Она усмехнулась. Люди всегда так боялись сквернословить в пределах слышимости от неё — школьной учительницы! из Бостона! — что звуки ругани даже освежали. На самом-то деле, несмотря на её чопорно-официальную внешность, Мелисса Мэйли отнюдь не была ханжой.
Упоминание Джеймса на мгновение заставило ее мысли повернуть в другую сторону. Она смотрела в темноту, вспоминая его лицо. И теперь, впервые с того момента, как она его встретила, понимая, насколько ей понравилось картина, стоявшая сейчас перед её мысленным взором.
Очень неплохо. Те же грубовато вырезанные крупные черты лица, которые, возможно, были бы уродливы в другом человеке, казались мужественными и привлекательными, когда через них проглядывал интеллект и чувство юмора, столь характерные для Джеймса.
Ее мысли, должно быть, были не такими уж затаенными, как ей казалось. "Джеймс" — пробормотала она. Произнеся его имя с интонацией, которую можно было бы назвать оценивающей.
Она не заметила быстрого, наполовину удивленного взгляда, которым обменялись Майк и Ребекка. Ребекка откашлялась.
"Очень привлекательный человек," сказала она мягко.
"Вдовец," добавил Майк.
Мелисса фыркнула. "Майкл Стернз, вы выглядите абсолютно нелепо и противоестественно, выступая в роли свахи для вашей бывшей школьной учительницы."
Майк усмехнулся. "Верно" — признал он. "Ну и что? Вы могли сделать намного худший выбор, чем Джеймс Николс, мисс Мэйли."
"Я уже делала намного худший выбор" — сказала Мелисса — "Боже, мои мужья..."
Она с сожалением покачала головой. После того, как второй брак Мелиссы потерпел неудачу — так же быстро и пагубно, как и первый — она ограничила свои романтические взаимоотношения случайными и очень короткими связями. В их числе не было ни одного жителя Грантвилля. Обычно это были такие же, как и она, школьные учителя, с которыми она встречалась на профессиональных или профсоюзных конференциях. Живущие где-то далеко, случайно встреченные, а интрижки с ними были... безопасны. Ей было пятьдесят семь лет, и последний раз такая история случилась...
Снова, она была поражена. Так давно? Пять лет?
Внутри неё начали пробуждаться давно знакомые, но полузабытые чувства. Очень активно. Мелисса даже не сдержать улыбку, расплывающуюся на её лице. Совсем не пыталась.
Ну и ну! Кто бы мог подумать? Полагаю, что я, в конце концов, не такая уж засушенная вобла, какой казалась самой себе.
Теперь, когда эти новые мысли загнали ужас в какой-то темный угол, ее настроение быстро поднималось. "Я должна буду подумать об этом" — пробормотала она и усмехнулась: "Вам обоим, как мне кажется, надоело наводить тень на плетень и пытаться скрыться от самих себя."
Ребекка, возможно, немного покраснела. В темноте было трудно сказать, учитывая смуглоту её лица. Но когда она заговорила, ее голос был ровен и невозмутим.
"Да, вы правы." — она заколебалась — "Я надеюсь, что мой отец..."
"Я бы об этом не волновалась" прерывала Мелисса. Она поднялась на ноги, опираясь на плечо Майка. "Лично я рада это видеть, и подозреваю, что Бальтазар испытывает сходные чувства."
Майк и Ребекка поднялись вместе с ней. Все трое медленно направились ко входу в школу. Прежде, чем они добрались туда, Мелисса, движимая каким-то импульсом, повернула и пошла в сторону школьной стоянки. Она хотела видеть что-то сверкающее и чистое и решила полюбоваться на луну. Майк и Ребекка последовали за ней.
"До сих пор я испытываю какое-то странное ощущение" — сказала она — "луну, всходящую с того направления. Кольцо Огня, кроме всего прочего, развернуло нас относительно сторон света."
