Проезжая верхом на конях по узким улицам города то и дело наталкивались на стада коров, коз и овец, бредущих после выпаса по центральной улице. Хозяева у ворот уже поджидали каждый свою скотинку.

Наконец показался обширный боярский двор Андрея Микулинича, с возвышающимися, из-за забора, роскошными хоромами и слегка позеленевшим медным крестом дворовой церквушки.

Боярские холопы при моём появлении дружно повалились на колени, а свободные люди, во главе с боярским семейством, склонились в низком поклоне. Боярыня, приодетая по случаю в нарядные пышные платья, с поклоном преподнесла мне кубок с квасом, я, поблагодарив её, осушил сосуд до дна. Андрей Микулинич тут же принялся меня знакомить со своими родственниками, стоявших за его спиной полукругом. Старшая дочь была вместе с мужем, средняя дочь, судя по повязанному головному убору, тоже была замужней, но мужа не наблюдалось, а выяснять где и кто он такой я не стал. Младшая же дочь боярина, вместе с несколькими его внуками, ещё ходила под стол пешком. Сыновья сгинули во время недавних бедствий — чумы и смуты. Боярин, ещё раз склонившись, со всем почтением повёл меня на второй этаж своих хором, где мы сразу наткнулись на стол, ломившийся от яств. Пришлось обжираться ...

Стеклодельные мастерские находились прямо на боярском подворье. Они представляли из себя несколько срубов, часть построек была вплотную присоединена друг к другу, некоторые объединялись с помощью сеней и переходов. В общем, по внешнему виду производственные помещения можно было отличить от жилых только по наличию у последних множества коптящих печных труб. Да уж ..! Что такое промышленная архитектура здесь, похоже, даже не подозревают, всё строят под одну гребёнку.

По словам боярских мастеров-стеклоделов для варки стекла, они брали две части песка, одну часть сурика (окиси свинца) и одну часть поташа. Сначала эту смесь нагревали в печи, а полученную в результате нагревания массу варили в специальном горне при высокой температуре, превращая её в прозрачный вязкий расплав, из которого изготовлялись стеклянные поделки (перстни, бусы, браслеты).

Насмотревшись на производство, я уединился с боярином, и его главным мастером-стеклоделом, проговорив с ними до самого вечера.

— Во-первых, Андрей Микулинич, маломерные стеклянные изделия можно изготавливать путём прессования стекломассы в раскрывных формах. Некоторую посуду выдували.

Заикаться о том, что облегчить процесс выдувания может сжатый воздух от компрессора, подаваемый в выдувную трубку, я не стал. Сначала надо хотя бы самую простую паровую машину сконструировать, потом уже языком трепать. Потом подумал и предложил боярину сконструировать воздуходувку на конном приводе для выдувания механическим дутьём.

Сразу пришлось пояснять мастеру, что такое воздуходувка с прессом и 'с чем их едят'. Более-менее разобравшись с конструкцией этих механизмов, продолжил далее делиться своими мыслями.

— Стеклянные изделия у вас получаются жёлто-коричневого оттенка, поэтому для разнообразия продукции её следует делать и других цветов.

— Секретных добавок не знаем, а то бы с удовольствием, — развёл руками боярин, хитро посматривая на меня, — может ты княжич что слыхивал?

— Если добавить марганец стекло должно стать фиолетовым, с добавлением окиси меди — цвет в зависимости от силы обжига — от зелёного до красного, соединение окиси меди и окиси марганца дадут синий цвет стекла.

Что такое окись меди я смог объяснить быстро, а вот с окисью марганца пришлось туго, долго объяснял его свойства, одно из которых характерное окрашивание кожных покровов. По всей видимости, боярин 'закусил удила', византийским и киевским купцам (вспомнился запорожский Никополь, с его, когда-то общесоюзными залежами марганцевых руд) осталось только посочувствовать. В уме держал ту мысль, что если боярин добудет марганец, то его можно будет использовать в металлургии для легирования стали.

