Небо и земля

Нет, Айями не сможет. Знание не позволит.

Знание того, что его руки обнимали и обхаживали ласками другую женщину, а губы шептали интимное, предназначенное для двоих. И есть у него дом, откуда его проводили на войну и ждали возвращения, молясь без устали своему богу — лишь бы вернулся живым! Должно быть, он был невероятно горд, взяв на руки новорожденного сына, которого подарила ему ненаглядная.

Как отвлечь голову от образов, отравляющих разум? Нужно занять руки. Перемыть посуду не на раз и не на два, заодно надраить до блеска чугунки и кастрюли. Провести тщательную генеральную уборку. Рассортировать вещи, отобрав те, что пригодятся в далеком краю.

Набралось немерено скарба. Эдак не хватит всех коробок, оставшихся после первого переезда. Айями вспомнила, как по осени соседка по дому пыталась уехать из городка с сыном-подростком и с небольшим чемоданом, в котором уместились все их вещи. Ну, не кудесница ли? Как быть, если половина шифоньера занята Люнечкиной одеждой и разнообразной обувью? И ведь всё выменивалось про запас, на вырост. Жалко до слёз.

— Помогай, внуча, откладывай нужное в одну кучку, а ненужное — в другую, — предложила Эммалиэ.

— Тут все нужное! Тут всё моё! — топнула ногой Люнечка и сгребла обе кучки вместе. Обхватила и не отдает.

— Необходимо взять самое нужное и полезное, — настаивала Эммалиэ.

— Неет! — разрыдалась дочка. — Всё возьмем! Не отдам!

Эммалиэ лишь покачала головой в ответ на детскую истерику.

— Когда уснет, спрячем лишнее, всё равно не заметит. Айя, ты меня слушаешь? Уж какой день в себя ушла. О плохом думаешь? По лицу вижу.

— Нет-нет, все хорошо, — поспешила ответить Айями.

Незачем Эммалиэ знать об её невеселых раздумьях. В конце концов, Айями знала, на что подписывалась, согласившись стать любовницей господина подполковника.

Но и с новым знанием теперь не будет как прежде. Не сможет Айями притворяться, будто всё хорошо. И принудить себя не сможет, а притворство и ложь для него оскорбительны. Он был честен, Айями поступит также. Если потребуется, поднимется на третий этаж, пусть и без письменного приглашения, и с присущей дипломатичностью скажет, что не собирается становиться между ним и его... ненаглядной. И он прислушается, хотя бы для того, чтобы пожалеть остатки гордости Айями.

Она долго настраивалась, подбирая правильные слова и проговаривая под нос. И Имара не предупредила, а зачем, если тот практически не появлялся в комнате переводчиц, предпочитая отсутствовать по другим более важным делам.

Потому и не вызывал господин подполковник на третий этаж, что был занят, и записку с помощником не прислал. Того, кстати, не оказалось в приемной. Непривычная картина: пустой стол, а господина В'Арраса нет на месте. Айями постучала по дерматиновой обивке и приоткрыла дверь. Можно?

— Ты вовремя. Заходи, садись, — махнул рукой Веч, приглашая, и поднялся, уступая свое кресло. Забросил наспех бумаги в папку и отодвинул, чтобы не мешались. Взамен достал из ящика отпечатанные бланки. — Вот. Это договор о работе в Даганнии.

Прокрутил диск телефона, пытаясь дозвониться, и услышал длинные гудки на другом конце.

— Где шастает, бесы его раздери?... Вот я осел, совсем забыл, что у него задание, — проворчал под нос и обратился к Айями: — Сейчас вернусь, а ты читай, изучай. Поставь подписи там, где стоят галочки. Смотри внимательно, не пропусти. Вот перо, чернила. Отдельным пунктом впишешь дочь как малолетнего ребенка, находящегося под твоей опекой. Второй экземпляр — для матери, она тоже должна поставить подписи.

И вышел.

* * *

Утром О'Лигх вызвал к себе и отдал папку на завязках.

— На досуге полистай, для общего развития. Передали из северного гарнизона курьером.

