После Пламени. Ангбанд

О, да! Шум поднялся тогда на весь Ангбанд. Глор совсем ошалел от радости, пробуя, на что способно новое тело. Ну, и... допробовался. Ирбин потом долго его лечил.

— Брось! Полторы сотни лет прошло. Никто уже об этом не вспоминает. Кроме тебя. И я еще посмотрю, как поведешь себя ты, когда, наконец, воплотишься.

— Когда-нибудь, — я начал сердиться, — я расквитаюсь с Тилионом. И с его подружкой Ариэн тоже. За себя. За Властелина. За Ангбанд. За Эндорэ. Ладно уж, и за Глора тоже, раз он имел глупость привязать себя к земле. Придет время, когда я сброшу аманскую парочку прямо на скалы Тангородрима, а обе ладьи пригоню Властелину. Тогда даже ты поймешь...

— Многим из нас досталось в том бою, — вмешался Нэртаг. — Таринвитис тоже едва не лишилась облика.

— Ирбин! — двери распахнулись, и в подземный зал вошел Дарглуин, таща на плече оленью тушу. — Можно я угощу твоего подопечного?

Юный дракон моментально проснулся и подполз к самой решетке.

— Э-э, стой! Куда ты ему с рогами-то? Да с копытами, да со шкурой! Он же маленький, понимать надо!

Вот именно! Лучше бы мое будущее тело лишний раз покормили. Оно-то уже не маленькое. А будет еще больше. Намного больше. Властелин обещал.

Впрочем, на этот раз никто не обратил внимания на мое недовольство.

— Освежуйте, — приказал Ирбин двум оркам, которым "посчастливилось" оказаться на страже именно здесь и в это время. — И чтобы ни куска не сожрали! Не то сами отправитесь ему на обед.

Дракончик громко облизнулся. Судя по всему, его любимым блюдом была отнюдь не оленина.

11

Я не сразу узнал его. Слишком много времени прошло с последней встречи. Слишком не похож был очередной пленник, пригнанный орками, на светловолосого мальчика, с которым я когда-то дружил.

* * *

- Феанор!

- Айа, Фаниарон.

- А что я наше-ел! — серо-голубые глаза блестят. Фаниарон топчется на месте от нетерпения.

- Новый сплав? — оживляюсь я. - Или необычный камень?

- Это по твоей части, - он лукаво улыбается. - Я место нашел — такое... пойдем покажу!

- На, - приятель сует мне тонкую лепешку с завернутой в нее земляникой. - Поесть, небось, опять забыл за работой?

- Ум-мгу, - бормочу я с набитым ртом.

- Бежим!

- Здесь, - он показывает на, казалось бы, непроходимую стену кустарника.

- Да попроси ты — они пропустят, - смеется мой приятель.

- Вот еще! Я уже прошел, - огрызаюсь я, раздосадованный, что снова забыл о таком пустяке.

- Смотри! - Фаниарон хватает меня за плечо и разворачивает куда-то вправо.

- Потрясающе, да? — восхищенно шепчет приятель. - А за ним — вход в пещеру. Только надо нырнуть и проплыть немного понизу.

- Показывай, - я сбрасываю тунику и сапоги и прыгаю следом за ним в воду.

- Ну, как? — спрашивает Фаниарон, когда мы оба выныриваем внутри пещеры. - Думаю, тут никто еще не был.

- Там дальше еще красивее, - тараторит Фаниарон. - Только надо перескочить трещину, потом пройти по карнизу — он в полпальца шириной, представляешь? Потом подпрыгнуть, подтянуться и... Феанор! Да что с тобой опять?

- Подожди, - я нетерпеливо отмахиваюсь.

- Брось, дальше еще будут!

- Феанор, куда ты?!

* * *

Он это или просто кто-то похожий? Спросить имя? А стоит ли? Даже если новый пленник окажется Фаниароном, нет смысла ворошить прошлое. Не узнает он Феанора в Повелителе Фенырге. Не поверит мне.

12

Новичок освоился быстро. Правда, работать предпочитал как подмастерье, но с этого многие начинали. Потом все равно втягивались и принимались творить свое.

А вот взгляд нового подопечного все сильнее тревожил Феанора. Цепкий и мгновенно ускользающий взгляд того, кто твердо решил бежать и только ждет подходящего случая. Бунтовать пленник, впрочем, не пытался, от работы не отказывался, так что отправлять его к землепашцам повода не было. Значит, новенький уже успел выяснить, что из мастерских больше шансов вырваться на волю, чем из Плодовой долины.

