Животные знают то же горе. Она видела это раз за разом. Потеря универсальна. Ведь это — язык самой жизни.
Нет, она не "рассержена". Она в ярости. Когда Тулас снова схватил поводья, она выплюнула единственное слово. — Нет.
Он резко повернулся.
— Или ты решил ехать в одиночку?
Еще миг, и Кагемендра опустил плечи.
— Мы нашли след, — продолжила Шаренас. — Он ведет в обратную сторону, хотя, кажется, не совсем по нашему маршруту. Лорд Тулас, Калат Хастейн определил своим хранителям не одну только задачу. Мы, разумеется, должны узнать участь Фарор Хенд. Но еще мы должны подтвердить рассказ капитана Стоун. Можно вернуться сюда на обратном пути, но пока что наш план ясен — отдых и скачка к берегу, на запад.
— Тогда я намерен вас покинуть, — сказал Тулас.
Капитан отряда Беред, невысокий плотный мужчина средних лет, прочистил горло и вставил, сухо кашлянув: — Лучше всего оставаться вместе, лорд Тулас. Страна эта враждебна, и при всей вашей смелости вы не можете похвастаться близким с ней знакомством. Мы поддерживали вашу скорость, да, но напрасно. Теперь придется идти шагом, чтобы животные отдохнули. Потом отдохнем и сами. Воздух здесь дурной и будет только хуже.
— Она моя нареченная.
— И наша соратница. Друг любому из нас. Но мы питаем великую веру в ее способности, лорд Тулас. Если она все же погибла, спешка не изменит судьбы останков. Мы ее найдем, и будем надеяться, что в конце следа не будет мрачного зрелища. А пока что леди Анкаду права: мы должны ехать к берегу.
— К тому же, — сказала Шаренас, — неужели вы заехали так далеко, чтобы лишить себя зрелища Витра? Не желаете узнать смысл службы Фарор Хенд в диких землях? Не хотите собственными глазами узреть ее заклятого врага? Я это сделаю, хотя бы ради ее памяти.
Тут он вздрогнул, но не стал протестовать.
Тулас уже ощущал поцелуи смерти. Он вынесет новую потерю. Она видела, что мужчина вернул себе решимость, словно готов броситься в гущу терний; видела также, что к горечи примешивается некий намек на удовлетворение, даже наслаждение. — Верно сказано, Шаренас Анкаду. Рад, что вы здесь. — Безжизненный взор упал на Береда и других хранителей. — И вы тоже. Вижу в каждом напряжение — возможно, вы потеряли товарища. Мне ясно: нареченная нашла для себя достойный мир. Ваши старания — вот почтение к ней.
Ответ Береда был резким. — Мы надеемся, лорд, что через пару дней будем беззаботно веселиться в ее компании.
Тулас отвернул лошадь с пути. — Вы поведете, капитан, по слабому следу?
— Благодарю вас, лорд.
Шаренас и Тулас подождали, пока все проедут, и двинулись следом бок о бок.
— Считаете меня глупцом, — пробормотал он.
— В делах любви...
— Избавьте меня от этого, Шаренас. Вы отлично прочитали слабость моих нервов. Наречение было для меня наградой, а для Фарор Хенд — наказанием. Между нами нет тока любви. Но я сделаю ради нее все, что смогу. Мои ожидания невелики, я отброшу все цепи до того, как мы соединим руки. Пусть находит себе любовников, каких пожелает; пусть даже проведет все дни среди хранителей. Я не стану брюзжать над ее решениями.
— Но отдадите жизнь в ее защиту.
Он бросил косой взгляд. — Разумеется. Она моя нареченная.
— Боги благие, — тихо сказал она. — Ты настоящий дурак, Тулас.
— О чем вы?
— Сдержи гнев, пока я буду говорить откровенно. Нет, подожду, пока гнев испарится с твоего лица... Ладно, слушай. Дело не в смерти ради нареченной. Дело в жизни ради нее. Ты должен был отвергнуть предложение, зная достаточно о себе и грезах юной девушки. Ты сам сказал, это было наградой, и дар считался великим. А Дом Дюрав был жестоко перемолот в войнах, почти исчез — и за их потери был предложен другой дар. Значит, у Фарор Хенд не было выбора. Она должна была согласиться ради семьи — она приняла бы предложение любого знатного мужчины. Он нее ожидают наследников. — Шаренас внимательно всмотрелась в него и продолжила: — Возможно, ты ушел. От тебя остались лишь плоть и кости. Но этого достаточно. Понимаешь, о чем я?
