Путь домой. Главы 1-18

-...поймите же, советы погубят Россию! Это инструмент в руках безбожников-большевиков. Наверняка большевики работают на Японию. Из-за них случилась Цусимская катастрофа...

— Эка вы, батенька, хватили, — недоверчиво проговорил Кошелев. — План действий эскадры готовили под шпицем. Не подозреваете ли вы в большевизме великого князя Алексея Александровича?

— При чем тут "семь пудов августейшего мяса"? Я сказал ему, что пока эскадра Рожественского торчит у берегов Мадагаскара, японцы ремонтируют свои броненосцы — готовят встречу. Капал на мозги, пока князь не послал телеграмму адмиралу, чтобы кончали загорать. А какая-то падла упредила косоглазых, и они тоже поторопились вывести свой флот южнее Цусимского пролива.

— Вы, дражайший Василий Степанович, сильно поторопились, — Петр Сергеевич не удержался от менторского тона к своему протеже, ставшему начальником. — Японский адмирал Камимура, как и покойный Того, — не идиот, а эскадра — не иголка в стоге сена. Имеются подводные кабели и радиотелеграфные станции, очень удобные для британских союзников Японии. А телеграмма идет быстрее самого быстрого судна. Вот читайте, что пишет его высокопревосходительство адмирал Макаров.

Кошелев достал из папки переписанный набело текст адмиральской телеграммы, адресованной руководству православного союза. Старый моряк Степан Осипович не стеснялся в выражениях, демонстрируя виртуозное владение многоэтажными загибами. Красочные эмоциональные характеристики относились к проходимцам, зарабатывающим на православной идее, и к допившемуся до зеленых чертей генерал-адмиралу, внимающему означенным проходимцам. Макаров возмущался неразберихой в организации командования и противоречивыми приказами из Петербурга, сломавшими выработанную специалистами диспозицию. Выполнив приказ генерал-адмирала, Рожественский увел свою эскадру от Мадагаскара навстречу гибели, оторвавшись от эскадры Небогатова. Сам Макаров во главе владивостокской эскадры (усиленной остатками порт-артурской) увяз в крейсерской войне, препятствуя перевозке японских войск в Корею и Маньчжурию. Тем не менее, маршал Ояма взял Мукден и начал кровопролитный штурм Сыпингайских позиций. Лихие рейды владивостокских крейсеров мешали снабжению и армии генерала Ноги на Ляодунском полуострове, но предотвратить падение Порт-Артура не смогли: Стессель сдал крепость почти одновременно с гибелью эскадры Рожественского. Эскадра Небогатова наткнулась на броненосцы Камимуры уже после сражения. В отличие от Рожественского, Небогатов даже не пытался сопротивляться и спустил флаг, оценив превосходство японцев...

— Чтобы одолеть врага внутреннего, — степенно заметил отец Иоанн Восторгов, — с японцем надобно немедленно замириться. Опять же, мир — дело человеколюбивое и богоугодное.

Протоиерей Иоанн, известный чрезмерно набожным петербуржцам как Иоанн Кронштадтский, поддержал тезку:

— Россия больна смутой, крамола подтачивает духовные устои православной монархии. Посему требуется мир, чтобы исцелить язвы общественные. И мы, собравшиеся здесь духовные вожди православного союза, обязаны возвысить свой голос в пользу мира...