Появившейся у боярина меркантильный интерес к марганцу был понятен, ведь самым дорогим считалось византийское стекло именно фиолетового цвета. Мастер-стеклодельщик, ещё не успев для себя толком уяснить, что такое окись меди, предпринял попытку побега, с целью постановки производственного эксперимента. Удержать его на месте смогли лишь начатые мной описания постановки других, не менее важных опытов. А именно, о необходимости начать добавление в стекло соды (вернее содового плава), сульфата натрия — для улучшения его качества, нитрата калия (селитры) — для придания стеклу оптических свойств. Обрисовал им перспективу использования кварцито-песчаника, который планируется добывать под Ростиславлем. Кварцевое стекло очень тугоплавко и кислотоупорно, а это очень хорошие свойства для химического оборудования, а также для термометров, измеряющих высокие температуры. Но без применения специальных плавильных печей, не допускающих при плавке воздух, стекло будет непрозрачным, но как говориться 'на безрыбье и рак — рыба'. Поговорил о необходимости закупки для зеркального производства олова, не раскрывая пока, до составления паевых договоров, сам производственный процесс. С боярином договорились, что пока все расходы оплачивает их братчина, но с началом зеркального производства я вхожу в её состав, бесплатно забирая себе половину паёв всего предприятия.

Через десять дней, по прибытии двух других компаньонов, был составлен паевой договор нового товарищества, который был тут же завизирован князем. Боярину из Копыса, что поставлял для братчины поташ, я показал свою пламенную печь и поделился применяемыми мной более передовыми технологиями производства поташа. Боярин обещался аналогичную печь построить в Зарое и самому туда переехать. Вообще всё наше совместное стеклянно-зеркальное производство договорились разместить на территории личной вотчины Изяслава Мстиславича — в Зарое, прямо на территории детинца. Во-первых это обеспечит безопасность от соглядатаев, во-вторых рядом есть залежи стекольного песка. Теперь, обсудив организационные вопросы, можно было поговорить об изготовления искусственных камней, не специалисту отличить их от натуральных будет очень сложно.

— В производстве искусственных драгоценных камней вы возьмёте на себя поставку только лишь горного хрусталя, — объяснял я замершим напротив тройки бояр-стеклодельщиков, — всё остальное будет поставляться от моих производств.

В принципе, можно было обойтись и без немцев, используя вместо горного хрусталя растворимое стекло, но мне хотелось получить сравнительные результаты, локализовать производство, завязав его целиком на местные ресурсы — можно в любое время. Сейчас терять темп, растрачивая силы на дополнительные производства, если можно обойтись покупкой сразу готового и проверенного продукта, было бы не в моих интересах.

— Да где же мы княжич, возьмём ентый горный хрусталь? — наигранно удивился ростиславльский боярин.

— Будто ты не знаешь! Я лично узнавал, немцы им на своём Смоленском дворе торгуют, в их немецких горах такого добра хватает.

— Так он не малых денег стоит!

— Ну, так и что? Если вам не нужны поддельные драгоценные камни ...

— Нужны-нужны! — разом ответили все трое. Только потом Андрей Микулинич усомнился. — Гоже ли это будет, княжич, нам подделками торговать?

— Какие подделки? Всех покупателей мы будем сразу честно предупреждать, что эти камни не настоящие, поэтому и цену сделаем на них много дешевле стоимости природных камней. — Сразу нашёлся я с ответом.

— Ну, коли так, то пойдёт! Раскошелимся мы на горный хрусталь, потом-то, что от нас потребно будет? — глаза Андрея Микулинича зажглись от интереса.

— Ничего более! Все остальные вещества я вам предоставлю. А дальше дело станет за вашими мастерами. Это производство сразу развернём, под охраной, в Зарое. Ни к чему рисковать, производя каменья в Смоленске, Андрей Микулинич, на твоём подворье.

