Спустя пару часов, когда они уже изрядно взмокли, появилась тетя Нюра и принялась руководить. Парни вначале не обращали внимания, но, как известно, даже комар, который зудит над ухом долго и нудно, начинает раздражать и вынуждает обратить на себя внимание. Когда же внимание было обращено, то оба они с удивлением поняли — она руководит строительством землянки для женщин, и свято уверена, что именно для этого парни затеяли земляные работы. Ну а что? То, с позволения сказать, убежище, в котором они провели эту ночь, для всей оравы маловато, так что, по логике тети Нюры, в нем должны были остаться дети, ну и Сергей пока что, а для женщин просто необходимо отдельное жилье.

Может, и необходимо, только вот они-то здесь причем? Оба напарника синхронно испытали чувство недоумения, плавно переходящего в раздражение, но вот дальнейшая реакция была разной. Александр просто молча пожал плечами, мол, блажен, кто верует, а вот Павел, будучи куда менее сдержанным, тетю Нюру послал по всем известному адресу. Это было ошибкой.

Несмотря на то, что парень в своем посылании ухитрился ни разу не сорваться на нецензурные слова и выражения, ответ не заставил себя ждать. Пришедшая за ночь в себя и успокоившаяся тетя Нюра мгновенно оказалась в своей родной стихии, и наехала на Павла не хуже базарной торговки, которую поймали за руку на втюхивании залежалого товара. Под градом сочных эпитетов Павел то краснел, то бледнел и сжимал кулаки так, что костяшки побелели. Будь на месте тети Нюры мужик, он давно расстался бы с половиной зубов и получил бы в довесок отбитый ливер, но провести соответствующую воспитательную работу с женщиной Павлу не позволяло воспитание. Такой вот каламбур... Наглая баба каким-то шестым чувством смогла это понять и без зазрения совести пользовалась своим преимуществом.

Конец безобразию положил Александр. Не потому, что решил прийти на помощь напарнику — честно говоря, сочувствия к нему он сейчас не испытывал совершенно. Да и вообще, пускай учится гасить скандалы, если уж не хватило ума их избежать — умение, весьма полезное в жизни, кстати. Но вот быть свидетелем подобных сцен он ненавидел, равно как и общаться с такими бабами, как тетя Нюра. Послушав немного, он с размаху воткнул лопату в землю и решительно пошел наверх, бросив через плечо:

— Собирайся, Паш, мы уходим.

— И куда это вы собрались? — уперла руки в бока тетя Нюра. — Куда собрались, я спрашиваю?

Вблизи Александру моментально стала понятна ее наглость. От женщины спиртным даже не пахло — разило, посади ее в машину, и стекла запотеют мгновенно. Откуда она взяла выпивку? Да все просто, наверняка делала ревизию припасов и обнаружила хозяйственно прихваченную Павлом в деревне бутылку самогона, которую напарники сохранили на всякий случай. Ну, натереться спиртом, если промокнешь, или внутрь в небольшой дозе. Опять же, обеззараживает спирт неплохо. А тетя Нюра эту дрянь использовала, что называется, по прямому назначению.

Больше всего Александра подмывало дать ей в пьяную морду, но все же он сдержался — наверное, остатки воспитания сработали. Вместо ответа он обогнул ее, как неодушевленный предмет, и зашагал к лагерю. Тетя Нюра попробовал выдать ему в спину что-то обидное, но вдруг ойкнула и осеклась на полуслове. Александр оглянулся и с удивлением обнаружил, что Павел уже выбрался из оврага, а тетка сидит на заднице. Ну, вот и причина ее внезапной молчаливости — видать, у напарника кончились и терпение, и воспитание, так что он, не долго думая, подсек ей ноги. Теперь несколько секунд, в течение которых она будет приходить в себя, у них точно имелось.

