Операция "Муравьиный бог"

— Негодяй! — прошептала она, шутливо стукнув его кулачками по плечам, — Почти добил меня! Кто бы мог подумать! Меня!.. Способный... Но ты понимаешь, что мы без прикрытия? Я не могу полностью расслабляться, без прикрытия!

— Ну почему же ты не можешь, Солнышко? — он перехватил ее руки и стал целовать. — Посмотри, какая романтика кругом: лес, небо в тучах, помойка рядом, — он кивнул головой на едва виднеющиеся в темноте столовские мусорные баки. — Морг опять же, неподалеку... Кому мы тут нужны? Расслабляйся на здоровье, Любимая!

— Перестань! Не говори так, я тебя прошу... Понимаешь, это непрофессионально!

— Дурочка! — так же шепотом сказал ей Никита, притягивая к себе опять ее голову и целуя все лицо, — Я ее люблю... а она о профессионализме тут кудахчет... Понимаешь? Я люблю тебя!

Мила отстранилась от него, ее лицо посерьезнело:

— Вот-вот... — она свела вместе распахнутые края его рубашки, — на эту тему нам надо поговорить...

Никита сделал невинное лицо:

— Что прямо сейчас, любимая?

— Никита перестань! Это уже не смешно! Хочешь меня разозлить?

— Тебя злит, когда тебя любят?

— Все заткнись! И вообще давай вылезай... на улице застегнешься... уже темно, не видно.

Она перегнулась через водительское кресло и разблокировала дверцы. Никита воспользовавшись случаем, шутливо куснул ее за оказавшуюся прямо перед его лицом кругленькую ягодицу. И тут же его со страшной силой швырнуло в сторону, он проехался задом по креслу и больно стукнулся плечом о подлокотник, одновременно как следует приложившись головой об стекло. Мила моментально повернулась к нему, лицо у нее было испуганное:

— Ой, Никитка прости! Я нечаянно!

Он, не отвечая и не меняя позы, смотрел на нее странными влажными глазами в которых застыло выражение неожиданного испуга и обиды, какое бывает у маленьких детей, которые хотели погладить пушистую кошечку, а в ответ получили кровоточащую царапину.

— Прости меня, я дура! — Мила прильнула к нему, поцеловала в щеку в угол рта, а он, не отвечая, все смотрел на нее.

— Ударился? Больно? Ну извини, ну прости... Двинутая я на всю голову... Жизнь такая! Ну что молчишь? — она потрясла его за плечо.

Никита поморщился от боли и осторожно убрал ее руку:

— Ты, меня прости... — сказал он деревянным голосом, — все правильно... какая тут... в общем спасибо, поставила на место... — он забрал с переднего сиденья свою сумку, отодвинул его спинку, открыл дверку, потом вылез из машины и пошел в темноту, застегиваясь на ходу.

— Никита, ты куда? — она сунулась за ним, — Черт, голая... — она захлопнула дверку и прыгнула в водительское кресло. Джип взревев, развернулся. Вспыхнули фары, осветив спину уходящего Никиты. Мила дала по газам, в несколько секунд поравнявшись с ним.

— Никита, не валяй дурака... садись в машину! — молчание в ответ. — Не будь ребенком! Что за обидки? — она потихоньку поехала рядом.

— Ну, я тебя прошу... ну, пожалуйста... Ну если ты уйдешь — это будет, в конце концов, свинство с твоей стороны!

Он, не останавливаясь, повернул к ней лицо и тихо сказал, бесцветным голосом:

— Езжай домой, я пешочком прогуляюсь. Воздухом подышу... Погода хорошая...

— Ты что с дуба рухнул? Какая хорошая погода, сейчас дождь пойдет! Тебе опасно ходить одному... не понимаешь?

— Спасибо за заботу, у меня палка с собой, — он похлопал себя по сумке, — если что...

— Толку с твоей палки! Ты долго надо мной издеваться будешь?

Мимо них проезжали автомобили, водители которых едва справлялись с управлением изумленно таращась на странную парочку — шагающего по тротуару парня с черной сумкой на плече и медленно тащащийся рядом джип с голой девицей за рулем. Они поравнялись с остановкой общественного транспорта, где немногочисленные ожидающие граждане тут же уставились на высунувшуюся из окна машины обнаженную амазонку.

— Чего вылупились, кретины? — злобно крикнула им Мила. — Голых баб не видели? — Ну что?.. — обратилась она к Никите, — на весь Городок ты меня уже опозорил!.. Может, достаточно? Или мне выйти и в ножки упасть?.. прилюдно, в знак раскаяния?