Впору было бы прослезиться от столь единодушного проявления христианских чувств, но Кошелев помнил, как те же самые святые отцы год назад с пылом Петра Пустынника требовали покарать японских язычников. А в папке лежали донесения агентов о крупных пожертвованиях, сделанных двум преподобным Иоаннам секретарем французского посольства. Воистину, золото — чудесный эликсир, превращающий свирепых ястребов в кротких голубей. Однако какая выгода французам подмазывать "духовных вождей"? Надвигающаяся революция и война с Японией отвлекали внимание Кошелева от европейских дел. Всё же по приобретенной в Женеве привычке бывший дипломат просматривал свежие номера наиболее известных газет на французском и немецком языках. Последнее время берлинские газеты — от официозных до откровенно бульварных — твердили об исторической несправедливости по отношению к Германии, обделенной при дележе африканских колоний. На днях кайзер Вильгельм объявил о предложении германского протектората марокканскому султану. Французские политики, считавшие Марокко естественным продолжением Алжира, были оскорблены в лучших чувствах. Самую непримиримую позицию занял министр иностранных дел Теофиль Делькассе, требовавший взять реванш за Седан. Делькассе произносил пылкие речи в парламенте, пытался улучшить отношения с Великобританией, основательно испорченные Фашодским инцидентом, напоминал Николаю II о союзническом долге (а также о долгах по кредитам). Однако пока Российская империя связана войной на востоке, царь мог помочь французам в случае конфликта с Германией только морально. Вероятно, правители Французской республики дали команду своим дипломатам максимально быстро добиться мира между Россией и Японией. Ну а взятка — средство испытанное. При этом французы сунули на лапу с истинно галльским изяществом: подмазывали не труднопредсказуемого Никитина, не великих князей с их непомерными аппетитами, а уважаемых духовных пастырей. Какая взятка? Боже упаси! Что вы! Всего лишь пожертвование на богоугодные цели! Впрочем, будучи не только высокодуховными личностями, но и ценителями прекрасного, французские дипломаты не обошли вниманием и Малечку Кшесинскую: "скромное" бриллиантовое колье, преподнесенное знаменитой балерине, окупится нужной Парижу позицией многочисленных любовников Матильды из числа императорской родни.

— Соратники, напомню, что святой старец Григорий стоит за немедленный мир, — вставил Иоанн Восторгов. — Денно и нощно молится за прекращение жестокой войны и увещевает государя.

Никитин побагровел и рявкнул:

— Я всегда был за мир! Россия должна собраться с силами, чтобы раздавить революционную заразу! А справившись с большевиками, мы сможем посчитаться и с японцами.

Кошелев оценил скорость, с которой Василий подправил свою позицию. Если продолжать упрямиться и стоять за продолжение войны на востоке, Распутин при поддержке церковных иерархов окончательно лишит "женевского пророка" влияния на императора. А битые японцами генералы и адмиралы — слишком слабая поддержка в закулисных интригах.

Петр Сергеевич прекрасно понимал, что рано или поздно мир с Японией будет заключен под давлением парижских кредиторов. Их возможности сейчас много выше, чем у безобразовской шайки и российских промышленников, снабжающих армию. Вот только чем обернется будущий мирный договор?

Глава 15. Две столицы

Ростислав прочитал газетную заметку и крепко выругался. Ма Ян с удивлением посмотрела на мужа.

— Пардон, любимая, не мог сдержаться. В Шлиссельбурге повешены Иван Каляев и твой знакомый бывший штабс-капитан Песцов. Подчеркну, Песцов тоже повешен, а не расстрелян: такая казнь для военного — случай экстраординарный. Честно говоря, я из нашей истории после декабристов могу вспомнить только на редкость мутное дело полковника Мясоедова во время первой мировой.

— Ничего не понимаю, — Ма Ян выглядела совершенно ошеломленной. — Песцов показался мне серьезным противником, профессиональным офицером на службе царского правительства. То ли Джеймс Бонд, то ли Лоуренс Аравийский в российском варианте. Верный служака.

— За профессионализм, видно, и погорел, — саркастически заметил физик. — Раз высунулся, будешь козлом отпущения. Традиция, понимаешь. Впрочем, для нас же лучше, если режим сам уничтожает свою опору. Лично мне жаль только Ивана Каляева. Настоящего героя, несмотря на эсеровские заморочки.

