Иан К.Эсслемонт Пристань Мертвого Дома

Громадные пилоны из нескольких бревен каждый поддерживали пирсы между впадинами причалов. Его окатили дым и вонь отходов, а затем более приятные запахи готовящейся пищи, отчего Ларс чуть не сомлел. Члены команды, еще сохранившие силы, возились с парусами и готовили канаты.

"Буря" вставала к причалу на конце одного из пирсов. Ларс не видел здесь других судов такого же размера — лишь одномачтовые баркасы, лодки и плоскодонки, не способные к океанским странствиям.

Канаты полетели на причал но, брошенные слабыми руками, упали вниз. Однако местная команда подобрала их баграми; в то же время на причале начала развертываться двойная шеренга вооруженных солдат. У каждого был овальный щит за плечом, у каждого в руках зловеще покачивался арбалет. По приказу офицера первая линия встала на колено, прицелившись. Каллор наблюдал за происходящим, опершись руками о фальшборт, насмешливо усмехаясь.

Странное существо в доспехах вышло вперед двойной шеренги. Ларс счел его мужчиной, но потом подумал, что оно слишком тощее для человека. Лицо его было лишь рельефной железной маской, ноги обвивали железные ленты. У бедер висели два кривых меча. Существо воздело руку и Ларс пораженно увидел, что она тоже металлическая, искусно сделанная из нескольких сочленений.

— Ты, — раздался лязгающий скрипучий голос, — известен нам издавна. Тебе не рады на Мекросе.

Злодей лишь пожал кольчужными плечами. — Я не ищу неприятностей. Просто желаю торговать.

Ларс нахмурился. Торговля? Итак, не здесь их цель? Ужасное подозрение зародилось в нем: "Что, мы пойдем еще дальше?"

Вперед вышел еще один, бородатый старец с золотым обручем на лбу и заплетенными в косу волосами. — У тебя нет ничего, нам нужного, — крикнул он. — Убирайтесь, или перебьем всех.

— Как насчет рабов? Можете взять четверых из команды.

У Ларса отпала челюсть. Что? Рабы?

Старейшина оглядел собранную на палубе команду и покачал головой. — Слишком больные. От них не будет толка.

Ларс облегченно выдохнул, а вот чудовищный его хозяин вздохнул с явной досадой. — Отлично. За несколько бочек воды и провизии я отдаю вам ваше жалкое существование. Склонен думать, сделка честная.

Старейшина подскочил, как ударенный, лицо потемнело. — Шантаж! Мы не согласимся!

— Вспомни мой последний визит, — сказал Каллор скромно.

Руки старца сжались и разжались. Он бросал быстрые, оценивающие взгляды на железное существо рядом и недруга на борту корабля. В тишине Ларс различил странный жужжащий звук, словно за полосой воды крутились шестерни и звякали храповики.

— Кенг сможет побить тебя, — наконец провозгласил старейшина.

Каллор выставил палец. — Эта вещь меня не победит. Сам знаешь. А вот мне по силам потопить ваш бесценный город. Так что думай.

Старейшина покраснел, беззвучно шевеля губами. Наконец словно выплюнул сквозь сжатые губы: — Хорошо. Немного сушеной рыбы, фрукты, вода. Честная сделка — ты большего не стоишь.

Каллор усмехнулся и помахал пальцем. — Осторожнее, или я добавлю в заказ одну маринованную голову.

Градоначальник надменно заворчал и растолкал стражу, исчезая из вида. Зловещее существо Кенг остался: неподвижное, внимательное, жужжащее внутренними механизмами.

Каллор отошел от борта "Бури", хихикнул. Мертвенные серые глаза ощупали Ларса. Он поманил его к себе. — Ты, должно быть, рад. Скоро будет еда.

Ларс болезненно сглотнул и осторожно начал: — Так, милорд, мы не остаемся тут?

Злодей казался удивленным. — Остаться? Здесь? — Он презрительно засмеялся. — Что я могу найти в середине пустоты? Нет, нам на запад.

— На запад, милорд? Но куда же? — Ларс содрогнулся, ожидая удара за свою дерзость.