Веч расшнуровал папку, перебрал содержимое.

— Это листовки? Давненько не видел таких.

— Агитки. С некоторых пор активно расклеиваются в поселениях на северном направлении. Патрули и дозорные группы, конечно, срывают, но и они не могут объять необъятное. Не успевают. Вот, передали образцы для изучения, чтобы и мы были наготове. До нашего гарнизона волна не докатилась, но чем бесы не шутят. Дай вводную командному составу, чтобы изымали такие агитки с мест расклейки.

— Партизаны, что ли, множат? — спросил Веч, рассматривая мятый лист с самописным текстом крупными буквами и с карандашными пометками, наверное, комментариями О'Лигха.

— Множат и еще как. Амодары не так глупы, как ожидалось, и о многом догадались. Ну да ты сам посмотришь при случае.

— Почти год прошел с капитуляции, только идиот не догадается. А то пусть бы и расклеивали партизаны свои бумажки по городу, нам-то что? Не сегодня-завтра отчалим домой, пусть ривалы разгребают навоз, который им достанется, — сказал Веч со смешком.

— Согласен, — поддержал насмешливую интонацию О'Лигх. — Увы, нас связывают обязательства по соблюдению легенды о непричастности ривалов. Необходимый минимум действий мы, конечно, предпримем, но для масштабных операций у нас не хватит ни техники, ни людей.

Вернувшись в свой кабинет, Веч полистал содержимое папки, позевал и отложил в сторону. Есть более важные дела. Нужно созвониться с сородичами из генштаба — он уже и список составил — и расспросить об амодарских поселках. Заодно обговорить условия, на которых он сможет забрать из поселка свою мехрем вместе с семьей. Веч еще не решил, к какому клану стоит обращаться с просьбой, к штормовому или к земному, с учетом востребованности знаний и умений мехрем. Кроме того, нужно уладить с миграционной службой вопрос срочности оформляемых документов — треклятые бесы ни в какую не соглашаются идти на уступки. Также нужно договориться с Г'Оттином о вакцинации. В общем, дел невпроворот.

Мехрем заглянула как нельзя кстати. Серьезна была и взволнованна, оно и понятно, пошло самое горячее время, когда нужно накоротке собрать вещи и подготовить документы. Не забыть бы в круговерти забот о данном ей обещании, но Аррас, как сквозь землю провалился, наверное, напрашивался на наряд вне очереди. Искал его Веч, и на пост дежурному позвонил, и в казарму, как вдруг вспомнил и с досады чуть по лбу себе не дал: сам же намедни отправил помощника с ревизией по акту приема-передачи города ривалам. Сувенирная коробка с новой куклой из амодарской столицы должна храниться в хозчасти. Осталось отдать подарок мехрем, и дело с концом, тогда и сборы в её семье пройдут веселее.

Веч вернулся с коробкой на третий этаж — дежурный выдал и ухмыльнуться не посмел, взяв под козырек, — смотрит, а мехрем разве что на смерть не похожа: все краски сошли с лица, губы дрожат, и взгляд остекленел.

— Что случилось? — не на шутку встревожился Веч, забыв о подарке. — Нехорошо тебе?

Она закивала мелко, и неестественная бледность сменилась нездоровым пунцовым румянцем.

— Г'Оттина вызову, — взялся он за телефонную трубку.

— Нет! — воскликнула мехрем. — Я сама схожу... в больницу...

— Ты тяжела? — озарило Веча.

— Да... Наверное... Не знаю... — Её залихорадило.

— Г'Оттин проверит и подтвердит. Пускай тебя отвезут в госпиталь на машине. Вызову шофера.

— Нет! Не нужно Г'Оттина! Я должна сама... к нашей... к нашему врачу...

— Не дойдешь ведь. Упадешь на полпути от слабости.

— Я... мне уже лучше... — Она машинально потерла лоб.

— Вот, хотя бы воды выпей. Надо бы чего покрепче, но тебе теперь нельзя. — Не сдержал ухмылки Веч.

А мехрем не поняла прозрачности намека, находясь мыслями не в кабинете.