— Почему ты поехала с нами? На поиски?
Она скривилась. — Признаюсь в жестокости и любопытстве. Но от тебя так мало осталось, Тулас, что игра не стоила свеч. Боюсь, я оказалась так же глупа. Так давай разгладим песок меж нами и начнем все заново. Если сумеешь.
Его кивок был уклончивым, что вполне понятно.
Он не замолкала: — Если друзья тебя бросили, я буду твоей спутницей. Если и такая связь кажется слишком крепкой — кивай в ответ на случайную улыбку, смотри в глаза. Можешь со мной без опаски говорить о чем угодно, я клянусь, что стану надежным хранилищем твоих секретов.
— А как насчет твоих секретов, Шаренас Анкаду?
— Увы, признаюсь, по большей части они недостойны. Но если настаиваешь, получишь их в изобилии.
Как ни странно, обветренное лицо сморщилось в улыбке. — Говорят, среди трех ты самая умная.
Она фыркнула: — Среди трех — едва ли славная победа ума.
— Ты будешь на стороне Урусандера?
— Не тратишь зря времени, Тулас.
Тулас издал непонятный звук и помотал головой. — Время? В избытке, пока мы готовимся. Но на любое дело его не хватает. Мы скапливаем груды времени, но восхищаемся умением его тратить.
— Ты целые годы готовился умереть, Тулас. Потеря времени? Очень явная.
— Я снесу уколы твоего языка и смахну кровь, если она потечет.
Шаренас поглядела на зернистый сумрак. Еще один день прошел, пришло время угасания света. — Калат Хастейн был стеной против мечущего аргументы Хунна Раала. Камень за камнем, и все лопаются и песком осыпаются вниз. Слова напрасные, как прах. Это было славно.
— Илгаст Ренд был медведем среди волков, но волки ничего не поняли.
— Ты знаешь, в чем его цель?
— Подозреваю. Он консервативен и все сильнее закаляется на своем пути. Его слова стали для Калата дополнительным оплотом, и стена даже не дрогнула.
— Мои сестры и кузины поддержат Урусандера, лишь бы уязвить Драконуса. Супруг лучше консорта, если ей суждено нами править.
— Дети склоняются к формальному союзу, когда речь идет о родителях. В их природе не любить любовника матери, каким бы он ни был. Среди Джелеков принято — когда самцы перетекают в форму волков — впадать в лихорадку насилия и рвать щенков соперника.
Шаренас поразмыслила, улыбнулась: — Мы делаем то же самое и называем это войной.
— Другие поводы не подходят?
Она пожала плечами. — Формы и правила помогают затемнять то, что по сути просто и банально. Да, ты спрашивал, на чью сторону я склонюсь. Я думала, но так и не решила. А ты?
— Я встану на сторону мира.
— Кто среди нас признается в обратном?
— Многие говорят о мире, но сердца их горят злобой. Они любят лишь насилие, расправу над врагами, и если нет подлинных врагов, они найдут кого-то еще. Интересно, сколь часто ненависть к Драконусу порождается завистью?
— Я думала о том же, — признала Шаренас.
Некоторое время они ехали молча. Жгучий в такой близости от Витра воздух горел в горле, щипал глаза. Они миновали трупы убитых волков, зверей скорее в чешуе, нежели в мехах. Хотя дней прошло немного, шкуры уже крошились, воздух разъедал торчащие кости.
Уже глубоко ночью Беред объявил остановку. Шаренас удивлялась, что хранители сумели не потерять давнишний след. Капитан спешился и вернулся к ней и Туласу. — Здесь Финарра Стоун пробралась среди камней, выходя с берега. Шаги ее были тяжелыми, поступь нетвердой. Нам лучше отдохнуть здесь, насколько это возможно в гнусной атмосфере, и спуститься к Витру на заре. Леди Шаренас, лорд Тулас, присоединитесь к нашей трапезе?
