Маги без времени

Я посмотрел на волколака. Глаза у него были звериные, но в жуткой искажённой морде таились и человеческие черты. Когда-то это был человек. Мальчик, мечтавший стать магом. Потом его исковеркали, превратили в чудовище, лишили воли, заставили любить своего мучителя и убивать для него.

Наверное, если бы дать ему свободу воли, он попросил бы его спасти. Любой ценой.

"Я не могу тебя спасти, — подумал я, глядя на волколака. — Извини. Только освободить".

В звериных глазах проступила человеческая тоска. Будто он всё понимал.

И тоже извинялся, что не сможет разжать челюсть и выпустить мою руку.

Я кивнул чудовищу.

Старая руна, придуманная мной ещё в Академии, впитала двое суток жизни.

Челюсти волка судорожно сжались, когда он стал весить будто двадцать волков. Боль резанула тело, но я отступил от упавшего волка и улыбнулся, баюкая обрубок руки. Кровь хлестала не слабее, чем у несчастных лошадей.

— Да ты же идиот... — прошептал Ирбран поражённо.

Я уже проделывал это ночью, а сейчас всё получилось куда легче.

Руна Акса Танри развернулась между нами и потянула жизнь Ирбрана в меня.

Ирбран взвыл, на его руках полыхнули Турс и Кано, ударили — и разбились о щит.

Мира, лёжа на земле, придавленная потяжелевшей, как свинец, волчьей лапой, выставила защитные руны и щедро, не меряя, вливала в них время.

— Нет! — ещё раз успел крикнуть Ирбран. Его кожа пожелтела, глаза ввалились, на штанах расплылось тёмное пятно. Я ощутил свирепую радость от того, что профессор натурфилософии умирает обделавшись и понимая, что он умирает.

И я очень жалел, что у меня нет лишней вечности, чтобы заставить Ирбрана провести её в муках.

— Грис! — крикнула Мира.

Я погасил руну. Наклонился и правой рукой выволок Миру из-под волчьей лапы.

Изменённый тоже был мёртв. Из открытой пасти торчал откушенный обрубок моей руки. Белела сломанная кость, из мышц сочилась тёмная кровь.

Я посмотрел на свою левую руку.

Её не было.

Была аккуратно зажившая культя, заканчивающаяся чуть ниже локтя. Я подвигал обрубком — никакой боли. Здоровье Ирбрана исцелило мою рану, но не смогло вырастить новую руку. Быть может, это было не под силу заклинанию. Но скорее просто не хватило здоровья профессора.

— Ты совсем седой, — прошептала Мира. — Седой и старый...

— Знаю, — ответил я и помог подняться своей старой седой жене.

Мы стояли, глядя друг на друга, рядом с издохшим профессором и мёртвым изменённым.

И, как ни странно, улыбались. Два семидесятилетних старика в холодном предзимье Северного Царства.

— Побредём? — спросила Мира.

— Ага, — ответил я. — Некогда ждать.

Руна вторая, Уруз

Зима в Тёмной Империи не такая холодная, как на Севере. Бывает и снег, бывает и мороз, но обычно стоит облачная погода с мелкой холодной моросью. Как по мне — даже хуже, чем снег.

Мы не прятались. В нашем положении петлять, путать следы, маскироваться — всё это было слишком большой роскошью. Мы шли по дороге, неспешно, почти не разговаривая, потому что любой разговор в итоге вышел бы к Сен. А так мы могли просто о ней думать.

Вечером нас подобрала маленькая процессия беженцев, двигавшихся к восточным землям. Те, кто не был совсем уж укоренён в Северном Царстве, решили уехать. Люди это были незнакомые, но не злые — они подобрали двух стариков, не стали задавать лишних вопросов и даже кормили нас три дня, пока пути не разошлись. Мы переждали день в приграничном селе, жители которого путались в вопросе, к кому они, собственно, относятся — к Северу, к Тёмной Империи или к восточным провинциям. А потом направились в Тёмную Империю с обозом, везущим вяленых гусей, — традиционный местный промысел.