Никита остановился и повернулся к ней:

— Ничего я не хочу! Ты можешь это понять? Не хочу, ничего! Оставь, пожалуйста, меня в покое... езжай домой... Ми-ко...

— Что? Что ты сказал? — теперь Мила напоминала разъяренную фурию. — Как ты меня назвал? Ах ты сволочь, свинья, скотина, подонок! Я перед ним тут расстилаюсь... да пропади ты пропадом, с любовью своей!!! Придурок чертов!

Джип, завизжав шинами, рванул вперед, однако проехав несколько десятков метров снова резко затормозил. Мила открыла дверцу и наполовину высунулась из салона:

— Если не кончишь придуриваться и сейчас же не сядешь, в машину... знать тебя больше не хочу!!!

Никита только помахал на это рукой. Мила, вне себя от ярости, плюнула на дорогу и хлопнула дверкой так, что всем присутствующим при этой сцене показалось, что она сейчас отвалится.

"Взбесившаяся истеричка... — пробормотал Никита, оглядывась на остановку, — Мизансцена, блин!" Граждане стояли, открыв рты, казалось, они сейчас зааплодируют невиданному по жизненной силе спектаклю. Причем, женские человеки всецело были на стороне Никиты: "Наглая, бесстыжая сучка! Как парня опозорила!" В то время мужская часть зрителей, была согласна с определением Милы: "Точно кретин! Пентюх лохматый! Какую девку отпустил! Злюка, конечно, но хороша, стервочка!"

Никита отвернулся и торопливо пошагал прочь. "Да-а... поговорили, блин, о любви!" Он почти дошел до конца Пирогова, когда вновь увидел знакомый внедорожник. Тот медленно ехал навстречу, настороженно высвечивая фарами тротуар. Обрадованный Никита не смог удержаться, чтоб не махнуть приветственно рукой. К тому времени злость на Милу прошла и он уже во всю сожалел о своем упрямстве. Джип тормознул, стекло со стороны водителя опустилось и знакомый голос позвал:

— Ну-ка, иди сюда, обалдуй!

Никита не смог скрыть, разочарования, за рулем была... Рита.

— Ты что с Милкой сделал? Что ты ей сказал? — возбужденно спрашивала его Рита сворачивая на Университетский проспект, — Да я тебя сейчас сама придушу за нее! Звонит мне по телефону... ничего сказать не может, хлюпает только... Выскакиваю... блиа! Сидит в машине... голая... ревет в три ручья. Кое-как ее одела, сопли-слезы вытерла, отправила прогуляться... не дай бог... Этот козел Ким все подметит!.. Вы что, совсем обалдели? Да в нее стреляли двадцать раз — убить не могли... А ты... Ты что, решил ее, наконец, угробить? Нет, это невообразимо... Истинная ревет, как обычная девчонка! Я отказываюсь, что-либо понимать!..

Рита, в отличие от своей напарницы, не нарушала правил дорожного движения, она еще долго, что-то говорила, пока машина неспешно ехала по Университетскому, потом по Жемчужной, потом по Морскому, потом по Ученых... Никита не слушал ее. Определение "как в воду опущенный" крайне метко характеризовало его нынешнее состояние. В голове засела и свербела только одна фраза: "Поговорили, называется, о любви..." Безрадостное завершение, этого бесконечного дня.

Глава 7

26 июля, воскресение

В этом сне Никита был поэтом. Он читал свои стихи перед разными аудиториями, тут же и сочиняя их экспромтом. Стихи казались ему гениальными и, причем, не только ему одному. Благодарные слушатели аплодировали и просили почитать еще. И он читал. Как отказать народу? Слова лились рекой, сами складываясь в чеканные строки. Много, много стихов! Однако, когда сон внезапно оборвался, в голове осталось только четверостишье, которое начиналось подозрительно знакомо, но заканчивалось неожиданно:

Нет я не ангел, я другой.

Я ступа с бабою-ягой...