Ее взгляд опустился и упал на окна кафетерия. Она увидела Гретхен и ее семью. Они закончили есть, и теперь глазели на люминесцентные лампы на потолке. Влюбленно смотрели на них, если быть более точным. Все они встали, чтобы ближе рассмотреть эти новые чудеса.
Все, кроме Гретхен. Она тоже стояла — она была выше любого из них — но она не смотрела на лампы. Она смотрела на Джеффа, улыбаясь.
"Развернуло нас" пробормотала Мелисса. Она снова погрузилась в глубины своего сонания, исследуя их, как аквалангист исследует подводную пещеру. Гнев почти прошел, и она нашла то, что ей было сейчас нужно.
Снова пришло облегчение и, вместе с ним, внезапное ясное понимание. Теперь она знала, что сделать. Мелисса Мэйли была учительницей, а не палачом. Строителем, воспитателем. Человеком, который указывал выход из ситуации, а не цензором-запретителем.
Она подняла вверх руки. Тонкие, с длинными пальцами. Изящные руки, несмотря на коротко отрезанные ногти.
"Как ты думаешь, Майк? Они похожи на руки, предназначенные махать мечом возмездия? Формулировать законы? Запрещать то, запрещать другое?"
Майк хмыкнул. "Едва ли." Он глубоко вздохнул. "Почему бы вам не оставить это на мою долю, Мелисса? Если и есть хоть одно преимущество в том, что я был профессиональным боксером, так это то, что я буду знать, когда я смогу нанести удар." Он поглядел на ее аристократические руки. "Вы не будете."
Она опустила руки. "Я пришла к такому же выводу." В её словах звучала окончательная определенность. Она взяла Майка и Ребекку за руки и повела их к дверям. "Мудрость начинается с осознания того, что нам не под силу. Я осознаю свои. Я знаю, что я могу сделать, и что я не могу."
Майк внезапно замедлил шаг. Мелисса поглядела на него, затем посмотрела туда, куда устремился его взгляд.
Гретхен была ясно видна через окно. Она ругала одного из детей, грозя ему пальцем. Очевидно, мальчик попробовал забраться на один из столов кафетерия, чтобы поближе рассмотреть лампы дневного света. Быстрота, с которой его сдуло со стола при виде Гретхен, была совершенно комичной. Мелкий лесной дух, повинующийся богине.
Она похожа на Тевтонскую богиню, подумал Мелисса. Даже в купальном халате. Отмытые, ее волосы оказались светлыми. Темно-русые, но достаточно светлые. Длинные локоны обрамляли лицо, выходившее за пределы стандартных определений красоты только потому, что его черты были очень резкими. Грозящий палец был частью крупной и красивой, исполненной силы, руки, переходящий в безупречно вылепленное мощное плечо. Вся она была сложена подобным образом. Ее грудь, огромный размер которой не мог скрыть тонкий купальный халат, торчала вперед, как будто поддерживаемая доспехами. Мелисса, помня обнаженное тело Гретхен, знала, что остальные части тела были под стать тому, что было открыто взгляду.
"Кто это?" спросила Ребекка. Ее глаза расширились. "Это — та самая женщина...?"
Мелисса кивнула с нескрываемым удовольствием. "Да, это она. Вы уже слышали эту историю, как я понимаю?"
Ребекка кивнула. "Майкл мне уже рассказал. Женщина, которая спрятала своих сестер в выгребной яме — и затем стояла там, в полный рост, ожидая...", Она дрожала. "Я едва могу вообразить такую храбрость."
Майк ещё несколько мгновений созерцал Гретхен через окно, и затем добавил: "Господи Иисусе, ну и Валькирия."
Мелисса покачала головой. "Нет, Майк. Ты абсолютно неправ." Она нахмурилась. "Валькирии!" Она выплюнула это, как будто это определение было ругательством. "Оставьте на долю больного и извращенного воображения Ричарда Вагнера прославлять валькирий."
Она снова взяла своих компаньонов под руки и направилась к дверям. "Валькирии — всего лишь стервятницы. Поклоняющиеся смерти. Их называли 'отбирающие мертвых', как будто это было чем-то, чем нужно гордиться."