Как ни настаивал Веч — на машине, на пешем сопровождении до госпиталя — мехрем категорически шла в отказ. И засобиралась, трясущимися руками собрав бланки договоров в стопку.

— Ладно, закончим с бумагами, когда сообщишь о результатах обследования, — нехотя согласился Веч. — Хотя уверен, ваша докторица не распознает. Ступай.

* * *

Айями спешила со всех ног. Набросив пальто, впопыхах повязала платок и на удивленные взгляды напарниц пояснила:

— В больницу я. Похоже, отравилась несвежим.

Дежурный, как и прежде, занимал место за конторкой в госпитальном фойе, но теперь коридоры стали безжизненными, и эхо шагов — гулким, как до даганского нашествия. Айями подергала дверную ручку кабинета, отведенного Зоимэль для приема пациентов. Заперто.

Бухнувшись на стул, осмотрелась воровато — не видит ли кто — и вынула из кармана платья мятый листок, расправила на коленке.

Плотная писчая бумага, текст написан под копирку и обведен тушью — каллиграфический почерк на амидарейском с карандашными пометками на даганском.

Агитка со знакомыми буквами попалась на глаза случайно. Выглядывала уголком из папки, которую Веч отбросил небрежно с выражением вынужденности на лице. Искушение оказалось настолько велико, что, едва господин подполковник вышел из кабинета, как Айями, не раздумывая, вытащила листок и наскоро пробежала глазами по тексту, написанному на чистейшем амидарейском.

Первой мыслью стало: немедля показать это Зоимэль. А второй, более трезвой мыслью стало: нет, нужно показать Айрамиру. Ему одному. А третья мысль напрочь лишила самообладания. Как он мог! Бесхитростно смотрел в глаза Айями, а сам заранее просчитал будущее с хладнокровием дальновидного стратега. И изворачивался как уж, отказываясь отвечать на её вопросы, а потом предавался постельным утехам, как ни в чем не бывало.

Она перечитала текст, на этот раз более вдумчиво.

"Братья и сестры! Вставайте под знамена партизанского движения!" (на полях пририсована карандашом ухмыляющаяся рожица).

"Скоро враг покинет нашу землю, но придет другой враг — змея в риволийском обличье" (на полях пометки — знак "+" и слово "hor*?")

"Риволийская змея вступила в сговор с даганскими варварами и купила нашу отчизну, наши жизни и нашу свободу!" (на полях пометка — знак "+")

"Нам уготовано истребление! Дадим отпор змее! Объединим наш гнев против риволийских гадов! Не верьте их слащавым посулам! На восток, братья и сестры! " (на полях пометки — знак "+", три смеющиеся рожицы карандашом, слова "на восток" дважды подчеркнуты, рядом восклицательный знак).

Смешной призыв, конечно, тут не жалко и десяти рожиц нарисовать. Ни оружия у братьев и сестер, ни припасов, да и способных воевать можно пересчитать по пальцам.

Тем не менее.

Вскочила Айями, но снова села под внимательным взглядом дежурного. Из-за мандража ей не сиделось на месте, а врачевательницы всё не было.

Айями заторопилась на крыльцо. Хлопнула дверью, пальто не застегнув: не хватало воздуха, и дышалось с трудом. Взбудораженность не отпускала, заставляя прохаживаться по дорожке туда и обратно. И думать, думать.

Карандашные плюсики на полях агитки — это согласие с утверждениями. Значит, даганны признают правоту в написанном.

То, что союзники заполучат землю Амидареи, она давно поняла, но то, что даганны на правах победителя избавились от проигравшей страны, стало убийственным открытием. И Веч об этом знал. Знал! И молчал, прикрываясь клятвами и присягой о неразглашении. Потому что на самом деле он торгаш, барыга, как и его соплеменники. Варвары-победители с безжалостным цинизмом продали островной змее обширные территории с населением в обмен на немалую выгоду. В выигрыше остались все, кроме Амидареи — растерзанной страны, которой самую малость не повезло с союзником.