В принципе, им и брать-то с собой нечего было. Оружие разве что, самый минимум продовольствия, аптечку и приемник, который вовремя предупредит об открывающемся окне. Все, в общем-то. Спальники они решили оставить, не отбирать же у детей да у раненого, большую часть продовольствия — тоже. А в остальном... Можно помочь, но терпеть хамство и дурость абсолютно чужих людей попросту глупо.

— Вы уходите?

Александр, как раз проверяющий, все ли взял, обернулся на голос. Позади них стояли обе девушки. Павел, которого они отвлекли от того же самого, лишь молча кивнул им в ответ, Александр же не стал делать и этого — просто вернулся к прерванному занятию.

— Пожалуйста, не уходите.

Ага, это та, что помладше — у нее голос более тонкий.

— Почему? — равнодушно спросил Александр.

— Без вас нас рано или поздно найдут и убьют.

— А нам-то что до того?

— Вы же наши, советские...

— Девочки, — ну, это уже Павел. — Мы не просто советские. Мы выполняем специальное задание. Очень важное задание. Когда мы просто помогли вам, то уже поставили его выполнение под угрозу, но это еще можно было как-то потерпеть. Но с пьяной идиоткой возиться мы не можем, просто не имеем права, понимаете?

— Тетя Нюра... Она всех в ту ночь потеряла. Мужа, брата, двух сестер... Пожалуйста, простите ее...

"Ага, вот в чем дело. Не только в дурном характере. Обычный стресс, который вылился в неадекватное поведение. Плюс самогонка мозги разжижила. Может, и впрямь крыша поехала", — подумал Александр, а вслух спросил:

— И что вы предлагаете? Чтобы из-за нее нас всех тут положили?

— Мы будем смотреть за ней, она вам больше не помешает. Ну, пожалуйста, не уходите...

Выругавшись про себя на так некстати проявившуюся жалость, Александр устало махнул рукой и сел на землю.

— Хрен с вами. Но чтоб она к нам даже близко не подходила больше. Хоть связывайте ее. И сами валите отсюда, чтоб я вас больше не видел.

Очевидно, девушки отнеслись к проблеме со всей серьезностью. Во всяком случае, в тот день тружеников штыковой лопаты никто больше не тревожил, и они успели вполне прилично обустроить и замаскировать свое новое жилище. Получилось даже лучше, чем прежнее, во всяком случае, потолок точно — им служили корни сразу двух деревьев, сосны и березы, широко раскинувшиеся и переплетенные между собой в плотную сеть. К тому же, это само по себе неплохо маскировало вход. Спать, правда, теперь приходилось на куче соснового лапника, но это все же было лучше, чем ничего, да и сверху набросали соломы, небольшое количество которой нашлось в телеге. Словом, устроились кое-как.

Вечером, когда сели ужинать, подозрения напарников насчет продовольственных запасов подтвердились — народ кушал с чувством, и такими темпами максимум через неделю запасы будут выметены подчистую. Немного подсластило пилюлю угрюмое молчание тети Нюры, но это была уже мелочь. В любом случае требовалось озаботиться продовольствием увы, но заняться этим немедленно не удалось — на следующее утро Александра срубило.

Все же современный человек намного больше подвержен воздействию внешних факторов, чем его далекие предки. Те, наверное, и не чихнули бы в подобной ситуации, а уже простывшему Александру, который вместо того, чтобы отлежаться, повкалывал на ветру, этой мелочи хватило за глаза. Следующие три дня он валялся в липком поту, с температурой и прочими радостями, периодически терял сознание, горстями жрал таблетки... Короче говоря, когда на четвертый день болезнь, устрашенная кучей лекарств, отступила, он понял, что такое настоящий кайф. Правда, еще сутки мог есть только полужидкую кашу, но все равно... Кстати, вот тут выяснился жирный плюс наличия в их коллективе женщин — все же приятно, когда за тобой девушки ухаживают. Для привыкшего рассчитывать только на себя киллера ощущение, когда за него и впрямь переживали, было внове. При этом, хотя умом он прекрасно понимал, что со стороны женщин забота о нем была, в конечном итоге, заботой о собственной шкуре, раздражения это понимание не вызывало, скорее, наоборот.