Солнце казалось раной неба, тускло отсвечивая на мертвенной поверхности моря Витр. Они рассыпались в линию вдоль обрыва, изучая россыпи покрытых выбоинами валунов. Прямо у берега простерся огромный безголовый остов. Рядом виднелся изуродованный труп коня Финарры Стоун.
— Значит, она говорила правду, — произнесла Шаренас. — Но как тварь с отсеченной головой могла двигаться, тем более атаковать?
Беред — лицо бледное и натянутое — покинул седло и схватился за меч у пояса. — Селад, Стенас, Квилл, с конями за мной. Готовьте копья.
Тулас что-то хмыкнул. — Капитан, зверь явно мертв. Плоть его гниет. Органы вывалились наружу и запеклись на солнце.
Не ответив, Беред пошел по природой проложенной тропе к берегу. Трое хранителей выбрали для себя другие пути.
Тулас соскользнул с коня и последовал за капитаном.
Шаренас перевела взгляд на Витр. Невинный вид, плохо скрывающий злобную натуру... Встав на стременах, она оглядела весь берег — вначале запад, затем восток. И нахмурилась. — Там что-то есть, — указала она рукой. — Тень, наполовину в воде, наполовину снаружи. Ни один валун долго так бы не пролежал.
Хранитель рядом с ней, второй по старшинству после Береда, свел лошадь вниз. Шаренас глянула на Береда и остальных. Они уже были у двух трупов; Беред, спрятав клинок, стаскивал седло с павшего коня. Оружие Финарры он успел подобрать и передать одному из хранителей. Тулас стоял в нескольких шагах и наблюдал.
В груди было тяжело, словно она курила трубку всю ночь; ядовитые испарения неприятно касались открытых участков кожи. В глазах зудело. Шаренас двинулась за солдатом. Догнала у берега и сказала: — У капитана ничего необычного. Кажется, существо совершенно мертво. Давайте поедем изучить нашу находку, а потом поскорее оставим это место.
— Витр не выбрасывает мусора, леди Шаренас.
— Кажется, теперь выбрасывает.
Ее слова явно вызвали беспокойство. Он вздохнул, кивнул. — Тогда поскорее.
Они послали лошадей в медленный галоп. Колючий песок под копытами звучал до странности гулко.
Оказавшийся примерно в четырех сотнях шагов объект выглядел угловатым, словно выброшенное судно, но гораздо больше любого виденного Шаренас корабля — хотя, честно говоря, корабли она видела лишь на иллюстрациях в книгах и кожаных свитках Форулканов, и размеры всегда вызывали сомнения, столь явно художник старался увеличить персонажей на палубе.
С одной из двух острых мачт свисали какие-то рваные полотнища. Вторая была сломана посередине, верхушка накренилась к песку.
Но, оказавшись ближе, всадники замедлили скакунов.
Не корабль.
Голос Хранителя был слабым от недоверия. — Я считал их сказками. Легендами.
— Думали, Мать Тьма опустилась до выдумок? Она прошла до Предела Темноты и встала на шпиле, окруженном хаосом. И когда она воззвала к хаосу, формы явились из дикости.
— Полагаете, он мертв? Должен быть...
Иллюстраторы пытались понять смутные описания Матери. Они старались вдохновляться крылатыми ящерицами, которые в изобилии обитали некогда в Великом Чернолесье, прежде чем служившие гнездилищами деревья были вырублены. Однако лесные обитатели были мелкими, не больше годовалого щенка гончей. Их называли элайнтами.
Мачты оказались костями крыльев, полотнища — тонкими мембранами. Острые углы означали суставы, расщепленные бедра. Но существо было совсем не похоже на тварь, напавшую на Финарру Стоун. Оно из другого кошмара. И раза в три крупнее.
Дракон. Существо из мифа, воплощение грезы о полете. Но... смотрите на его голову, длинную шею, словно тело змеи. Эти челюсти смогли бы проглотить коня целиком. Смотрите в его глаза, залитые кровью, словно черными слезами.
Хранитель натянул удила. — Капитан Беред должен видеть.