Феанор выждал некоторое время. Вроде бы, чтобы дать упрямцу возможность передумать. На самом деле — чтобы получше приглядеться к нему. Впрочем, в этом Пламенный не хотел признаваться даже себе. С какой стати выделять одного из пленников? Был бы тот мастером выдающимся, еще стоило бы возиться. Но такие обычно бегать и не пытались. Очень уж богат был Ангбанд и камнями, и рудой металлов — что угодно найти можно. Подобного изобилия, пожалуй, даже в Амане не встречалось. По крайней мере, в одном месте.

— Подойди сюда... э-э-э... как тебя?

Пламенный тут же нахмурился, досадуя на себя за ненужный вопрос. Какая разница, кто этот нолдо? А вот же, не удержался!

— Фаниарон, — пленник подошел, выжидающе глядя на Феанора.

— Мехи раздуй, — буркнул мастер.

Отвернулся, делая вид, что выбирает инструмент, и пытаясь унять непонятную дрожь в руках.

Фаниарон. Значит, не обознался.

В тот же день Феанор объявил о походе в дальние шахты. Фаниарон вызвался одним из первых. Как и следовало ожидать.

13

— Ты собрался бежать, — сказал я, глядя в глаза пленнику.

Я не мог бы назвать его своим другом: слишком давно все было, слишком многое изменилось. Но и отпустить просто так тоже не мог. Хоть и не верил, что разговор что-то изменит.

Мы были одни. Пленные разбрелись по штрекам, только стук молотов время от времени доносился.

Фаниарон изменился в лице, но взгляда не отвел.

— Похоже, ты знаешь о моих намерениях больше меня. К чему тогда спрашивать?

— Тебя убьют, — предупредил я. — Может, быстро, если повезет. Но убьют точно.

— Это имеет для тебя значение, Фенырг? — он был бледен, но пытался дерзить.

— Это имеет значение для других пленных, — отрезал я. — За твою попытку бежать придется расплачиваться им.

— Лжешь, — Фаниарон усмехнулся, правда, усмешка получилась кривая. — Побегов было немало. Ты знаешь об этом. И Моргот знает: от воронов, от орков на заставах... от самих гор, в конце концов. Разве это повлияло на судьбу пленных?

— Один камешек может положить начало лавине, — возразил я, изо всех сил стараясь сдержать раздражение. — Мелькору пленные не нужны, а майар и орки только рады были бы от вас избавиться. Рано или поздно им надоест терпеть ваши выходки. Так ты готов оплатить свою свободу чужими жизнями?

— Вот это, — Фаниарон показал на стены подземелья, — ты называешь "жизнью"?

— Да. И это вполне подходящая жизнь для нолдор. Все условия для творчества. Почти как в Форменосе.

— Что ты можешь знать о Форменосе?! — вскинулся пленник.

Вместо ответа я рванул с запястья браслет. На мгновение мне показалось, что он прирос к коже — оковы, не украшение. Нет, послушался, соскользнул с руки. И второй тоже.

— Все! — выдохнул я, впившись взглядом в лицо бывшего друга. — Я создал его!

Фаниарон скривился, словно от боли.

— Тебе не подходит это обличье, — сказал он глухо. — Взгляд у тебя не тот. Феанор был мастером. Не только по искусности рук — по духу. А ты — снага при Морготе. Кажется, так орки называют мелких прислужников-недоучек?

Я зажмурился, чувствуя, что вот-вот не совладаю с собой и убью его. А когда снова открыл глаза, оказалось, что Фаниарон идет к выходу. Очень медленно. И явно ожидает удара.

Я не тронул его. Только смотрел в напряженную спину, пока он не скрылся за поворотом.

14

Я знал, что спастись из Ангбанда почти невозможно. Слышал рассказы землепашцев о немногих беглецах, которые долго плутали, а потом полумертвые выбрались к Плодовой долине. О том, что горы здесь все время меняются и обладают собственной волей. Кругами водят, играют с тобой, будто кошка с мышью. И костей нолдорских в них хватает. Только похоронить мало кого удается: не подобраться к телам.

А все-таки кто-то ведь мог вырваться на свободу! Узнать бы, какой дорогой...

Мне было страшно. Одно дело — мечтать о побеге, представляя, как оставишь позади ненавистную крепость, выберешься из лабиринта скал, осыпей и ледников, вернешься к своим. Другое — оказаться в кольце живых гор. Насмешливых. Равнодушных. Беспощадных.

Холодный ветер то дергал меня за одежду, то забрасывал волосы на лицо так, что они хлестали по глазам, то начинал подталкивать к краю пропасти. Я чувствовал, что выбиваюсь из сил, что скоро не смогу двигаться. И тогда горы выпьют из меня жизнь.