Обоз шёл две недели, а следом за нами, настигая, неслась зима. Запах вяленых гусей (их набивали сухим горохом и солью, а потом полгода, до зимы, сушили на ветру) поначалу казался приятным, но к концу пути я подумал, что больше никогда в жизни не съем ни одного гуся.

Впрочем, что там осталось, той жизни?

Трясясь на повозке, придерживая Миру — та почти всё время спала, я думал о Сен. Куда её забросило? Сможет ли она защитить себя, если потребуется, не забудет ли руны? Догадается ли послать весть... впрочем, куда её слать — в Рунное Древо, где нас уже нет и которое весной падёт под ударом Тёмной Империи?

Мир, особенно нынешний, не лучшее место и для взрослого, что уж говорить о ребёнке.

Ещё я вспоминал другую Сеннеру — не монстра, а пророчицу. Она предсказала мне три имени — Танри, Мирарек, Уинвард.

С Танри и Мирарек всё ясно. Они придумали, как поворачивать время вспять, возвращать его волшебнику. Испугавшись, что слишком многое рассказали в своей статье, устроили восстание. Сожгли мир, чтобы скрыть одну-единственную книгу. А потом разошлись, расстались...

Что-то тут было неправильно. Я вспоминал статью, которую написали почти век назад Танри и Мирарек. Если люди, так увлечённо работающие вместе, расстаются — то не через какой-то год. Нужно много времени, чтобы развести их в разные стороны.

А Уинвард? Юноша-маг, ему было не то пятнадцать, не то шестнадцать, некоторые вообще утверждали, что десять лет, другие настаивали на двадцати. Он-то тут при чём?

Правду мог открыть только Тёмный Властелин. И он же, со всей его мощью, опытом, накопленными знаниям мог отыскать Сеннеру. Разъяснить, что сотворила Мирарек.

Конечно, если сам это знал.

Мира лишь один раз спросила меня, не поторопился ли я убить старую волшебницу. Я и сам думал об этом столько раз, что ответил быстро и резко: нет, не поторопился. Нет, выхода не было. Нет, мы не стали бы союзниками. Мирарек убила бы меня, едва лишь чуть-чуть пришла бы в себя.

Мира смотрела на меня с минуту сонными глазами, а потом сказала, что верит.

В столице, куда мы вернулись после десяти лет отсутствия, всё изменилось. Порт вырос, стал куда больше, и кораблей в гавани прибавилось. Через реку появилось два новых моста — красивых и широких. Даже на окраинах улицы вымостили булыжником. Пустырь, на котором когда-то ночевали бездомные и бродяги, превратился в парк — красивый даже сейчас, когда с деревьев облетела листва, а фонтаны выключили. Экипажей на дорогах тоже прибавилось, причём помимо частных карет и наёмных колясок в изобилии появились "линейки" — огромные кареты, курсирующие по заранее определённым маршрутам. Такую можно было остановить, сесть на длинную скамью и проехать весь город за мелкую денежку. На стражниках была новая форма — яркая, праздничная, будто они не за порядком следить, а развлекать горожан вышли на улицы.

А ещё постоянно встречались изменённые. Увидев первого, я вздрогнул — по улице шествовал юноша с ногами длиной метра в два, мускулистыми лапами вместо рук и гривой волос на спине. Он был одет в широкие штаны и что-то вроде меховой жилетки, лицо юноши выглядело вполне человеческим, молодым и мирным. Изменённые росли медленно, значит, этот был из первых, созданных лет десять назад. Горожане на него реагировали спокойно, расступались, но без опаски — как перед обычным человеком изрядного роста. Потом навстречу изменённому выскочил мальчишка, что-то прокричал — изменённый нагнулся, подхватил его, легко поднял на уровень второго этажа и поставил на балкон. Мальчишка хохотал, махал изменённому рукой. Тот улыбался. Вышла женщина, обняла мальчика и протянула изменённому руку. Монстр церемонно пожал её — и зашагал дальше по улице.

Мы с Мирой обменялись понимающими взглядами.