Как обычно по вечерам, Ма Ян и Ростислав долго обсуждали текущую политику — ничего другого не оставалось в условиях вынужденного безделья. Сменив после сражения в Хотькове несколько конспиративных квартир, пришельцы из двадцать первого века устроились на клязьменской даче, принадлежащей пожилому директору гимназии с либеральными взглядами. На девятом месяце беременности женщине приходилось быть осторожной. Физик беспокоился за жену — уровень доступной в дачном поселке медицины оставлял желать лучшего. При местной земской больнице постоянно жил только старый спившийся фельдшер, а врач бывал лишь наездами. По радио приходили сообщения от товарищей. В Лондоне прошел третий съезд партии, подтвердивший курс на революцию. В Петербурге сформирован Совет рабочих депутатов. Во главе — Троцкий. Хрусталев-Носарь с самого начала остался на вторых ролях, в отличие от известного Ростиславу варианта истории. Совет готовит всеобщую забастовку с политическими требованиями. Свобода слова, печати, собраний. Вроде бы элементарный минимум, давным-давно достигнутый во многих европейских странах и САСШ, но для варварской романовской империи — громадный шаг вперед. Надо выбить из царского правительства уступки, пока режим в состоянии нокдауна от военных поражений на востоке. Либеральная общественность собирает средства в забастовочный фонд. В Женеве профессор Филиппов при поддержке коллег из местного университета развернул работы по совершенствованию своего излучателя. Импровизированная лаборатория устроена за городом, в деревне Куантрен — на месте будущего аэропорта. Мощный аппарат уже достает лучом Монблан...

В дверь осторожно постучали. Ростислав схватил револьвер, взвел курок и вышел в сени. Ма Ян напряглась, аккуратно накрыла пледом заряженный пистолет-пулемет. Однако вместо выстрелов из сеней донеслись приветствия и радостные восклицания. В комнату вбежал доктор Федоров. Теперь Александр Иванович выглядел уставшим, с темными кругами под глазами, но веселым.

— Мадам, рад вас видеть в добром здравии, — врач поприветствовал Ма Ян. — А я, признаться, не смог усидеть в старой доброй Женеве, когда в России назревает революция. Купил у нашего общего знакомого бельгийский паспорт и диплом медицинского факультета Льежского университета на соответствующую фамилию — и в Варшаву, затем в Москву. Сдается мне, что скоро придется на практике освежить курс военно-полевой хирургии.

Разговор затянулся. Ростислав поставил на стол графин с вишневой наливкой, Александр — привезенную из Женевы бутылку граппы. Ма Ян, впрочем, ограничивалась крепким чаем. Между делом врач задал женщине несколько профессиональных вопросов. Физик оценил деликатность медика, достойную опытного психолога. Не то, что эскулапы XXI века, балансирующие между заискиванием перед пациентом и откровенным хамством.

Наутро "бельгийский доктор" пошел договариваться об аренде дачи по соседству. Федоров рассчитывал использовать медицинскую практику в дачных поселках вдоль Ярославской железной дороги в качестве удобного прикрытия революционной деятельности. Ростислав связался по радио с Андреем Вельяминовым и Ольгой, расспросил их о здоровье сына Вадика. Известие о приезде гостя из Женевы вызвало короткий смешок Оли.

— Я недавно нанесла визит Китти Игнатьевой, — пояснила московская собеседница. — Ее супруг, несомненно, страдает ипохондрией, обожает лечиться, но доверяет исключительно заграничным докторам. Так что наш уважаемый "бельгиец" имеет неплохие шансы на успех и гонорар.

Ростислав вспомнил, что муж Китти заведовал военными складами Мыза-Раево недалеко от Лосинки. Ма Ян достала маленький блокнотик и что-то написала карандашом.

После сеанса связи Ма Ян взяла блокнот, явно собираясь пояснить мужу свою новую идею, но пошатнулась и схватилась за край стола.

— Help me! Слава, помоги, кажется, начинается...