Эммалиэ права, на севере нечего делать, там никто не ждет, Сопротивление развернуло взор в сторону Риволии, вот откуда придет враг под маской доброго друга. И Айрамир должен узнать об этом как можно скорее. Но нельзя болтать с каждым встречным о риволийской угрозе, ведь парень взял с Айями клятву о молчании.

Фигуру Зоимэль она заметила издалека и бросилась навстречу. Врачевательница совсем не изменилась, разве что добавилось седых прядей в волосах, выбившихся из-под платка, да черты лица заострились от чрезмерных забот и усталости.

— Айями, что случилось? — спросила встревоженно Зоимэль в ответ на спутанное приветствие.

— Айрамир до сих пор в отряде?

— Ну да. Разве он куда-то собирался?

— Он говорил, что хочет податься на север, в Сопротивление. Мне нужно встретиться с ним.

— Пока что он здесь, в городе... Айями, всё, о чем я тебе говорю, должно остаться между нами, — понизила голос врачевательница.

— Конечно! — воскликнула Айями с жаром. — Понимаете, я должна увидеть Айрамира, пока он не ушел на север. Срочно! Покажу ему кое-что — и всё.

— И что же это за вещь? — поинтересовалась скептически Зоимэль.

— Не могу сказать. Это между нами двумя. Но очень-очень важно, — ответила неловко Айями.

— Я должна оценить, оправдан риск или нет. Или не доверяешь? — спросила с иронией врачевательница.

Айями устыдилась своего недоверия. Зоимэль достойна уважения в гораздо большей степени, чем все живущие в этом городе, вместе взятые.

— Вот, почитайте. — Протянула ей агитку.

Та пробежала глазами текст, и меж бровей залегла морщинка.

— Где ты её взяла?

— В комендатуре.

— Источник надёжен? Это может быть подложная бумажка с голословными обвинениями. Даганны — мастера по фальшивым ловушкам, к тому же, непорядочные. — Врачевательница потрясла исписанным листком. — С легкостью обвинили непричастных.

— Нет, это настоящая агитка, с севера. Видите плюсики на полях? Даганская цензура.

Зоимэль нахмурилась.

— За тобой не было слежки?

— Нет. — Айями на всякий случай огляделась по сторонам. — Он думает, я пошла к вам на прием.

— Послушай, Айя, не рискуй. Раз для тебя так важно, я сама передам эту бумажку Айрамиру.

— Нет! Я поклялась, что никто, кроме меня, понимаете? Никто не должен знать. Даже вы.

— Может, не стоит спешить? Сходи домой, пообедай, попей чаю. Заодно успокоишься, а то выглядишь нездорово, а потом со свежей головой подумаешь, нужно ли верить написанному в подозрительной бумажке. Никуда Айрамир не денется за день-два. Передам твою просьбу о встрече, и он придет, проведает.

— Не проведает, вы же знаете, где мы теперь живем. Туда и невидимка не проберется, патрули на каждом шагу. Большой риск. Айрамир и нас подведет, и его самого схватят. Отнесу ему быстренько агитку и вернусь домой. Айрам в любую минуту может отправиться туда, где его уже никто не ждет. Рот мой на замке, никому ничего не скажу! — умоляла Айями.

Зоимэль задумалась, глядя вдаль. Долго думала, сомневалась, взвешивала. Посмотрела на Айями: стоит ли доверять девчонке, у которой молоко на губах не обсохло.

— Эммалиэ знает об агитке?

— Нет. Я прямиком из комендатуры и сразу к вам.

— И тебя не переубедить, так?

— Да. Это важно. И срочно! — сказала Айями, сложив молитвенно руки на груди. — Я буду осторожна.

— Хорошо. Возможно, это и к лучшему. — Согласилась, наконец, врачевательница. — Коли ты накрепко решила, слушай внимательно. Придется тебе прогуляться по городу, проверяя, есть ли за тобой хвост. Попетляй по улицам, спустись к набережной, но к лёжке сразу не ходи. Запоминай адрес на слух, нужный дом на краю города, не побоишься?

— Нет, — заявила Айями храбро.