Она резко остановилась. Ее вытянутый палец указал на Гретхен.
"С другой стороны, вот эта молодая женщина действительно является чем-то грандиозным и великолепным. Эта женщина — 'отбирающая живых'."
Она вздохнула. "Я знаю, что я могу делать, и что не могу. Я знаю, в чем мы нуждаемся, и что я могу дать. Я могу помогать им. Я могу преподавать. Я надеюсь, что я могу направлять подрастающее поколение. Но я не могу сделать того, что делает она." Легкое пожатие тонких плеч. "Даже если бы я не была слишком стара, я не могла бы сделать этого. Я не произошла из этого мира, и, даже если бы я была отсюда..."
Она повернула голову, глядя на север. Там, за холмами, было поле битвы. Ее следующие слова были сказаны шепотом. "Я никогда не могла бы быть достаточно крутой, или достаточно храброй. Я — не трусиха, но сделать что-то подобное... нереально. Я подохла бы сама, задолго до того, как смогла бы спасти кого-либо еще."
Мелисса улыбнулась. В её лице была абсолютная умиротворенность — улыбка человека, находящегося в мире с самой собой. "Этому нашему новому миру не требуется стареющая радикалка-шестидесятница. Во всяком случае, в любом качестве, кроме советницы. Мы вернулись к самому началу, когда всё это зарождалось. К дням аболиционистов и Подземной Железной дороги. Сенека Фаллс и женщины-первопоселенцы."
Ее улыбка превратилась в усмешку. "Мелисса Мэйли, безусловно, протянет руку помощи, но она — не то, что нам действительно нужно. То, в чем мы действительно нуждаемся — новая Харриет Табмен."
Она улыбнулась женщине в окне. "И я на самом деле полагаю, что, скорее всего, нашла ее."
Гретхен снова глядела на Джеффа. Он больше не уклонялся от её взгляда. О, нет. Наоборот. Он, в свою очередь, смотрел на нее. Как агнец, молящий, чтобы его отвели на заклание. "Разумеется, для начала я должен помешать ей продать себя очередному солдату, чтобы поддержать семью. Это повредит ее имиджу, если она начнет новую жизнь, как лагерная шлюха. Снова."
Теперь Мелисса маршировала к двери, таща их за собой. Ее босые ноги ударяли по тротуару, как армейские ботинки.
Майк захихикал. "Я сгораю от желания узнать, как вы планируете это сделать."
"Что такое Сенека Фаллс?" спросила Ребекка. "И кто такая Харриет Табмен?"
К тому моменту, когда они подошли к двери, Мелисса уже начала объяснение. Ей едва хватило времени до начала заседания, чтобы коснуться темы. Но ее слов было достаточно, Но ее слов было достаточно, чтобы заставить Майка и Ребекку начать обдумывать вставшую перед ними проблемю. И этого было достаточно. Два самых выдающихся политических ума современности — которыми они являлись, даже если они сами еще этого не поняли — подхватят идею и преобразуют её во что-то могущественное и сильное.
Вот почему, годы спустя, Мелисса Мэйли находила удовольствие в воспоминаниях о луже рвоты. Из этой тошноты родилось нечто драгоценное для ее души — и столь же драгоценное для тысяч других душ.
Инквизиция, конечно, была совсем иного мнения. Так же, как и множество баронов и епископов, и каждой охотник на ведьм, сколько их было в Европе.
Глава 24
Беспокойство Мелиссы по поводу имиджа Гретхен, как оказалось, было напрасным. В конце концов, эта коллизия разрешилась вследствие возникновения другой.
Конечно, это было компромиссное решение, как это обычно и происходит. И неполное, как это обычно и происходит. Но, как часто случается, оно открыло дверь — пусть даже узенькую щелочку — для множества последующих решений.
