О дальнейшей судьбе пифагорейца ничего не говорилось, но лично я думаю, что уважаемый Мерлин его прикончил. На всякий случай. Очень уж символичная фраза "ахеец нас покинул".

— Вы весьма проницательны, Елубай Нуртасович, — похвалил Мерлин.

— Примерно в то же время другой пифагореец передал оружие Кроноса Гераклу. Тот им, само собой, не замедлил воспользоваться. Зевс убит. Куда после этого делся Геракл? Кто-нибудь знает?

— Тоже убит, скорее всего, — предположил Сатана. — Я даже могу представить, как это произошло. Геракл убедился, что заклятие не работает против других богов, отыскал пифагорейцев, и потребовал, чтобы они дали ему универсальное. Они же ему вместо этого прочитали заклятие против Геракла. Всё, как недавно описывал нам уважаемый мистер Эйнштейн. Уважаемая Маша склонна считать, что Геракл Зевса не убивал, потому что не знал, что оружие Кроноса — это заклинание. Мне же теперь кажется, что милейший Геракл ловко сумел заморочить ей голову. Он был мастером по таким делам. Продолжайте, Елубай Нуртасович.

— Собственно говоря, у меня всё. Осталось только узнать, помнит ли уважаемый Мерлин текст тех двух продиктованных пифагорейцем заклятий.

— Не помню, конечно, — с сожалением вздохнул Мерлин. — Полторы тысячи лет прошло, не шутка! А человеческая память, как, впрочем, и божественная, несовершенна. Заодно хочу отметить, что вы блестяще в нескольких фразах передали суть моего довольно длинного рассказа.

— А вот ни хрена не блестяще! — возразил Жора. — Для начала, не "к Мерлину заявился какой-то тип", а "Мерлин сказал, что к нему заявился какой-то тип".

— Вы, кажется, сейчас обвинили меня во лжи, мистер Эйнштейн? — холодно осведомился Мерлин.

— Нет, но был очень к этому близок, — попытался его успокоить Сатана. — Вы, Абрам Альбертович, ведите себя осторожнее, а не то, неровен час, Мерлин вызовет вас на дуэль.

— Пусть вызывает, — заржал Жора. — Я всё равно не приду.

— Тогда он к вам придёт. Поверьте, для вас это ничем не лучше. В любом случае, Мерлин всегда говорит только правду.

— В отличие от тебя, Саурон, — уточнил Мерлин.

— Эта фраза была лишней, — обиделся Сатана.

— Извини, пожалуйста. Беру свои слова назад. А вы продолжайте, мистер Эйнштейн. Разумеется, всецело соблюдая рекомендованную Сауроном осторожность.

— Хорошо, пришёл какой-то мужик к Мерлину и сказал, что он ахинеец в пифагоровых штанах. Он тоже всегда говорит правду? Точнее, говорил, он же помер.

— Не уверен. Мог и соврать, конечно.

— Он продиктовал какую-то белиберду, и сказал, что это смертельное заклятие. А откуда известно, что это не рецепт самогона из абрикос на языке индейцев сиу?

— Я тоже об этом подумал, — признал Мерлин. — И потому проверил.

— Как? Зевс, он же Юпитер, помер без вас.

— Конечно. Я проверил на смертных. В римских легионах отыскались три Юпитера и один Зевс. Я прочитал им оба заклинания. Двое из них умерли на месте, двое других сразу же совершили самоубийство. Если кому интересно, легионер Зевс был среди тех, кто перерезал себе горло.

— Какой вы всё-таки жестокий, — расстроилась Ромуальдовна. — А ведь считаетесь добрым волшебником. Как мало мы знаем о добрых волшебниках.

— В те времена, миссис Эйнштейн, человеческая жизнь ценилась очень дёшёво. И, если честно, к нынешнему моменту подорожала совсем незначительно. Так что ваш упрёк я не принимаю. Что же касается моего рассказа, кто в нём лгал, а кто нет, обдумав как следует замечание Абрама Альбертовича, я пришёл к выводу, что Моргана меня не обманывала. Хотя, возможно, обманули её. Собственно, даже по её словам Геракл — записной врун и хвастун. Но так ли это важно для нас с практической точки зрения?