— Скачите назад, — сказал Шаренас. — Я же изучу его поближе.
— Не советовал бы, миледи. Возможно, свойства Витра таковы, что мнимое мертвым не остается мертвым.
Она метнула на него косой взгляд. — Интригующая мысль. Я намерена осторожничать, ведь очень ценю свою жизнь.
Солдат повернул коня и послал рысью, а затем и галопом.
Снова глядя на дракона, она подошла ближе. В пятидесяти шагах лошадь заупрямилась, так что она сошла наземь и стреножила скакуна.
Гигантский зверь лежал на боку, сверху видны были раны, десятки длинных ран, но нигде она не могла увидеть торчащих наружу белых ребер. А вот громадное брюхо было вспорото. Кишки вылились тяжелой грудой, порезанные и порубленные, словно кто-то неистово работал мечом.
Что-то еще лежало у раны в животе, среди разворошенного песка. Шаренас подошла.
Одежда. Доспехи в пятнах кислоты. Длинный тонкий клинок поблизости, черный от мяса. И... уходящие прочь следы.
Шаренас поняла, что стоит, не в силах сделать еще шаг. Глаза выискивали отпечатки, пропадавшие между валунов обрыва.
— Фарор Хенд, — пробормотала она, — кто сейчас идет рядом с тобой?
ВОСЕМЬ
— Нет никакой доблести во владении оружием, — сказал От, и вертикальные зрачки сузились до тончайших линий, пока он осматривал россыпь на выщербленной поверхности старого стола. — Все, что ты здесь видишь, есть разные вариации. Но общее гораздо важнее, Кория. Всё это аргументы железа. — Он обратил к ней осунувшееся, обветренное лицо, клыки в слабом свете приобрели цвет старого рога, а зеленоватый оттенок кожи напомнил медную патину. — Ты станешь избегать столь очевидных обманов. Для тебя железо есть язык неудачи.
Кория указала на разложенное оружие: — Но они ваши, учитель, вы часто носили эти аргументы.
— И за мной каждый раз оставалось последнее слово. Да. Но что я приобрел? Все больше груз лет на спине, все больше дней под бессмысленным солнцем, пустой ветер в лицо. Новые ночи под равнодушными звездами. Новые могилы, которые нужно посетить, новые тоскливые воспоминания. Кория, мои сны утеряли дар цвета. Уже давно мир, проходя перед очами, кажется лишенным жизни, и душа разрисована тусклыми полосами серого.
— Значит, вы устали, учитель.
От хмыкнул: — Глупое дитя. Ты мое единственное яркое пятно. Теперь слушай внимательно, ибо я не стану повторять. Мы должны покинуть это место.
— Боитесь возвращения Джелеков?
— Не смей перебивать. Ныне я говорю об ожидающем тебя воспитании, ведь все прежнее было лишь приготовлением. Вещи, которые ты должна узнать, выше моего опыта. Мы отправляемся на юг, туда, где пробуждаются силы.
— Не понимаю, учитель. Какие силы? Разве Джагуты не отказались от притязаний на власть?
От взял увесистый пояс с мечом в тяжелых кожаных ножнах. Опоясался, быстро поправил — и с гримасой снял. Оружие тяжело ударило по столу. — Азатенаи, — сказал он. — Кое-кто оказался неосторожным. Но я должен поговорить с сородичами. С теми, что остались. Прочие пусть гниют.
— Почему я так важна, учитель?
— Кто сказал, что важна?
— Зачем же вы потратили годы на мое учение, если во мне мало или вовсе нет ценности?
— Дерзость тебе идет, Кория, но ты всегда рискуешь ощутить на лице чужую руку.
— Вы никогда меня не били.
— И ты, как иные щенки-Джелеки, играешь без оглядки? — От приподнял тяжелую алебарду, отступил и широко размахнулся, пока клинок не врезался в стену, разбросав каменные осколки. Со звоном уронив оружие, он потер запястья.
— Вы будете дискутировать с сородичами?
— Дискутировать? Мы никогда не дискутируем, мы спорим.
— Железом?
Быстрая, дикая ухмылка осветила его лицо, чтобы исчезнуть миг спустя. — Как ни приятна эта мысль, нет.