Мелисса, в некотором смысле, сыграла роль в последовавших событиях. Не непосредственно, не в качестве активного участника. Тем не менее, её роль была не такой уж и маленькой. Та самая роль, которую всегда играют учителя. По крайней мере, хорошие учителя, а она была действительно превосходным педагогом. Та же самая роль, в своем роде, которую играют родители. Родители, дяди, тети, бабушки, дедушки — если разобраться, то даже продавец в магазинчике на углу, который, в минуту праздности, высказывает свое мнение о том, как должен быть устроен мир, ребенку, пришедшему купить банку колы.
Хороших мальчиков, как плохих, формирует жизнь. Процесс этот несовершенен, и довольно часто отклоняется в ненужную сторону. Форма для отливки может быть кривовата, с потрескавшимися стенками, или просто сломанная — но это, тем не менее, форма, в которую отливается характер.
Грантвилль, Западная Вирджиния был почвой, которая произвела Джеффа Хиггинса. В конце концов, это была литейная форма не хуже любой другой и лучше, чем большинство.
Надо ещё учесть характер этого парня. Сейчас он в одиночестве сидел на столе кафетерия, уставившись в окно невидящим взглядом. Сейчас он ничего и не мог там увидеть. Ночь покрыла окрестности за окном.
Все остальные разошлись. Мелисса проводила Гретхен и ее семью в классную комнату, которая использовалась, временно, как жильё для беженцев. Пол был покрыт матрацами и одеялами, пожертвованными жителями города. Она показала Гретхен, как использовать туалет по соседству с классом, и поспешила на заседание комитета.
Друзья Джеффа тоже ушли. Они были недалеко — не дальше нескольких ярдов. Они сидели в школьной библиотеке. Библиотека, как и большая часть школы, была теперь открыта двадцать четыре часа в день. Такой ценный ресурс не мог быть изъят из обращения ни на мгновение. Они сидели там, сдвинув головы, изучая одну из немногих имевшихся в школе копий учебника немецкого языка. У них также была единственная нашедшаяся в школе копия немецко-английского словаря.
При любых других обстоятельствах Джефф был бы сейчас с ними. Но сегодня вечером он должен был разобраться с намного более неотложной проблемой. С немкой, а не с немецким языком. Он должен был принять решение и он знал, что он должен сделать это быстро. Некоторое время Гретхен будет терпеть, ожидая его решение. Недолго. На ней, в конце концов, лежала ответственность за 'семью', и у неё сейчас не было ничего, что она могла бы обратить им на пользу. Она не могла себе позволить роскоши долгого ожидания. По крайней мере, она была в этом уверена. На самом деле, она попала в мир, в котором старые модели поведения больше не требовались — но Джефф знал, что она не поверит этому. Пока не поверит. Не так быстро.
Джефф Хиггинс был неглуп. Он был более или менее наивен, но не был " не от мира сего" в полном смысле этого слова.
Как и у всех подростков, у него были разные фантазии. Некоторые из тех он удовлетворял, играя в Dungeons and Dragons, другие — в военных настольных играх, другие — на мониторе компьютера, другие — примеривая на себя приключения героев любимых книг, какие-то ещё — катаясь на внедорожном мотоцикле. Однако, были еще и другие — особенно те, которые касались прекрасного пола — остававшеся у него в воображении. К тому же, он имел весьма развитое воображение. Крайне образное, готовое в любой момент обратиться в бегство от действительности.
Но он мог все еще, без особого труда, отделить реальность от фантазии. Несмотря на все фантазии о Гретхен, которые бушевала в его насыщенном гормонами мозге несколько коротких часов с тех пор, как он встретился её впервые — Боже, это произошло только сегодня — он осознавал действительное положение вещей.
Джефф не был девственником. Но два раза, которые были на его счету, не оставили у него никаких заблуждений по поводу собственной якобы неотразимости. Он отлично понимал, что ни одна красивая молодая женщина не влюбится в него мгновенно. Если вообще когда-нибудь в него влюбится. Верно — здесь его фантазии пытались восстать против здравого смысла — он встретил ее во вполне драматических обстоятельствах. Спас ее, практичеки единолично, от того, что пословицы называли "судьбой хуже, чем смерть." Классика сказок о прекрасных дамах!