Я зажмурился, пытаясь успокоить колотящееся сердце. Нельзя так думать, нельзя! Если верно, что Ангбанд читает мысли, я же сам подскажу ему, как убить меня! Нет уж, пусть читает то, что нужно мне! Пусть выведет туда, куда я хочу.

Я подышал на одеревеневшие пальцы, судорожно сомкнутые на рукояти горняцкого молота, и заставил себя идти дальше. К цели — больше ни о чем думать сейчас не следовало. К оркам. Мне нужно к оркам. К заставе.

Я остановился. Впереди был карниз. Узкий, чуть шире ступни. Забава, а не препятствие... если бы я не замерз так. Хотя... скала тут неровная, и если идти впритирку к ней, держась за выступы, можно пробраться.

Я шел очень медленно, выверяя каждый шаг и зачем-то стараясь дышать потише. Вот... еще немного осталось. Впереди тропа расширялась. Теперь главное было — не спешить.

Я остановился, чтобы понадежнее ухватиться за выступ, перевел взгляд на склон, к которому прижимался, — и вскрикнул.

Прямо передо мной было чье-то лицо. Голубовато-серое. Искаженное от боли и ужаса. Мертвое. Вмерзшее в лед, затянувший скальную трещину, в которой нашел смерть этот нолдо.

Я отшатнулся и несколько мгновений мучительно балансировал на кромке пропасти. Удержался. До крови закусил губу и шагнул вперед.

— К оркам, — шептал я, смаргивая холодный пот, заливающий глаза. — Я хочу попасть к оркам.

15

Скучно. Нет войны — одни мелкие стычки. Что это за охота, если добычу, и без того скудную, почти всю отбирают для Властелина! Ну, зачем ему мясо? Все равно ведь не станет есть.

Развлечься с пленными редко кому удается, да и полакомиться ими тоже. Едва ли половине взрослых воинов, родившихся в крепости, довелось хоть раз попробовать, каковы на вкус квын-хаи. Едва ли четверть знает, что такое война. Настоящая война, не то баловство, каким стыдно заниматься уруку.

Старшие говорят: война будет. Старшие говорят: Властелин готовит великое наступление. Старшие говорят: скоро добудем много мяса для всех. Очень много.

Старшие знают. Только не знают, когда это всё, наконец, случится. Может, когда квыны расплодятся, чтобы на всех хватило?

Надо ждать. Ждать приказа. А Властелин всё никак не пошлет своих орков в бой. Скучно. До одури скучно.

Четверо воинов в кожаных доспехах играли в кости на седловине Восьмого Северного перевала. Еще четверо спали вокруг костра. А чем другим занять себя оркам среди пустых заснеженных гор? Между собой драться нельзя — об этом Повелитель Саурон узнает сразу. Говорят, ему ветер вести приносит. И птицы. Даже сами горы — они только на вид мертвые, а на самом деле с глазами, то всем известно.

Драться нельзя. Воевать не с кем. И дюжина дюжин страж до смены. Одна только радость и осталась у дозорных — кости. Скучно.

16

Нападать одному на четверых воинов было самоубийством. Но лучше погибнуть в бою с орками, чем в безнадежной борьбе с горами.

Я крался к врагам очень медленно: окоченевшее от холода тело слушалось плохо, я все время боялся выдать себя неверным движением. Дважды я оступался и замирал, ожидая: вот сейчас орки услышат шорох, встревожатся. Обошлось, не заметили. Чем они занимались, я так и не понял. По очереди бросали что-то на землю, азартно вскрикивали, хрипло препирались.

Я немного постоял за скалой: склон здесь заслонял от колючего ветра, и мне удалось немного согреться. Но долго тянуть было опасно, и я прыгнул. Молот с хрустом опустился на незащищенную голову одного из врагов. Двое уцелевших мгновенно откатились в сторону — туда, где лежали копья. Еще один вскочил сразу, заорав что-то. В его занесенной руке блеснул длинный кривой нож. Я успел первым: ударил орка молотом в лицо, перехватил клинок, который он так и не успел пустить в ход, и метнул в горло одному из копейщиков. Четвертый воин загородил мне путь. А за его спиной расхватывали оружие проснувшиеся заставщики.

Я сунул молот за пояс, подпрыгнул, ухватился за выступ, и принялся карабкаться по почти отвесному склону. Кузнец и ювелир я не слишком искусный, а вот в умении лазать по скалам мне с юности не было равных. И то, что в Амане было не более, чем забавой, в Эндорэ оказалось серьезным преимуществом. А в Ангбанде — возможно, единственной надеждой.

Я замешкался, ища за что зацепиться, и тут услышал звук рога: два коротких сигнала, затем один длинный. Эхо заботливо подхватило и усилило звук: горы были на стороне орков.