Прилл продолжали избивать, и это было для Ивана более горьким, чем осознание того, что пострадает и его шкура.
К нему подскочил мчавшийся на скелете бес, схватил за волосы, другой черт наотмашь ударил дубинкою по ребрам, даже хрустнули кости. Его поволокли по песку, избивая на ходу, самое досадно, что и Прилл стали бить сильнее, громадный стервятник подцепил ее за ребро на крюк, взмыл в небо, а слуга преисподней держал ее за хвост. Кость отломилась, и жертва лязгнула об песок.
— Жаль, что у тебя нет хвоста, а иначе мы бы позабавились. — Произнес черт. Клыки заалели. Ну что ты предпочитаешь.
— Отпустите ее, и делайте со мной что хотите.
— Она совершенно другой расы и неужели дорога тебе.
— Можете представить себе да! Хоть и не человек!
— Тогда терпи несчастный! Твои муки превысят порог вечности.
Ивана избивали сначала вдвоем, потом вчетвером, затем сразу десять бесов. Кожа сползла с него, и они уже били по голым костям. Потом мясо, словно по мановению волшебной палочки снова наросло. Черти прибавили интенсивность ударов, ломая кости, потом полезли когтями в род и принялись живьем выдирать зубы, когда выдрали последний, дали в челюсть, и он опять наполнилась зубами.
Хотя Ивана и сводило от боли, он нашел в себе мужество сострить.
— Не сильна фантазия у вас, вот в аду яццовых меня помучили куда разнообразней. А вам слабо.
— Плевать нам на этих парнокопытных, вы тебя окунем в их дерьмо.
Иван и впрямь оказался в навозе, сначала по шею, а затем его накрыло с головой. Дышать было нечем коровий кал забивал горло, Сюсюлина стошнило и, трепыхаясь, задохнулся в собственной блевотине. Удивительное состояние, будто ты умер, а, тем не менее, продолжаешь осознавать себя, чувствуешь, как черви выедают тебе глаза, грызут мозг и черепную коробку. Это ужасно противно, больно и страшно, особенно когда они добираются до сердца и перегрызают аорту.
— Господи за что! Почему ты меня оставил.
Ивану кажется, что его грызут целый месяц, а может и год. Пока не догрызли до конца, а потом голова вновь возникла над поверхностью и опять он тонет.
— Не выносимо гнить в дерьме! И за что такие муки, ведь даже если я и грешил то за все с лихвой расплатился.
Ивана извлекли из навоза, хорошенько врезали по губам и вылили ушат воды. Спустя минуту он оказался на снегу, рядом дрожала нагая Прилл.
— Ну, как тебе легче. — Довольно глупо спросил он.
— И не говори, как во дворце императоров.
— Тут, по крайней мере, чисто и не воняет.
— Это верно, но нас бросили сюда не просто так видимо готовят очередную каверзу.
— Меня этим не проймешь, вот одного не понимаю, как это муки могут кого-то исправить, логичнее предположить, что они еще больше ожесточат и испортят.
Прилл кивнула головой и спросила.
— Ты кому молишься?
— Христу! А ты!
— Ноосфере, и, похоже, что она жестоко ударила по нам.
— А как можно молиться какой-то сфере?
— Очень просто, чтобы он помогла, используя свою бесконечную энергию. Ведь то, что состоит из триллионов различных разумов, не может не нести с собой огромную возможно бесконечную силу.
— И не только курратов, но и жителей иных миров. — Ведь ноосфера охватывает всю вселенную.
— Вот именно.
— А вот согласно нашей человеческой религии, спасение дает Христос по вере, а не закону.
— Ну, в официальной религии у нас вообще такого понятия как спасение нет. Куррат служит империи и тем самым добивается более высокого статуса в следующей жизни, а если предаст, то его наказывает не Троица, а сами живущие в иной вселенной воины, суд проходит короткий, либо каторга, а если идет в это время война с другими мирами то и штрафные войска.
— А что Троица не вмешивается.