Однако седовласый Каллор лишь смотрел в названном направлении, задумчиво морщась. — Полагаю, южнее Квон Тали. Я пойму точнее, оказавшись ближе. — Окованные сапоги застучали по палубе. — Однако, если ты замыслил прыгнуть за борт и попытать удачи у мекросов, я буду огорчен. Это безжалостные и расчетливые людишки, они не готовы кормить тех, что не смогут отработать. Больных, вроде тебя, они попросту швырнут в садок с хищными рыбами. — Мертвые глаза окинули палубу и Ларса, чудовище безрадостно улыбнулось. — Итак, полагаю, у тебя больше шансов со мной. Если понадоблюсь, ищи меня в каюте. — Он кивнул и ушел, захлопнув за собой дверь.

Ларс схватился руками за голову и пал на колени, дрожа от рыданий. Кошмар! Жизнь его стала настоящим кошмаром. Что он натворил, чтобы заслужить такое?

Нет, так совсем нечестно!

Глава 13

По пути на юг, между ферм и степей Итко Кана Дассем и Коса устраивали поединки как можно чаще. Кроме этих упражнений, странствие казалось Дассему непримечательным; он заботился о Нере, кормил лошадей и следил за тылами каравана.

Вечерние отлучки стали столь регулярными, что по возвращении Дассем замечал понимающие взгляды и улыбочки. Если Косу и беспокоили чужие домыслы, она этого не показывала.

Через несколько недель он увидел в ней необычайно полезного партнера. Она была так хорошо вышколена, что ему пришлось признать: за год в Хенге он обленился, потерял, так сказать, заточку в отсутствие честного соревнования.

Однако, если он все сильнее уважал в ней необычайно опытную мастерицу боя, то сама женщина становилась более формальной, холодной и отстраненной. Сначала он удивился, потом решил: это потому, что совместное путешествие вскоре подойдет к концу.

Этим вечером по пути к уединенному месту упражнений в мечевом бое Коса стала еще спокойнее и вежливее. Он не удивился. Через три дня караван должен был достичь Федела, откуда он планировал направиться в Хоран, чтобы нанять на побережье корабль на Малаз. Возможно, ни ей, ни ему больше не найти партнера подобного уровня. Как и он сам, она огорчалась такой перспективе.

Они нашли усыпанный гравием берег ручья. Белесые голыши блестели в серебристом лунном свете, вода булькала и громко журчала, заглушая жужжание ночных насекомых. Летучие мыши скользили над головами, нацеливаясь на особенно громкие хоры.

Коса встала к нему лицом, деревянный меч остался за поясом. Расписная маска казалась темным овалом, длинные волосы рассыпались. Кажется, сегодня она смотрела на него с особенным вниманием.

— Схватка будет последней, — сказала она.

— Я пока не уезжаю, — возразил юноша. — Время еще есть.

Она потрясла головой. — Нет. Больше никаких упражнений. Мы видим друг в друге равных соперников. Я удовлетворена, как и ты. Потому нужно решить вопрос.

— О чем ты?

— Для моего народа, сегуле, иерархия важнее всего. Все знают свое место. — Она указала на себя и на него. — Нужно установить наши ранги.

Он показал головой. — Меня подобные вещи не заботят.

Она выставила ногу, глаза за маской сузились. — Отнесись к этому серьезно.

Он беспомощно обозрел тьму. — Коса, я... Ну да ладно. — Он развел руки. — Ты победила. Сдаюсь.

Она столь резко взмахнула клинком, что зашипел воздух. — Говорю тебе — я заставлю тебя защищаться! Не смей пренебрегать. Сражайся изо всех сил, иначе я не отстану.

Он так и не вытащил клинка. — Коса, прошу... к чему это?

— Это необходимо мне, — бросила она и атаковала.

Меч вознесся над головой, сандалии женщины зашуршали по гравию... и все же он не двигался. Деревянный меч бешено метнулся к его шее, только чтобы быть перехваченным в последний миг.