Во сне это гениальное стихотворение вероятно имело продолжение, но видимо не такое яркое и поэтому забытое при пробуждении. Полусонный Никита, не веря еще в полную потерю наработанного за ночь литературного наследия, поерзал устраиваясь поудобней, в готовности заново погрузиться в пучину сна. И тут только понял причину своего пробуждения — спазм в животе, сопровождающийся острой резью. Этого еще не хватало. Он повернулся на другой бок, спазмы резко усилились. Никита соскочил с тахты и поспешил в туалет, одержимый одной мыслью: "Только бы оказалось не занято!" Рита, выполняющая роль дежурной, раскладывала на кухонном столе пасьянс. Она подняла голову на шум и удивленно посмотрела на Никиту. "Черт! Тебя только не хватало!" — подумал Никита торопливо запираясь в туалете и спуская воду, чтоб не было слышно посторонних звуков.

Пришло облегчение. Однако, он уже со всей ясностью осознал, что будет оно временным и время это, в свою очередь, будет совсем не долгим. Так и вышло. Не успел он помыть руки и вернуться в спальню, как его неудержимо повлекло обратно. Совершив пятую ходку, он уже перестал обращать внимание на тревожное лицо Риты. Ходить было уже нечем, но позывы не прекращались, становясь от этого еще более изнурительными. Измученный зад уже жгло, как огнем. Общее состояние организма, было так же совершенно поганым.

— Иди-ка сюда, — позвала его Рита, когда он очередной раз покидал гостеприимную кабинку. Она взяла его за руку и усадила на табуретку возле себя. Никита сел и тут же скрючился от новых приступов боли. Рита протянула ладонь и пощупала ему лоб.

— Блин, да ты весь горишь! Что с тобой? Если бы ты не был Наблюдателем, я бы сказала, что у тебя по всем признакам тривиальная дизентерия. Но с гармонизатором, это, блин, немыслимо! Отравление? Я тебе говорила, чтоб не брал эту водку! Наверняка паленая была!

Вчера перед тем как подъехать к дому, Никита уговорил Риту остановиться возле продуктовой палатки, где он и приобрел дорогую по виду, но сомнительную по цене бутылку водки, емкостью ноль семь литра. Коею, выйдя из палатки тут же откупорил, и приложившись к горлышку пил, глотая жадно, как воду, пока Рита не очнулась от изумления не выскочила из машины и не вырвала у него из рук бутылку, выкинув ее затем в кусты. Видит бог, на тот момент в бутылке оставалось совсем немного содержимого.

Никита вымученно улыбнулся:

— Все бабы одинаковые... даже Истинные... все у них водка виновата.

После водки, он еще помнил, как доехали до дому. Как он долго убеждал Риту, что совершенно трезв и что ему просто нужно расслабиться и еще чуть-чуть добавить... вот столечко еще... буквально... После чего его совершенно развезло и как попал в квартиру, он уже не помнил.

— Нет... — размышляла вслух Рита, — Водка эта, конечно была отрава... я это сразу по запаху почувствовала... но действовать она так не должна. Хотя... смотря на что наложится... Быстро вспоминай, что ел вчера? — она потормошила согнувшегося крючком Никиту за плечо.

— Да не ел я ничего... — вяло отвечал тот, — Как у теть Жени... это тетка моя... как у нее чай попили... А нет... вру. Когда из города приехали, я тут еще перекусил... есть хотелось сильно. Нашел кусок колбасы в холодильнике и сыр там был...

— Где они? — встрепенулась Рита.

— Кто?

— Колбаса эта с сыром!

— Я ж говорю, съел.

— Всю, что ли?

— Да там было-то...

— Черт! Ладно сиди здесь, я сейчас, — она поднялась и быстро вышла из кухни. Минут через пять вернулась с каким-то пузырьком в руке. Взяла с мойки кружку налила в нее воды из чайника, затем нацедила из пузырька в чайную ложку вязкой коричневой жидкости и вылив ее в воду тщательно размешала.

— Пей! — протянула она кружку Никите.

Никита поднес кружку ко рту, принюхался и лицо его сморщилось:

— Что за гадость? Добить меня хочешь?

— Пей, давай, сказано! — Рита протянула руку и подтолкнула кружку за донышко. — Это, как бы тебе сказать... ну что ли, универсальный антидот. Я ж не знаю, чем именно ты отравился... водкой или колбасой этой с сыром... а, может, всем вместе... Ну быстренько! Не нюхай, а пей! Легче станет. Все пей! До дна!

Преодолевая отвращение к на редкость неприятному запаху, исходившему из кружки, Никита приложился к ней губами и стараясь не нюхать, осушил за несколько больших глотков. После чего почти отбросив кружку, схватил себя за горло, удерживая рвущуюся обратно жидкость.