— Неважно, — решил Сатана. — Итак, похоже, что оружие Кроноса — это заклинание, убивающее человека или бога с определённым именем. Кстати, Мерлин, ты якобы эти два заклинания забыл, но, может, помнишь, они сильно друг от друга отличаются?

— Сильно. Я бы сказал, ничего общего.

— Примем к сведению, как говорится. Что скажут наши эксперты по оружию?

— Селектор цели определяется именем, — сообщил Жора. — То, что форма разная, так это понятно. Пули тоже разные бывают, есть бронебойные, есть разрывные, есть со смещённым центром тяжести. А ещё есть трассирующие. И всё это пули. Так, наверно, и с заклинаниями.

— Абсолютно бесполезное замечание, — отметил Сатана. — Елубай Нуртасович, слово вам.

— Я так думаю, текст заклинания есть функция имени жертвы и типа воздействия.

— Говорите проще, пожалуйста. Так, чтобы самым последним гуманитариям всё стало понятно.

— Попытаюсь. Выходит так, что заклятие очень зависит от имени того, на кого оно накладывается. Но ещё оно обязательно зависит от нужного действия. Мистер Мерлин упоминал, что на пиктов наложили подчиняющее. А ещё не надо забывать о заманухе. Вот и получается, что текст заклятия сильно меняется от случая к случаю. Это не просто подобие бланка, в котором почти всё напечатано, нужно только кое-что вписать в незаполненные места. Здесь наверняка нужна какая-то формула для расчёта, в том или ином виде.

— Точно! — заорал Жора. — Формула! Бабай, ты гений! Богородица говорила о том, что была формула заклятия!

— Шайтан, вы мне этого не сказали, — упрекнул Елубай.

— Забыл, — признал Сатана. — Точнее, не придал значения. А что нам даёт эта формула?

— Была бы формула — уже имели бы на руках оружие Кроноса. Её ещё отыскать нужно. Но зато теперь знаем, что именно нужно искать.

— Неплохая догадка, — заявил Мерлин. — Но бесполезная. Потому что во второй части своего рассказа я намереваюсь сообщить и о формуле тоже.

— Так приступай ко второй части, — предложил Сатана. — Не тяни время.

— Понимаешь, Саурон, у меня в горле пересохло, и я не смогу нормально говорить, пока кто-нибудь не угостит меня хорошим кофе.

Ругаясь на каких-то неизвестных языках, Сатана ушёл, забрав с собой общепитовский поднос. Мерлин сказал несколько слов о погоде в Австралии, но в этот раз Жора ему не позволил мучить окружающих глобальным потеплением.

— Сборная Англии не выйдет из группы на Евро-двенадцать, — уверенно заявил он.

— Как это не выйдет? — взвился Мерлин. — А кто нам помешает? Франция? Так это уже не та Франция! Команда у них слабенькая!

— Может, хозяева? — предположил Елубай. — Им частенько помогают судьи. Особенно на первом этапе.

О погоде больше не было сказано ни слова, но Ромуальдовне всё равно стало скучно. Возвращению Сатаны с чашечкой кофе она очень обрадовалась. Мерлин добавил в напиток сахар и сливки, сделал большой глоток и продолжил свой рассказ.

* * *

Не стану уверять, что оружие Кроноса меня совсем не заинтересовало. Те два заклинания, что у меня были, я проверил, они оказались работающими. Это я уже говорил. Но меня гораздо больше беспокоило не то, что я не имею этого оружия в своём распоряжении, а то, что его имеет кто-то другой, мне неизвестный, и в любой момент может его применить. Бессмертие — приятное свойство, и очень не хочется его лишиться.

Я выяснил о пифагорейцах всё, что смог. К сожалению, это была очень скудная информация. По всему выходило, что они напрочь исчезли с лица земли задолго до смерти Зевса. Якобы последние из них примкнули к сторонникам Платона, того самого, дружба с которым для Сократа оказалась дешевле истины. Отыскать прячущихся пифагорейцев мне так и не удалось. То ли они хорошо прятались, то ли я плохо искал, не берусь судить.