— Как скажешь, княжич, ты теперь старшой в нашей братчины, — не довольно протянул Андрей Микулинич.

— Да и ещё, — я стукнул себя по лбу, — во многих камнях будет присутствовать кобальт, что в переводе с немецкого означает 'злой дух, домовой'. Эта руда не поддаётся выработке на металл, и металлурги Гарца её просто выкидывают, об этом мне рассказал мой чешский штейгер. Ты, Андрей Микулинич, с ним знаком, я его отправил с твоими людьми стекольный и формовочный пески искать. Через пару недель чех должен вернуться, потом я его отправлю на родину, чтобы он в Гарце, побольше закупил бросового кобальта.

— На кель нам этот кобальт? — копыский боярин.

— Кобальт придаёт стеклу синюю окраску.

— А! Тогда да! — бояре согласно закивали головами, такая 'руда' им нужна.

— Владимир Изяславич, а какие именно каменья мы будем делать?

— К примеру, искусственный аквамарин. Необходимо сплавить вместе толчённый горный хрусталь, соду, сульфат натрия, сурик, селитру, окись железа, свинцовую соль и кобальт, но вместо кобальта можно обойтись медной солью (углекислой медью). Всё это у меня есть или я могу это произвести в своих химических мастерских. С вас только — горный хрусталь.

Бояре слушали малопонятные названия с благочестивым трепетом.

— Примерно такой же состав и по другим камням. Для искусственного опала потребуется дополнительно пережжённые кости и хлористое серебро, это я могу произвести самостоятельно. Для искусственного сапфира и изумруда, тоже, всё, что надо есть. Для искусственного лазоревого камня потребуется кобальт. Для искусственных граната и хризолита нужен будет марганец, — я выразительно посмотрел на Андрея Микулинича.

— Пускай твои люди, ищут марганец или его руду — пиролюзит (от греч. pyr — огонь и luo — растворяю).

Мы тоже будем купцов спрашивать! — откликнулись и двое других бородачей.

— Хорошо! Побыстрее перебирайтесь в Зарой. Как всё оборудование там установите я лично приеду, и начнём, помолясь, с зеркалами, каменьями, бесцветным стеклом вплотную заниматься. Быстрее начнём производить — быстрее и раньше к нам потекут деньги!

Среди прочих городских новостей Перемога сообщил мне, что какой-то купец отдал свою торговую лодью, вернувшуюся из долгого плавания в земли литовцев, с целью починки, на Касплянскую судоверфь. Услышав это известие, мне пришло в голову навестить смоленских корабелов. Отказать мне в экскурсии по судостроительным производствам не должны, так как среди прочих, на смоленских верфях периодически строятся и обслуживаются ладьи смоленского князя. Надо же с чегото начинать собственную судостроительную программу.

Но прежде чем отправиться в речное турне до Касплянского озера я сделал два дела. Во-первых, побывал на территории двух пригородных верфей устроенных в устьях рек Смядыни и Кловке. Там, по допотопным технологиям, производили как 'однодревки', так и 'учаны' — плоскодонные парусно-гребные судна. Контачить с этими корабелами я пока не стал. Мне для моих проектов требовалось единоначалие, а в этих слободах была установлена коллективная долевая собственность и соответственно децентрализованное управление.

А во-вторых, с дотошной тщательностью я облазил, с целью исследования, княжеские боевые ладьи. Меня они впечатлили разве, что только в историко-культурном плане. Корма и удлинённый нос этих кораблей были украшены какими-то резными зверушками — то ли птицами, то ли драконами. К бортам этих лодей крепились щиты красного цвета. Над ними были расположены места для гребцов, с каждой стороны ладьи было по двадцать уключин с вёслами.

С практической стороны ладьи были маловместительные, плохо подходящими для крупномасштабных десантных операций — ладья брала на борт 40-60, максимум до 100 человек, соответственно они были малопригодными и при транспортировке припасов — их грузоподъёмность не превышала 20 тонн.