А потом, когда он более-менее пришел в себя, у него реквизировали всю одежду, дабы ее перестирать. Он пытался протестовать, но обе девушки насели на него и буквально из вырвали шмотки, только оружие осталось. Очень своевременное, кстати, было решение, потому что если трусы-носки они с Павлом до недавнего времени стирали постоянно, то верхняя одежда давно заскорузла от грязи и пота. Павел, кстати, уже прошел через эту процедуру, и был доволен, как слон. Ну и Александр, помывшись и переодевшись в чистое белье, а потом еще и получив назад свои шмотки, выстиранные (интересно, как это возможно без мыла?) и высушенные над костром, тоже почувствовал себя, словно заново родился. Единственно, от одежды, которую сушили над костром, пахло дымом, ну да это все были мелочи, на которые не стоило даже обращать внимания.

Вообще, за эти дни их лагерь изменился кардинально, и, по мнению Александра, отнюдь не в лучшую сторону. Если раньше он прямо-таки символизировал торжество минимализма и скрытности, то сейчас обнаружить его, при желании, было совсем несложно. Да и неудивительно, в общем-то — все-таки такую ораву, особенно учитывая наличие детей, замаскировать тяжело. Кстати, один из мальчишек попытался уже спереть у Александра пистолет, за что больно получил по рукам и, разревевшись, убежал. Контр-демарша разгневанных таким отношением к подрастающему поколению женщин, к удивлению Александра, не последовало. Как оказалось, причина столь небрежного отношения всех к слезам и соплям была проста, как три копейки — мальчишка уже пытался увести оружие у Павла, и это ему даже удалось. К счастью, сделал он это как раз в тот момент, когда диверсант занимался чисткой оружия, и пистолет, опрометчиво отложенный в сторону, был не заряжен. В результате пацан, размахивающий оружием, напугал женщин, вымазался в смазке, но ничего серьезного не сотворил. Зато был пойман и безжалостно порот — деревенский метод воспитания, способный вызвать шок и конвульсии у любого продвинутого педагога, все же был и остается наиболее действенным средством для обучению подрастающего поколения пониманию, что такое хорошо, а что такое плохо. Увы, в данном конкретном случае это не сработало, и сорванец предпринял вторую попытку. Хорошо еще, что Александр успел понять, кто его пытается обезоружить, и сдержал удар, иначе мог бы мальчишке и руку нечаянно сломать.

Дети, конечно, любят играться с оружием, причем все, и мальчишки, и девчонки. Дети военной поры — тем более. Вот только Александру данное обстоятельство доставляло исключительно беспокойство — теперь приходилось учитывать, что в любой момент чья-то шаловливая ручка может попытаться его обезоружить, и случится это наверняка в самый неподходящий момент. Воистину, все познается в сравнении — как вспомнишь, какие эти дети были тихие, спокойные, испуганные в первый день — аж тепло на душе становится. А сейчас они стоят на ушах, визги, писки, беготня... Старшие еще более-менее, в крестьянских семьях взрослеют быстро, и поэтому они вполне адекватны, по хозяйству все больше возятся, а вот малышня отрывается на всю катушку.

Запасы за это время, кстати, показали дно, и случилось это намного раньше, чем Александр ожидал. По всему выходило, что в ближайшее время придется озаботиться пополнением запасов, вот только сил пока что не было, так Александр с предельной откровенностью и сказал напарнику. Конечно, показывать слабость, как многие считают, недостойно мужчины, но он считал, что это честнее, чем рухнуть на середине пути. Павел с ним полностью согласился, и вечером они настояли, чтобы порции были урезаны, и имеющееся продовольствие было растянуто на максимально больший срок. Никто в восторге не был, но и роптать не пытались — тоже понимали, что к чему.