Он скользнул назад, держа клинок перед собой; было очевидным, что меч Косы перебил бы ему шею, не сумей он отразить выпад. — Прошу.

Она напала снова, без промедления, не сдерживая сил и скорости. Атака должна была заставить его отступить — что Дассем и сделал, идя по кругу. Ее мастерство удивляло: он жил недолго и не встречал никого, равного ей — кроме, разумеется, наставника. Ее также учили лучшие, она встречалась с самыми опасными противниками.

Однако он имел возможность несколько недель изучать ее технику и, хотя та казалась почти безупречной, он заметил одну слабость: некую слепоту к разнообразию. Похоже, ее учили работать лишь в одном, хотя и экстраординарном стиле.

Тогда как его тренировки позволяли открыться непостижимому.

Итак, он решил обороняться, позволив ей растратить первые резервы, хотя и не думал, что она выдохнется. Стойкость в ней не уступала мастерству.

Они кружили, скрипя гравием, стуча и скрипя мечами. Возможный зритель не смог бы разобраться в причудливом рисунке обманных маневров, выпадов и отражений.

Дассем ни разу не сражался на мечах так долго. Как сказали бы опытные бойцы, почти все дуэли длятся один-два раунда. Превосходство или удачливость быстро показывают себя.

Они имели время ознакомиться с потенциалом и стилем друг друга. Это устранило главнейшую причину быстротечности схваток — непонимание истинных возможностей противника. Суровое обучение избавило обоих от таких обыденных пороков, как самоуверенность, импульсивность и склонность к панике.

Коса продолжала напирать, и он понял, что придется победить честно. Никакая притворная сдача не удовлетворит ее. Тогда он начал отступать быстрее, вдруг изменив стойку и перейдя к атакам. Теперь отходить пришлось ей.

В разгар наступления он резко перешел к иному стилю, еще не показанному ей: грубой и напористой технике Южной конфедерации. Да, ее удалось удивить — на миг. Но и мгновения оказалось достаточно, пробы провести клинком по предплечью. Она отскочила и замерла, тяжело дыша всей грудью. Подняла деревянный меч к маске, признавая поражение. Резко сунула клинок в петлю за спиной. Оба понимали: в дальнейшем поединке такая рана, пусть не смертельная, серьезно повышала шансы Дассема. Схватка окончилась.

Он вложил меч. — Превосходный бой, — начал он, но Коса лишь отвернулась и пошла в сторону, облитая лунным светом. Он хмуро поспешил следом. — Прошу, не огорчайся. Победить должен был один.

Он удивился, видя, что она не сняла маски, даже утирая лицо. — Ты не понимаешь.

— Так объясни.

Она схватилась за перевязь. — Среди моего народа, — сказала женщина хрипло, — я имела высокий ранг среди самых умелых. Теперь придется от него отказаться.

— Потому что проиграла чужаку?

— Потому что проиграла.

— А. — Он некоторое время шел молча. Ночной ветер стал холодным, он наслаждался тем, как воздух гладит потное лицо и освежает мокрую рубаху. — Не суди себя слишком строго. Нельзя мерить себя по нынешнему поражению.

— О? И почему же?

— Потому что я особенный.

Губы ее насмешливо скривились. Она мельком глянула на молодого человека. — Прости, но это звучит напыщенно.

— Но правдиво. Битва была неравная.

— Почему?

— Потому что я уже мертв.

Она застыла среди травы. Он удивленно замер рядом. Женщина всмотрелась в него и покачала головой: — Теперь ты говоришь как безумец или обманщик.

— Нет, я говорю правду. — Он показал вперед. — Иди со мной, и я расскажу то, о чем не говорил никому.

Она не сдвинулась в места. — И что это за история?

— О моей юности.

Она опустила ладонь на эфес деревянного меча и окинула взором пустынные шуршащие травы. Полночь еще не наступила. Коса резко выдохнула и пошла дальше. — если так нужно.

— Я рожден в саванне Даль Хона. Никогда не знал отца. Наша деревня стояла в районе сухих пещер, бездонных колодцев и ущелий. Мы, дети, уходили туда, чтобы играть в грабителей, пиратов и поборников. Так начались мои скитания.