С конструктивной точки зрения ладья представляла собой несколько модифицированную лодку-долблёнку. Она была вытянута в длину, имела низкие борта. Корма имела закругленную форму. Судно было одномачтовое, оперенное одним большим парусом, который вверху навешивался на рею, а внизу крепился к бортам. В наличии имелись элементы стоячего такелажа в виде носового и бортового вантов, а также фалов. На корму был навешен руль, управляемый при помощи румпеля. Поверх бортов для увеличения их высоты было набито несколько рядов досок. Длина ладьи составляла до двадцати метров, ширина до пяти метров, осадка до трёх метров. Мореходные качества у этих лодей, из-за отсутствия киля, были чуть получше, чем у топоров.

Для сравнения, итальянские (венецианские, генуэзские) и немецкие морские корабли "галея" и "когг" соответственно, были способны брать на борт до полутора сотен тонн груза.

Ставку я планировал сделать на речные парусно-гребные суда галерного типа. Но самостоятельно это направление я не потяну, по причине отсутствия соответствующих кораблестроительных знаний. Я могу указать корабелам только общую компоновку судна, задать желаемые мной характеристики, параметры и не более того. Поэтому, хочешь — не хочешь, но заказы на строительство речных судов транспортно-десантного флота придётся размещать на местных, частных судостроительных верфях.

Этим утром, казалось, Днепр дышал особенно густым туманом, растекавшимся плотными, непрозрачными сгустками, по обоим его берегам. Плотная пелена начиналась откудато с верховий и медленно струилась на запад, погружая всё в непроглядную белую мглу.

— Чуть мимо Лодейницы не проплыли! — громко переговаривались между собой замы Анфима Осляд и Вышата, — города вообще не видно было, всё в тумане ...

— Ага, — подтвердил Вышата, — только по запаху поняли, что доплыли!

— Хватит болтать! Сушите вёсла! — гаркнул кормчий.

Лодейницы, подобно городкам Врочницы, Бортницы, Беницы, Солодовницы и др. — был специализированным поселением, с жителями занимающимися однородной деятельностью, определённым видом промысла. Из названия, было ясно, что жители слободы строили речные суда. И сам город Лодейницы и его плотбища стояли на берегу большого озера, Купринского. Прямо к этим верфям мы и причалили. Изяслав Мстиславич выделил мне свою ладью, с командой дружинников-гребцов. Правил ладьёй Анфим — командир княжеской судовой рати. Пройдённый нами от Смоленска до Лодейниц речной путь был, если можно так сказать, хорошо наезжен, так как являлся одним из ответвлений проторенного речного пути 'из варяг в греки', а Купринское озеро — одно из его звеньев.

Этот город стоял вначале передаточного пути из Днепра в Касплю. Я думал здесь увидеть довольо капитальные верфи и доки, но, как оказалось, в своих мыслях я слегка погорячился. Чтобы назвать покосившиеся, хлипкие сараи с навесами кораблестроительными верфями нужно иметь очень богатое воображение. Русское название "плотбище" им действительно подходит куда как лучше.

Тем не менее, под тесовыми крышами городка кипела жизнь, артели местных плотников и корабелов были 'по уши' завалены работой. Сезон был в самом разгаре — в летнюю пору здесь скапливалось множество русских и иноземных купцов. Одни из них шли на ладьях на север, к Новгороду, на северо-запад — к Полоцку и Риге, другие купцы путешествовали в противоположном направлении — на юг до Киева и Чёрного моря. В Лодейницах не только строили новые суда, но и ремонтировали, конопатили потрёпанные долгим переходом через моря и реки купеческие суда. Артельные рабочие верёвками и ручными лебёдками вытягивали суда на сушу, под навесы доков. Обстукивали корпус судна, меняли в обшивке прогнившие доски. Здесь же рядом стояли склады с просушенной древесиной. Часть досок и брусьев были закуплены с моей лесопилки.