— Она создала вселенную, и может иногда помочь, особенно в битве, но во внутренние дела курратов, как правило, не вмешивается. Раньше, правда, считалось грехом прелюбодеяние, а сейчас оно просто невинное приключение. И вообще религия эволюционирует. Раньше у нас тоже было похожее представление об аде и рае, а затем оно было признано устаревшим и смешным.
— Видимо преждевременно, признано. Вот теперь мы видим и ад, а я только что был в раю, хотя кажется, что с того момента как покинул его, прошла целая вечность.
— Мне тоже кажется, будто прошли века, и я стала совсем другой. Ты знаешь очень холодно, мои ножки совсем окоченели.
— Да и я продрог до нитки! Хотя на мне ничего нет.
— А достоинство у тебя по-прежнему крупное, давай согреемся.
Иван и Прилл сошлись в обминку, рассчитывая согреться столь незамысловатым способом как жгучий секс.
Одна не успели они войти друг в друга, как по ним ударила молния, отбросив любовников в стороны.
— Вот так кончилась наша невинная шалость.
Ивана приковали цепью к ледяной скале, затем стало еще холоднее, достоинство примерзло ко льду. Пытка холодом страшная пытка, будь Иван простым человеком, давно бы умер от переохлаждения, но ведь в аду — царстве мертвых не умирают. Так он и мучился. Причем стужа с каждой минутой усиливалась. Вот начал конденсироваться углекислый газ, оседая белым инеем. Потом густым потоком полился дождик из кислорода, крупные капли болезненно барабанили по лицу, а практически рядом стонала и охала скованная Прилл.
Ивану казалось, что это свинцовые пули стучат по черепу, или палочки выбивают дробь. Затем стал конденсироваться азот, такой тягучий голубой с розоватым оттенком, его удары были довольно болезненны. Часть кислорода успела застыть, и Ивана били градинки. Хотя казалось, что тело окоченело, и язык шевелился с трудом, Сюсюлин сумел прошептать:
— Приятный массажик черепа, какое удовольствие.
Этим он хотел добиться двух целей, поддразнить чертей, показав им, что он еще не сломлен и подбодрить Прилл.
Та ответила ему, поняв с полуслова.
— Я очень люблю мороженное.
Град усилился, даже азот стал кристаллизироваться, поверхность покрылась своеобразным серо-буро-малиновым льдом. Теперь отважные грешники страдали не только от сатанинского холода, но и нехватки необходимого для дыхания воздуха.
Это казалось не возможным, ведь звук в вакууме не передается, но и Иван говорил, и Прилл его слышала.
— Нас лишили воздуха.
— Зато не слышно вони, ты представляешь, какое унижение плавать в дерьме яццовых.
— Не говори так, а то они тебя снова туда опустят.
— Все равно не сломаюсь! Я Прилл гордая львица.
Азот окончательно застыл, холод стал невыносимым, но вот небо снова распахнуло врата, и полился новый пурпурный дождик.
— Это что?
Спросила Прилл.
— Не знаю, но поскольку стужа усиливается логично предложить что водород.
— И откуда он взялся?
— Скорее всего, с верхних слоев атмосферы.
— Ужас, такой холод, а я вся онемела, не могу даже дрожать и язык не шевелиться.
— Как мы разговариваем?
— Телепатия, скорее всего передача мыслей на расстоянии.
— Новая способность, жаль что она проявилась лишь после смерти.
— Смотри, какие крупные шарики падают.
Водород элемент легкий и при его застывании и впрямь образовывались крупные как дыни мячи. Падая, они попрыгивали, и скакали по поверхности, словно невидимки игрались ими в теннис.
Это зрелище позволяло Ивану отвеется от страданий причиняемых холодом. Прилл тоже немного взбодрилась.
— Вот видишь и в аду, может быть что-то интересное.
— Преисподняя это лишь часть вселенной, а мироздание полно тайн! — Сделал философское заключение Иван.