Однажды мы заигрались среди пыльных расселин и оврагов. Тьма спустилась быстро, как бывает на экваторе. Поняв, как безрассудство вовлекло нас в беду, мы бросились к деревне. Я, самый молодой, оказался позади всех. И услышал клич охотящегося леопарда ближе, нежели когда-либо раньше.

Разумеется, мы завопили и помчались в слепом ужасе. Хищники каждую ночь обходили границы деревни, и у каждого был кузен или сосед, сожранный ими.

Коса вынула меч и начала сшибать высокую траву. — Не говори, что тебя съел леопард.

— Нет. Случилось кое-что более странное. Во тьме и панике я упал в один из природных колодцев, что усеивали склон холма. Упал вниз головой и ударился. — Он смотрел в звездное небо, хмурясь воспоминанию. — Встал — голова кружилась от удара — и побрел по полным тумана пещерам и тоннелям. Не знаю, долго ли я блуждал. Помню лишь, что упал, поддавшись боли, усталости или даже голоду.

Он глянул на Косу, ожидая недоверчивого комментария, но та молчала, удовлетворенная ролью слушателя. Он продолжил: — Очнулся от света костерка, и был я не один. Кто-то сидел напротив, за огнем. Сначала я решил, что это истощенный человек, но потом понял, что передо мной давно высохший труп, вероятно, другая жертва провалов. Он сказал: если я хочу выбраться и вернуться к семье, нужно побороть его — и бросил мне старый, ржавый крюк-меч.

— И что ты сделал? — сказала Коса, и удивление сделало ее голос ломким.

Дассем засмеялся. — Сначала я побежал! Я искал выхода в каждой пещере. Но выхода не было. Выбраться можно было лишь через него. Тогда я взял старый меч и напал на него.

— И что? — выдохнула Коса.

Он пожал плечами. — Разумеется, он сбил меня. Когда я встал, он поправил мою хватку. Показал правильную позицию. — Он прерывисто вздохнул, словно ужас тех дней без света ожил вновь. — Так и было. Раз за разом. Иногда я засыпал. Когда пробуждался, у костра был готов ужин — жареная змея или ящерица, горсть протухшего от старости риса. А потом мы снова начинали биться.

Шли дни, и я понимал: никогда мне не одолеть эту тварь, что ни сделай. Я бросил меч и сказал, что не буду подчиняться ему. Что он должен отпустить меня.

— И что было? — снова спросила Коса.

Он пожал плечами. — Труп ударил меня. Очнувшись, я повторил свои слова. Он вновь ударил меня. Так продолжалось долго; но потом, по неведомой причине, он сжалился и отпустил меня.

— Понятно, — сказала Коса вежливо. — Так почему ты особенный? Не такой, как другие мастера меча?

Они остановились, ибо подошли к стоянке. Лампы и факелы сияли среди фургонов и палаток, будто упавшее наземь созвездие.

— Это было лишь начало, — ответил Дассем, протяжно вздохнув, будто готовясь к чему-то. — Я вернулся в деревню. Вне пещер тоже было темно, уже спустился вечер. Я вбежал прямо в родную хижину. Мать, как обычно, готовила ужин в каменном очаге. Я вошел в круг света и протянул руки.

Он помолчал, отвернувшись, и резко вздохнул. — Мать подняла голову. Глаза удивленно раскрылись. И она закричал, объятая крайним ужасом. — Изыди, призрак! — провизжала она. — Выходец! Чудище! — Мои слова не помогли делу. Она начала бросать камни. Собрались соседи, тоже закидав меня мусором и камнями. Меня изгнали из деревни, вопя, что призраки возвращаются, дабы терзать живых.

Он замолк, судорожно всхлипнув, и сжал стертую уже рукоять деревянного меча, пока не побелели костяшки пальцев. Коса безмолвствовала, следя, глаза не были видны под расписной маской. Вскоре он откашлялся и продолжил: — Потом я узнал, что прошло четыре месяца. Все решили, что меня забрал леопард. Были похороны. Я посетил свою могилу.