Физик подхватил жену и перенес на диван, лихорадочно вспоминая всё, что когда-либо читал по акушерству. Дрожащими от волнения руками Ростислав схватил шведские спички, разжег огонь в печи и поставил кипятиться воду. Как же позвать доктора Федорова? Выскочив на порог, физик выстрелил в воздух из револьвера. Мобильник системы "наган" сработал: вскоре Александр Иванович появился перед дачей. Врач изображал беспечного гуляку, но Ростислав знал про браунинг в кармане широкого плаща.

После короткого объяснения Федоров взял всё в свои руки. Ростислав взмок, ассистируя медику. Зато суета не давала сконцентрироваться на переживаниях за жену. Когда в полутемной дачной гостиной раздался крик ребенка, эмоций уже не осталось. Александр Иванович, широко улыбаясь, поздравил новоиспеченных родителей с рождением сына. Ростислав только молча кивнул в ответ...

...Маленький Всеволод наконец заснул, и измученная Ма Ян тоже смогла вздремнуть. Два месяца после рождения сына стали для родителей непрерывным авралом. Помня о недоступности большинства прививок и лекарств, обычных для двадцать первого века, Ростислав загонял только что нанятую прислугу, требуя максимальной чистоты. Нянька, мощная деревенская баба, считала физика барином-самодуром, искренне не понимая, для чего надо кипятить пеленки. Поэтому исполнение любого поручения приходилось проверять. Ма Ян, не доверяя никому, старалась делать всё сама и оказалась на грани нервного истощения. Почти каждый день Ростиславу приходилось гасить начинающиеся скандалы, проявляя чудеса дипломатичности. Хорошо, хоть удалось избежать крещения ребенка: относясь с отвращением к любой религии, физик предпочел купить липовое свидетельство у спившегося попа из деревенской церкви.

Сейчас, воспользовавшись краткой передышкой, физик стал разбирать посылку, доставленную связником из Женевы. Свежие номера "Искры" со статьями делегатов третьего съезда РСДРП, тщательно упакованные новые радиолампы и пружины для пистолет-пулеметов, письмо от Филиппова с описанием испытаний нового мощного излучателя — нечто вроде технического отчета, отдельный запечатанный пакет с аптечной наклейкой. Заинтересовавшись опытами Филиппова, Ростислав взял отчет, но его внимание привлекла надпись на пакете. Неразборчивая латынь читалась абсолютно однозначно — "героин". Неужели Ма Ян не выдержала дикого нервного напряжения после рождения ребенка и подсела на наркотики? От опасения за любимую женщину физик едва не потерял самообладание. Ученый громко выругался вслух.

— Тише! Севу разбудишь, — сонным голосом сказала Ма Ян.

— На кой черт тебе эта дрянь? — возмутился Ростислав, показывая на пакет. — Не насмотрелась на наркоманов в нашем времени?

— Слава, ты что? Подумал, что я заказала препарат для себя? — Ма Ян искренне рассмеялась, но затем сердито сказала:

— Хорошего же ты мнения о своей жене! Считаешь наркоманкой! Героин предназначен для нашей общей цели. Я еще в женевской библиотеке узнала, что это вещество сейчас продается вполне легально во многих европейских аптеках. Как, впрочем, и кокаин. Наркотик предназначен полковнику Игнатьеву, его доктор Федоров уже приучил к новейшему "бельгийскому препарату".

— Как-то это не очень этично, — физик покачал головой. — Хоть Игнатьев и монархист...

— Подумай, Слава, я же знаю — ты планируешь захват армейских складов в начале восстания.

— Ну да, на Мызе-Раево хватает винтовок и, главное, боеприпасов, чтобы вооружить минимум полк. Я восстановил контакты с рабочими-дружинниками, нашел сочувствующих революции офицеров. С их помощью выработан предварительный план операции. В день X самые подготовленные ребята с боевым опытом снимут ножами часовых, ворвутся на территорию базы и положат охрану из автоматов.