1. Осколки старого мира

Теперь можно и умереть спокойно.

Глава 13. По обе стороны мгновения

Десятью годами ранее...

Ученых из Университета свободных наук издавна знали и привечали не только в пределах Идаволла, но и за границами Герцогства. Хотя путешествие было для них не менее опасно, чем для кого-либо еще, их знания, о которых ходили легенды, помогали им находить общий язык с местным населением. Ведь оно как бывает? Дашь ночлег скромному путешественнику в характерных очках, а он в благодарность даст какой-нибудь загадочный состав, повышающий урожайность. Или дочку от хвори какой вылечит. Или просто совет даст полезный (хотя Килиан сомневался, что хоть один человек, которому он помог таким образом, его советам реально следовал).

Порой от них ждали того, чего логичнее было бы ждать от иллирийских эжени: чуда, волшебства. Но волшебство — прерогатива высших слоев. Даже в Иллирии простонародье редко когда могло рассчитывать на него. А ученые — вот они. Это птицы попроще, хоть большинство из них и составляли обычно вторые-третьи сыновья богатых и влиятельных дворян.

Так что ничего удивительного, что если ученый Университета находил потенциальный объект для исследований, он без особого труда добирался до него, даже если тот располагался за границей. Как в этот раз, когда до мэтра Валлиса дошли слухи о Дозакатных катакомбах, вход в которые якобы нашел простой пиерийский крестьянин у подножья Священных гор.

И вот, теперь вокруг предполагаемого района поисков был разбит лагерь. Многочисленные рабочие копали землю в размеченных квадратах и разбирали завалы. Мэтр Валлис бродил между ними и командовал. Двое взятых им с собой лучших студиозусов своего потока — Килиан и Элиас — наблюдали за его работой и ждали указаний, время от времени обмениваясь неприязненными взглядами.

Эти двое враждовали с первого же дня обучения. Элиас Ольстен, сын самого министра морских дел, был лидером по своей природе. Он был очень популярен среди сверстников, богат, смел и остер на язык. А еще — по-аристократически высокомерен. Килиан же на лидерство никогда не претендовал. Он просто держался в стороне и, по большому счету, игнорировал, кто там лидер, а кто нет. Оглядываясь назад, впоследствии он понимал, что его поведение было высокомерным в ничуть не меньшей степени. Просто это высокомерие было иного характера. Он относился с пренебрежением ко всем, кто пытался поставить себя над ним — и тем самым ставил себя выше всех остальных.

А еще он был бастардом. И этот факт привносил в ситуацию элемент грустной иронии. Лишь сам Килиан знал имя своего отца, его мать поделилась им перед смертью. Он знал, что по идее, в его жилах течет куда более благородная кровь, чем та, которой так любил хвастаться Ольстен. В нем течет кровь самого Герцога.

Но какое это имеет значение, если Герцог оказался всего лишь ничтожеством, трусом, сбежавшим, когда встал вопрос о последствиях его действий? Бросившим и женщину, которую вроде как любил, и собственного сына.

Вот и выходило, что Элиаса бесило то, что один из студиозусов не признает его авторитета и вдвойне бесило, — что его авторитета не признает презренный бастард. Килиана же выводили из себя подколки Элиаса и его склонность хвастаться своим высоким происхождением. Эти двое часто ругались, порой доходило до драки. Когда студиозусов стали обучать классическому фехтованию, первая же дуэль состоялась между ними. Выиграл Элиас; его превосходство как фехтовальщика Килиан, в общем-то, признавал. Тем более что сын графа упражнялся со шпагой практически с пеленок.

К тому же оба были наделены главным качеством для ученого — острым, пытливым умом. В учебе они быстро оставили позади остальной поток. Оба специализировались на истории; при этом Элиасу получше давались даты и сопоставление их с событиями. То, как развивался Закат Владык, он мог пересказать по месяцам. Кроме того, он обладал врожденной склонностью к языкам.

А Килиан... У него был собственный проект, о котором он, до поры, предпочитал помалкивать. До тех пор, пока его работа не принесет должный результат.

Или хоть какой-нибудь результат.

Изучая историю Дозакатных, он концентрировал свое внимание на том, что они знали и умели из того, что утратило человечество после Заката. По крупицам, по мельчайшим частицам, Килиан старался вернуть утраченное Знание. Сперва его интересовали только технологии. Но чем дальше продвигалось это исследование, тем яснее становилось, что в какой-то момент Дозакатные стали отказываться от громоздких и ненадежных машин в пользу величайшего из всех устройств — в пользу собственного мозга. Они звали это псионикой. Теперь же это зовется магией.

Молодой бастард понимал, что он балансирует на грани опасной ереси. Если в Иллирии или Пиерии маги пользовались почетом, то как раз в Идаволле их винили в разрушении мира. Не сказать чтобы незаслуженно.

Но все же, Килиан полагал, что польза окупает риск. Ведь не вся магия опасна. Нужно просто дать в руки обществу лишь то, что оно сможет употребить на пользу себе, но не во вред. То же, что действительно может представлять опасность, держать в секрете, под надзором умных и достойных людей, способных своим знанием грамотно распорядиться.