В конце концов, я решил, что глупо проводить бесконечную жизнь в безрезультатных поисках, и выбросил оружие Кроноса из головы. Ведь пока я занимался пифагорейцами, в Англии происходило чёрт знает что, да простит меня Саурон за это выражение. Кончилось всё тем, что остров был оккупирован норманнами, а законный король Гарольд — убит. Я же об этом узнал только через несколько лет, поскольку пребывал в Византии, куда меня привели мои поиски. Всё время мне казалось, что я вот-вот нападу на след, но выяснилось, что это не более, чем иллюзия и самовнушение.

Обидным было то, что норманнам, которых возглавлял герцог Вильгельм, никто из богов не помогал. Они действовали сами, то есть, я бы легко отбил их атаку. Мог я их выгнать из Англии и потом, но это уже не имело смысла. Норманны очень быстро буквально вросли в английскую жизнь, да и король Вильгельм оказался толковым монархом, так что я решил не вмешиваться.

Теперь, забыв о Кроносе и пифагорейцах, я просто наслаждался жизнью. Если стране грозила опасность, я незаметно оказывал помощь. Иногда, заскучав, записывался в армию, и в качестве простого солдата путешествовал по миру. Бессмертному ведь война не опасна, а в большой компании — веселее.

Иногда встречался с Морганой, мы даже пробовали пару раз позаниматься любовью, но, увы, удовольствия эти наши попытки не доставили ни мне, ни ей. Одному из нас требовалось на время акта любви отказаться от божественности, стать трёхмерным, а это рискованно. Понимаете, когда ты привык к собственной неуязвимости, даже кратковременный отказ от неё, даже одна мысль, что ты вот прямо сейчас можешь вдруг умереть, напрочь лишает уверенности в себе. Какая уж при этом любовь? Вся мужская сила блокирована страхом. О том, чтобы она сбросила божественность, и речи быть не могло, Моргана так сразу и сказала. Ума не приложу, как этот вопрос решают Яхве и Мария.

Вижу, вам это неинтересно. Действительно, кого волнует чужое горе? Тогда перейдём к эпизоду, который непосредственно касается оружия Кроноса, хотя поначалу эта связь не просматривалась. Наслаждаясь жизнью в Британии, я обычно выдавал себя за потомка какого-нибудь покойного герцога. Третий сын третьего сына. Необязательно именно так, но что-то наподобие. Титула нет и не предвидится, но — благородных кровей, а значит, вхож в аристократические дома. На всякий случай я всегда внимательно просматривал "Готский альманах", чтобы не ошибиться.

И вот как-то раз в Лондоне вновь появляется сэр Мерлин, ваш покорный слуга. Разумеется, все знают, что меня зовут Мерлин, но никому и в голову не приходит, что я — тот самый Мерлин. Перед этим я лет тридцать прожил в других местах, дабы лондонский свет успел позабыть прежнего сэра Мерлина, и ни в коем случае не узнал его в новом. Я хожу, со всеми знакомлюсь, все ахают, когда я рассказываю, что служил в колониальных войсках, а я там действительно служил, и вдруг разговор заходит о рыцарях.

Разговор общего плана, никого ни к чему не обязывающий. Кто-то говорит, что после Круглого Стола настоящих рыцарей уже и не было. Меня, как Мерлина, просят высказаться. Шутят они так. Я высказываюсь, что мне, трудно, что ли? Разговор мгновенно перескакивает на другую тему, и я отхожу от этой компании. Но замечаю, что за мной последовала одна леди. Я на неё ещё раньше обратил внимание. Очень уж она умна, почти как Моргана. И это она ещё пытается свой ум скрывать, дабы среди прочих леди не особо выделяться. Я к ней поворачиваюсь, намереваясь спросить, чего же ей угодно, но она меня опережает.

— Сэр Мерлин, я бы хотела переговорить с вами наедине, — шепчет мне она. — Не волнуйтесь о моей репутации, я слыву настолько эксцентричной особой, что мне уже ничего не повредит.