Последним лился гелий, это чуть желтоватый элемент, обладал сверхтекучестью и упрямо не хотел кристаллизироваться. Ставшие твердыми шарики водорода плюхались по лужам, а Иван почувствовал, как в его тело обволакивается ледяной слизью. Особенно сильные страдание вызывало примерзшее достоинство. Причем мучение обострялось тем, что Иван вспомнил Олесю, и у него возникло сильное желание. Взбудораженная кровь окуналась в элемент, охлажденный до абсолютного вакуума.
Иван заорал благим матом, его внутренности разрывало.
— Ай! Ох! Не надо так терзать.
Отмороженный конец бунтовал, наконец Сюсюлин сдался.
— Ладно, я вижу Прилл не спасти, верните меня в рай.
Черт выскочил, пробив рогами толстый слой замершей атмосферы.
— Вот, наконец, ты и сдался сопляк! Но спасения все равно не получишь. Тебя растерзают и то что ты сих пор испытывал это лишь жалкие цветочки, ягодки будут впереди.
— Но раз так освободите Прилл.
— А на каком основании, за тебя может просить Христос или Богородица, а за эту диву и походатайствовать некому. Но раз ты добровольно сошел в ад значит здесь и останешься на веки вечные! Есть вопросы.
— Один! Когда ты сдохнешь!
— Так же как и ты никогда! Ад будет существовать всегда, пока существует Бог!
С верху стали падать метеориты, замерший воздух разом вскипел и поднялся пар. Первым в небо устремились пары гелия и водорода, а затем прочая атмосфера.
Последним растаял лед, в небе возникло большое светило, стало жарко.
— А теперь!— Сказал бес — Мы используем метод много звезд, еще одна из неисчислимых пыток ада приятно насладиться.
— Ты отвратителен! — Прошептали губы Иван.
Словно в ответ на его слова в небе возникло второе светило, его знойные лучи в начале приятно ласкали замершую кожу, потом начали жечь.
— Что это такое? — Я видела планеты с двумя звездами, но так быстро их перетаскивать даже яццовы не умеют.
— Бесы умеют, видимо у них огромная сила. Ведь дьявол самый могучий ангел.
— Вот его повелителя зла мы как раз и не видели.
— Еще увидим, вряд ли нас это обрадует.
Тем временем в небе появилось третье зеленое светило. Стало еще жарче из Прилл и Ивана тем пот хотелось пить.
Кое-где между песков все еще струилась теплая мутная вода и, подставив ладони, Сюсюлин набрал ее. Потом жадно глотнул, горло сдавило спазмами, такой горечи он никогда не пробовалась. Жидкость вырвало, Иван долго сплевывал.
У Прилл тоже вырвало.
— Ух, ты гадость! Такой мерзости я еще не знала. Это словно понос.
— Да уж это называется ад, даже воды испить не дадут.
В небе возникло четвертое красное светило, температура перевалила за сто градусов и продолжала нарастать, кожу обжигало, она стремительно покрывалась волдырями.
— Новая пытка солнцами, довольно оригинально, я много прочел литературы, в детстве очень любил фантастику, но такого извращения ни у кого не было.
— Бесы специализируются на том, чтобы выбить боль, так что ничего удивительного в этом нет.
Пятое фиолетовое светило, добавило мучений, кожа стала слазить, а мясо гноиться.
— Мы обугливаемся Иван, это похоже на прожарку.
— Может этих солнц станет намного больше, и окончательно сгорим, и на этом все кончится.
Иван с грустью продекларировал, автоматически сочиненные стихи.
Не поверил Божьему наказу
В Ад поверить ты не захотел!
Не надейся, ты сгоришь не сразу
Вечность в муках грешника удел!
Нет, моя прелесть, аннигиляция для нас с тобой это благо. На самом деле самое страшное в аду — это продолжительность наказаний! Ад будет всегда!
Прилл заплакала, ее слезы впрочем, сразу испарялись.