Ему было шестнадцать лет.

— Напомните мне, которая из трех Священных гор перед нами, — вырвал его из размышлений голос мэтра Валлиса.

Килиан открыл было рот, чтобы ответить, но Элиас опередил его:

— Митикас, учитель. Справа от нас Сколио. А Стефани обрушена во времена Заката.

Все это он произносил с улыбочкой, исполненной превосходства. Килиана она взбесила бы, даже если бы вечный соперник просто молча открывал рот.

— Совершенно верно, юноша, — закивал мэтр Валлис, — Вообще, Владыки старались на трогать эти горы. Издавна, за тысячи лет до Заката, они считались символом божественности. Не сомневаюсь, что любой из Владык с радостью возвел бы на них свой дворец как памятник собственному тщеславию. Однако под конец войны, предчувствуя собственное поражение, Эланд, Властелин Хаоса, обрушил метеоритный дождь на Полуостров. Он знал, что Идаволл, где укрылось Сопротивление гнету Владык, находится где-то здесь, но не знал, где именно. Поэтому ударил наудачу. Большую часть удара приняли чары Лефевра Кузнеца Войны. Но один из метеоритов попал прямо в гору Стефани, расколов ее надвое и уйдя глубоко в землю.

— А Иосиф Беотийский в своих "Предпосылках и предсказаниях Заката" предполагает, что это была не случайность, — заметил Килиан.

Он понимал, что этого говорить не стоит. Мэтр Валлис был консерватором. Он не любил, когда устоявшиеся и непротиворечивые идеи подвергают сомнению, а именно этим был славен Иосиф Беотийский.

За что его книги и ценил Килиан, имевший схожие взгляды.

— Чушь, — фыркнул мэтр, — Иосиф Беотийский никак не мог понять, что иногда случайность — это просто случайность. Во всем, что делали Владыки, он видел сложный план. Он попросту не видел в них простых людей. А от этого недалеко и до их обожествления.

Ему не требовалось продолжать. Если отстаивание магии как-то еще можно было оправдать, то обожествление Владык — никак. Это худшая из всех ересей, и за нее вполне можно расстаться с жизнью.

— Впрочем, можешь поискать что-нибудь в Проломе Стефани, — "великодушно" разрешил мэтр Валлис, — А когда надоест, присоединяйся к нам с Элиасом в поисках входа в катакомбы.

Ехидный смех вечного соперника стал для Килиана последней каплей. Гордый юноша развернулся и двинулся в сторону Пролома. Он сам находил свое поведение глупым. Понятно, что ничего такого он не найдет. Но просто сказать "вы правы, учитель" в те годы было для него непомерной трудностью.

Тем более если он сам не был в этом так уж уверен.

Студиозус остановился у края Пролома, тяжело дыша. Бессильный гнев душил его. Казалось, что этот гнев готов жжет его изнутри, стремясь вырваться наружу. Указав на сухое бревно, юноша представил на его месте лица Валлиса и Элиаса и попытался сотворить заклинание ударной ионизации.

Ничего не произошло. Как обычно. Хотя по всем записям ударная ионизация была самым простым из всех заклинаний древней магии, что-то он упускал. Он воспроизводил действия в точности по записям Дозакатных, но все равно чего-то не хватало.

Чего-то такого, что вдохнуло бы жизнь в мертвые чары.

Пролом Стефани представлял из себя глубокую трещину в земле шириной с хорошую галеру. Именно там метеорит, обрушенный Властелином Хаоса, ушел глубоко в землю. По краям трещины не росло ничего, но подобраться к ней было тяжело: от некогда величественной горы осталось множество крупных и мелких обломков каменной породы.

Подойдя к краю, Килиан задумался, что делать дальше. По всей видимости, надо спуститься вниз. Не сказать чтобы туда никто не пытался спуститься; но с чего-то же надо начать поиски?

Над способом спуска тоже не пришлось долго раздумывать. Универсальнейшая вещь и при исследовании Дозакатных руин, и вообще в любом путешествии — веревка. Ни один ученый никогда не отправится на исследования без веревки. Повозиться пришлось с тем, чтобы закрепить ее. В итоге Килиан сложил запутанную конструкцию из нескольких камней, которые по отдельности мог поднять, опирающихся на кусок породы, который он поднять не мог. По его мнению, это удерживало петлю достаточно надежно.

Студиозус начал спуск. С первых же секунд он понял, что на практике лезть по веревке... Несколько тяжелее, чем в теории. Чисто физически тяжелее. Он мысленно возблагодарил Бога за то, что техники классического фехтования входили в программу обучения Университета: именно эти уроки заставляли его сохранять достаточно неплохую физическую форму, не превращаясь совсем уж в книжного червя.

Килиан сам не знал, что искал. Потайную дверь? Загадку, открывающую тайный ход? Студиозус смутно подозревал, что если бы там было что-то подобное, это бы давно нашли. Но кто знает? Мало ли, какие случайности бывают в жизни.