Творения Ирбрана и Секта стали частью Тёмной Империи. Когда-то это были редкие гости из дальних концов света или древние создания, секрет происхождения которых был утерян. Теперь же они превратились в рядовых граждан, необычных, но никого не пугающих.

Я вдруг подумал, с ужасом и отвращением, что натурфилософам больше нет нужды воровать или покупать детей со слабыми магическими способностями. Теперь, пожалуй, дети сами мечтают измениться. Стать летающими, плавающими, ползающими в земле, шагающими и прыгающими на недоступные людям расстояния. Быть может, им даже обещана выслуга лет, по истечении которой их превратят обратно в людей. Быть может, им даже не требуется лиана из зловонных южных лесов, они подчиняются сами, добровольно, как обычные солдаты.

Тёмный Властелин снова победил.

То, что нам казалось чудовищным и жутким, внезапно превратилось в часть повседневной жизни. Десять лет назад мы думали, что бежим от кошмара, в который погружается Тёмная Империя. А оказалось, что кошмар мы унесли с собой.

Обоз направился к рынку, а мы вышли на бульваре Юности и Чести, который раньше назывался одновременно и проще, и помпезнее: улицей Первого Героя. Уинварда всегда называли Первым из уважения к его юности, дальше шли Вторая и Третья Героини, Фреда и Мирарек, потом уже ничем не примечательный Танри, любвеобильный Реджар и старичок Сигну.

Забавно, я никогда раньше не задумывался о причинах такой последовательности. Ну ладно, Уинвард был юн, но ведь как раз юность не верит в смерть и склонна к безрассудству. Героизм женщин всегда вызывает уважение; видимо, поэтому они заслужили второй и третий номера в порядке перечисления? А Танри — если забыть о том, кто он, чем удостоился четвёртого места? Хорошо, допустим, что своей скромностью... посмеёмся вполголоса и допустим. Ну а пылкий Реджар, считавший себя то мужчиной, то женщиной? Почему он идёт раньше Сигну? Потому что Сигну был стариком, ему было под семьдесят? Неужели считается, что старику легче идти на смерть? Мол, прожил жизнь, пора бы и умереть красиво?

Я вот ничуть не стремился в могилу. Может быть, потому, что на самом деле мне, страшно сказать, — всего двадцать пять? Мире двадцать семь, а мне двадцать пять — да мы же юнцы в старых согбенных телах! И пусть эти тела навязывают мыслям свой возраст, меняют что-то в том, как текут мысли, но мне двадцать пять и точка!

Под мелкой зимней моросью, от которой одежда становилась тяжёлой и влажной, мы прошли по бульвару, с любопытством разглядывая, что изменилось. На самом деле, кроме высаженных деревьев, кажется — лип, улица осталась прежней. Те же каменные добротные дома в два-три этажа, те же мощёные тротуары. У нас были приятели, живущие в клубе Уинварда, мы к ним порой заходили, и улицу эту помнили.

Я нёс саквояж, в который две недели назад Мира вместе с Сен сложили деньги, ценности и самую малость одежды. От своей одежды мы избавились, даже плащи на нас теперь были другие, фасона восточных провинций, из тонкой верблюжьей шерсти. Незачем было наводить любопытных на мысль о том, откуда мы приехали. А вот вещи Сеннеры все остались. Выложить их — означало признать, что дочь мы в ближайшие годы не найдём.

— Думаю, у нас день или два, — сказала Мира. — Может быть, три.

— Да, — согласился я.

Вряд ли нас ищут в столице, вряд ли ожидают такой наглости — явиться под нос к Тёмному Властелину. Но регуляторы проверяют каждого мага. Хлипкая легенда, которую мы придумали вместе, затрещит по швам при первой же проверке.

Но если мы не справимся за пару дней, то не справимся никогда. У меня при ходьбе начинало тяжело ныть за грудиной, приходилось останавливаться и пережидать, пока сердце отпустит. Я мог подлечиться, обычными рунами или чьим-то здоровьем, незаметно вытянув немного. Но это стоило бы мне времени, и изношенное тело через несколько дней начало бы сбоить ещё сильнее.