Кстати, Сергей тоже пошел на поправку. Рана на руке медленно, но верно затягивалась, воспаление ушло, очевидно, антибиотики, которыми Павел все еще его пичкал, делали свое дело. Хорошо еще, что лекарств они взяли с большим запасом — все же оба, хотя это был отнюдь не первый рейд, не слишком доверяли экспериментальной аппаратуре, и помнили, что оказавшись отрезанными от благ цивилизации, будут уязвимы. Вот и пригодилось, хотя аптечка уже явственно показывала дно. Тем не менее, и ждать им, по всем расчетам, тоже оставалось не так уж долго.

В общем, Александр отлеживался еще пару дней, прежде чем почувствовал, что готов на новые подвиги. К тому времени он все явственнее начал ощущать, что младшая из девушек его ненавязчиво и аккуратно опекает. Не то чтобы Александра напрягало подобное положение вещей — с точки зрения логики это было как раз объяснимо. Все же девушки очень сильно от них зависели, и потому логичным было прицепиться к кому-то, стать, так сказать, незаменимой, воспринимаемой, в идеале, как часть себя — хоть какой-то шанс, что в случае опасности тебя не бросят. Ну а тут как раз ситуация с болезнью, когда, приложив не такие уж и большие усилия по ухаживанию за беспомощным вроде бы человеком можно основательно примелькаться. Александр очень хорошо помнил — сидела рядом с ним в основном как раз эта вот, молодая да ранняя. Правда, не совсем ясно, почему она сделала ставку именно на него — все же у Павла и вид попредставительнее, и здоровый он, как лось. Поэтому на него постоянно и девки вешались, а Александр при общении с противоположным полом всегда оказывались в тени напарника. Однако в выверты женской психики стрелок вдаваться не собирался, решила к нему приклеиться — ну и пусть ее.

Пожалуй, Александр бы продолжал не обращать на нее внимания, но в последний день перед выходом в продуктовый рейд произошло событие, несколько выбившее его из колеи. После ужина он проходил мимо женской половины лагеря (все же отчуждение между ними осталось, равно как и дистанция в сотню метров), и услышал визг. Хороший такой визг, ядреный, такой бывает, когда кого-то бьют смертным боем. Похоже, в дамском коллективе происходили нешуточные разборки. Не то чтобы Александра интересовали чужие терки, но и смертоубийства под боком не хотелось. К тому же, эти вопли действовали ему на нервы, поэтому диверсант решительно направился в сторону драки.

По мере приближения слышимость становилась лучше, и вопли распались на вполне различимые слова и выражения. Александр даже приостановился, чтобы послушать — все же, будучи выходцем из времени, когда информация льется буквально отовсюду, из радио, из телевизора, из сети, он умел быстро отсекать лишнее, выделяя основу. Вот и сейчас, из несвязанных вроде бы воплей, он сумел понять простую вещь — тетя Нюра таскала Настю за волосы, выливая на нее целую груду обвинений. Простых, кстати, обвинений — оказывается, девушка была перед самой войной посватана за ее младшего сына. Александр только головой покрутил — тогда ей было лет пятнадцать еще, оригинальные здесь нравы. Впрочем, в глубинке они могут быть какими угодно.

Так вот, сейчас эта самая тетя Нюра параллельно рукоприкладству ругалась на девушку, потому что та, по ее мнению, вместо того, чтобы терпеливо ждать возвращения жениха, заглядывается на других парней. Если конкретно, то на Александра, хама и мерзавца, у которого полностью отсутствует уважение к старшим. Все остальное, что она говорила, было не более чем эмоциями окончательно сдуревшей бабы. Ах да, еще она прошлась по Евгении и прижитом ей ублюдке, но это так, вскользь — наверное, личных претензий тетя Нюра к ней не имела.