Мало ли, какие случайности бывают в жизни. Именно эта мысль мелькнула в его голове, когда он услышал что-то похожее на голос сквозь толщу земли. Он бы, может, и не списал его на обман восприятия, если бы не странное, непривычное, но очень явственное тянущее ощущение в висках. Впоследствии, оглядываясь назад, он понимал, что тогда впервые почувствовал магию.

— ...есть? — доносился голос откуда-то справа, приглушенный землей и едва различимый, — Кто-нибудь?..

— Кто здесь? — громко спросил Килиан в ответ, — Как вы туда попали?

Голос не ответил. Кажется, загадочная женщина (да, голос был женский) не могла различить его слов. А самое странное, что говорила она на одном из Дозакатных наречий, которые кроме ученых Университета никто бы и не понял.

По-хорошему, следовало вернуться и позвать на помощь. Но юноша побоялся, что не найдет этого места во второй раз. А может, сыграло роль и обыкновенное тщеславие: выставить себя единственным и неповторимым героем-спасителем — кто не мечтал об этом в шестнадцать лет?

Подобравшись поближе к стене расщелины, студиозус перебрался на выступ в скале.

— Вы там?! Вы слышите меня?!

Ответа не было. Подумав, Килиан обвязал веревку вокруг пояса, в качестве страховки, на случай если он упадет вниз. После чего стал простукивать стену. Теоретически он знал, что если за стеной пустота, она должна издавать иной звук. Следовательно, сопоставив звуки, он сможет определить то место, где за стеной скрывается помещение, а сама стена достаточно тонкая, чтобы проломить ее.

Удача улыбнулась ему где-то через минуту. К тому времени студиозус успел сдвинуться всего лишь метра на два влево, — но когда у тебя под ногами лишь десять сантиметров каменного уступа, отделяющие от падения в бездну, два метра — это не так уж мало.

Здесь горные породы составляли менее полуметра в толщину. Кроме того, базовые знания геологии позволили студиозусу понять, что это не была цельная скала: скорее какой-то очень-очень древний завал. Похоже, когда-то тут была пещера или что-то наподобие того, но впоследствии вход завалило обломками камней.

Что ж. Даже если источник голоса находился не в этой пещере, связаться с ним оттуда будет гораздо проще.

Для расчистки горных пород у него за плечом висела кирка на короткой рукояти. Правда, Килиан опасался, что из столь неустойчивого положения это займет час, а то и больше...

Но опасения не оправдались. Первый же удар оказался неожиданно удачным, как будто он попал в уязвимое место. Всего на работу ушло минут двадцать пять — и это с учетом времени, чтобы два раза вновь занять позицию после того, как свалился с уступа и повис на страховке.

Наконец, пролом расширился до такой степени, что Килиан смог протиснуться внутрь. И как только его глаза привыкли к смене освещения (единственным источником света был, собственно, пролом, через который он сюда проник), студиозус понял, что мэтру Валлису придется пересмотреть свои взгляды.

Потому что это не была пещера. Древний, заброшенный туннель имел явно искусственное происхождение. Стены и пол были облицованы совершенно незнакомым материалом: это был не металл, не камень и уж конечно не дерево. Под потолком виднелись ржавые металлические контакты и осколки мутного стекла: явно когда-то это было частью системы освещения.

Совершенно определенно, что Килиан обнаружил в Проломе Стефани руины Дозакатных. Опередив в этом и Элиаса, и мэтра Валлиса. Впрочем, сейчас его больше волновал вопрос, кто же звал его на помощь на Дозакатном языке.

— Вы здесь?! — крикнул он, — Отзовитесь, если вы тут!

Он весь обратился в слух, и именно поэтому вовремя услышал странный звук. Как будто телега со сломанным колесом, переваливаясь, катилась по коридору.

Полминуты спустя из теряющейся в темноте глубины коридора показался желтый огонек. Именно он издавал звук колес, — точнее, то, что этот огонек несло на себе. Какая-то машина около полуметра в высоту, — при условии, что огонек был на самой верхушке. Различить контуры в такой тьме не представлялось возможным.

Огонек постепенно приближался. Когда машина вылезла на свет, Килиан смог разглядеть ее получше. Ржавый железный корпус, напоминавший по форме выпуклый круглый щит. Огонек был чем-то вроде единственного глаза, укрытого сверху металлическим же блюдцем. Передвигалась машина Дозакатных с помощью конструкции из шести колес, два из которых не крутились.

Не доезжая до студиозуса двух с половиной метров, машина остановилась. "Глаз" уставился на Килиана, после чего послышался странный звук — нечто среднее между шипением и треском. Продолжался он секунд десять, после чего машина выжидающе замолчала.

— Очень приятно, — ляпнул юноша, — А я Килиан.

Несколько секунд машина осмысливала его ответ, а затем снова зашипела. Ровно столько же времени.

— Я не понимаю, что ты пытаешься мне сказать, — развел руками студиозус.

Машина зашипела в третий раз. На этот раз это продлилось меньше раза в два. После чего огонек сменил цвет на красный, а из-под "блюдца" выдвинулись две нацеленных на Килиана трубки, напоминающих... пистолетные стволы.