— Тихо, тихо, тихо! — успокаивала его Рита, ласково, как ребенка, поглаживая по спине. — Сейчас легче станет! Потерпи дружок! Ты смотри, весь мокрый. Пот прямо ручьями течет!

Никита внезапно сорвался с места, поспешив по, ставшим уже привычным, маршруту. Любая жидкость принятая внутрь, действовала сейчас на него, как сильнейшее слабительное. За время проведенное в туалете, ему действительно стало легче. Спазмы в животе ослабли, и он так ничего не сделав, в шестой раз помыл руки и вернулся на кухню. Рита ожидала его с вопросительным выражением лица:

— Ну? Полегчало?

— Да, вроде... — неуверенно сказал Никита.

— Эх!.. — с чувством выдохнула Истинная. — Вместо того, чтоб лечить, тебя бы следовало наоборот, придушить! Как явную ошибку природы!... чтоб не мучился и других не мучил!

— Что так? — без всякого выражения спросил он.

— Да так, — в тон ему отвечала Рита.

Они помолчали. Никита прислушивался к своим ощущениям. Боль в животе и голове затухала, становясь все более незаметной, он словно визуально наблюдал сжимающееся жирное, черное пятно. Неудержимо стало клонить в сон.

— Что с Милой? — спросил он, тщетно борясь с этой внезапно налетевшей сонливостью.

— Надо же... вспомнил! — ехидно сказала, где-то уже почти за пределами сознания, Рита. — Плохо с ней!

— Почему? — пробормотал Никита.

— А сам-то как думаешь? Вчера тебя утыркала. А ее все нет и нет... Поехала искать... Нашла в РЗД. Пьянущая!.. С какими-то мужиками... Ну это тебе знать не надо... Совсем была никакая... Я ее домой тяну... а эти еще не пускают... козлы! Девочка им понравилась, видите ли... Ну пришлось разъяснить, что к чему. В итоге, десять штук отдала за порченую посуду и мебель, но хоть немного душу отвела...

— Мила хорошая... — Никита чувствовал, как пол начинает уходить из-под ног, а табурет проваливается куда-то под пол.

— Хорошая, куда уж лучше! Эй, эй!.. ты чего?! — она еле успела схватить готового свалиться на пол Никиту, за руку. — Подействовало значит! Ну пойдем, горе, я тебя до шконки доведу... время однако, седьмой час уже...

* * *

"Солдату так страшно было на передовой, что он ни за какие коврижки не соглашался вернуться туда. В то время как другие бойцы сидели там спокойно..."

"Я сплю или уже проснулся? Откуда взялась в моей бедной голове эта идиотская фраза? Прочитал ли я ее в какой-то книжке или придумал сам? А если придумал, то что я имел ввиду? Черт! Сколько времени?!"

Никита рывком сел, сбросив с себя мокрую от пота простыню. Яростно протер заспанные глаза, поморгал, прищурился фокусируя зрение на круглом циферблате, висевшего над проходом морского хронометра. "Мать честная!" Стрелки показывали одиннадцать часов, четырнадцать минут. В квартире было совершенно тихо. Вернее не так... Тихо было в самой квартире. Из приоткрытого же окна доносилось множество разнообразных звуков. Гулко гавкала, какая-то псина, очевидно заскучав в отсутствие хозяев. Ей визгливо подтявкивала еще одна товарка. Громко шелестела листьями большая береза растущая прямо напротив окна. Стрекотали полчища кузнечиков. Из близлежащего детского садика раздавались голоса гуляющих малышей. "Где все?" Тут только Никита вспомнил о своем утреннем недуге. Настороженно прислушался к ощущениям. Ощущений не было никаких. То есть организм не чувствовался... он вновь работал, как этот морской хронометр над дверью, четко и слаженно. Хорошая все-таки штука — этот черный браслетик! Да и лекарства у СК продвинутые, не чета людским! Однако, куда же все подевались. И тут в голове словно взорвалось: "Нам же к двенадцати нужно в городе быть!" Никита вскочил с постели, и как был, в одних трусах, пробежал по всем комнатам. В квартире было пусто. Он схватил свой сотовый, быстро нашел в телефонной книжке Милу... и опустил руки. Сел на кушетку, отложил телефон в сторону. Он не мог ей позвонить, перед глазами явственно встали печальные события вчерашнего вечера. Что же делать? Никита заметался по комнате. Телефон вдруг зазвонил сам. Он схватил трубку, на дисплее высвечивался незнакомый номер. Кто это еще? Нажал клавишу соединения.