Время. Я всегда думал, что умею его беречь и ценить. Оказывается — нет.

Мы подошли к клубу, когда короткий зимний день начал клониться к закату. На бульваре зажгли газовые фонари, причём без всяких фонарщиков, мы как раз шли мимо одного, когда начал шипеть газ, потом блеснула искра и фонарь засветился. Наверное, какая-то новая выдумка натурфилософов. Не все же они заняты тем, что совмещают детей с животными.

Клуб Уинварда выглядел почти как наш прежний. Все шесть клубов изначально были королевскими дворцами, в каком-то любил жить сам король, в другом обитала официальная супруга, к которой король порой наведывался, в третьем — королевские отпрыски, четвёртый служил для официальных приёмов, пятый — для неофициальных развлечений, шестой... да тоже для чего-то требовался. Тёмный Властелин выстроил для себя замок на вершине горы рядом со столицей, а все городские дворцы пожертвовал магам. Разумеется, это весьма способствовало его популярности среди знатоков рун.

Мы подошли к дверям, я протянул руку, но Мира меня опередила, сама коснулась дверной ручки. Поморщилась.

— Что? — удивился я.

— Минута, — пояснила Мира.

Десять лет назад двери клубов снимали за вход секунду жизни. Что ж, цены растут всегда и на всё.

Мы прошли в большой светлый вестибюль. Несколько рунных светильников ярко пылали под потолком. Хоть это не изменилось, газовыми фонарями маги брезговали.

Навстречу вышел привратник — в яркой ливрее оранжево-голубых тонов, с привычно-вежливым холёным лицом. Боюсь, мы выглядели простовато по сравнению с ним, но зато не столь походили на попугаев.

— Позвольте вашу одежду, господин и госпожа...

Мира позволила снять свой плащ, я тоже повернулся к привратнику боком — так, чтобы тот увидел пустой рукав, и подождал, пока тот поможет.

— Я отдам плащи в сушку, — вежливо сказал привратник. — Что желают наши гости? Проводить вас в ресторан? Или вы желаете посетить библиотеку?

Я бы не отказался сейчас ни от того ни от другого. Но не сразу.

— Мы из восточных провинций, — сказал я. Возраст и дорога сделала черты наших лиц такими, что можно было назваться кем угодно, кроме разве что чернокожих южан. — Право приюта.

Привратник сдержанно кивнул. Сказал:

— Давно уже никто не вспоминал о праве приюта.

— Если оно не действует... — начала Мира.

— О нет. Всё, что было обещано век назад, действует и поныне, — торжественно сказал привратник. — Я имею честь провести вас в вашу комнату...

Право приюта было заявлено Тёмным Властелином сразу после Войны. Любой рунный маг из любого конца света мог приехать в любой клуб рунных магов и поселиться там на неделю, бесплатно получив скромное жилище и питание. Это был очень разумный ход, поскольку жилось тогда всем несладко, а подчёркнутое гостеприимство и открытость быстро завоевали симпатию рунных магов. Кто-то, пожив недельку, а то и месяц-другой (переходить из клуба в клуб не возбранялось), оставался в Тёмной Империи. Кто-то уезжал, но уже совсем с другим отношением.

Десять лет назад правом приюта ещё порой пользовались. Сейчас, оказывается, оно вышло из моды.

И всё же мы решили им воспользоваться. По традиции приехавших погостить магов не беспокоили, даже регуляторы первые дни к ним не заглядывали.

Да и денег у нас было немного.

Привратник вначале направился к лестнице, но потом передумал и длинным коридором провёл к небольшой комнате на первом этаже. Видимо, решил, что мы можем рассыпаться по дороге.

— Есть две хорошие гостевые комнаты на четвёртом этаже, — пояснил он. — Но возможно, вас устроит комната чуть проще на первом.

— Нас устроит, — сказал я, оглядываясь. Комната была вполне приличной. И кровать достаточно широкая для двоих, и умывальник есть.