Шестое светило голубое и мирное, привело к тому, что температура превысила триста градусов. Вся вода уже давно улетучилась, и стал размягчаться песок.
Даже говорить было больно, но Прилл сквозь рыдания произнесла.
— Я готова поверить в Троицу и даже в человеческого Христа лишь бы этот ужас прекратился.
— Не унижайся, раз не можем умереть, то надо стиснув зубы терпеть, я не хочу чтобы бесы праздновали очередную победу.
Седьмое желтое светило, привело к тому, что последние тени исчезли. Температура превысила пятьсот градусов, запахло паленым мясом.
— Это наша плоть горит и разлагается.
— Ничего есть и этому предел.
Восьмое ослепительно белое светило ничего существенного не добавило, а на девятом стали краснеть стальные цепи. Десятая розовая звезда была немыслимо огромной, плоть загорелась, температура превысили полторы тысячи градусов, а сталь медленно плавилась.
Густая длинная грива Прилл горела, словно стог стена, точно также как волосы Ивана. Сюсюлин испытывал страдания аналогичные нахождению в печи Освенцима, но при этом сохранял способность говорить.
— В аду у Яццовых я испытывал похожее. Правда, от огня, а не солнц, тем не менее ко всему даже боли привыкаешь.
— И ты еще можешь болтать?
— Это отвлекает, вот как ты думаешь, кто тот таинственный враг, что нанял сначала пиратов, а потом и правительственные звездолеты, чтобы уничтожить нас?
— Точно не знаю, но ходили слухи что суперолигарх, самый богатый человек в империи Майски делал предложение императрице, а она отказалась. Вот он и захотел ее обвинить в измене, а вследствие этого мы мертвы.
— Рано или поздно и он умрет, а за свои грехи неизбежно окажется здесь.
— Это слабое утешение! Хотя с другой стороны если нас такую мелочевку и так истязают, то, как будут мучить его.
— Предположить страшно!
Разговор немного отвлек от окружающего ужаса. Светил стало уже два десятка, металл испарился, а песок расправился, огненная лава ужасно терзала сначала ступни, потом икры, а затем Иван и Прилл погрузились в нее целиком, поплыв по поверхности.
— Плоть горит, мы плывем света столько что ни черта не видно, и при этом не так паскудно на душе. — Отметил Сюсюлин.
— Хотя нас палят, я тоже готова признать, что пережили предыдущие страдания, переживем и эту пытку. Давай смеяться.
Из горла Прилл вырвался истеричный хохот. Хотя даже само содрогание причиняло ей боль, становилось намного легче.
— Мне кажется, что не так жарко. В геенне тоже можно жить.
Количество светил продолжало нарастать, они были как гвозди вбиваемые солнечное сплетение, но при этом казалось уже, что добавить к боевым ощущениям уже невозможно. Иван пробовал считать загорающиеся "солнца", но глаза так сильно резало, что он бросил эту затею. Постепенно небо превращалось в сплошной сноп огня, а промежутки между светилами становились все короче.
Иван и Прилл уже давно плавали в ионизированной среде, и это выбивало у них дополнительные страдания.
— Я не знаю что страшнее, жара или холод, но лучше избегать крайностей.
— Думаю все же жара, температуру нельзя опустить ниже двухсот семидесяти трех градусов, а поднять ее можно до многих квинтиллионов.
— А какая плоть это выдержит!
— Возможно, ту матрицу, что дали для мучений, и она способна, на сей подвиг.
Бывают такие пределы болевого порога, когда шок отрубает все ощущения и Иван, похоже, дошел до этого, когда страдания охватили саму сущность, она притупилась.
Видимо и сами бесы поняли, что допущен перебор, когда все грани перестали различаться, затопив плазмой, они внезапно выключили свет, перестал транслировать "суперблокбастер".
Оказавшись в полной темноте, Иван почувствовал себя неуютно, он обратился к любимой.
— Прилл ты где?!
— Я тут! Такое ощущение, что плаваешь в невесомости. Ну, кошмар.
