Комета. Карелия (2 книга)

А далее, наверно объяснять не нужно, со мной только лейтенант, который шевельнуться не может, и даже если принять во внимание Архипа, то всё равно ещё один человек нужен, так как с позиций нормального мужского шовинизма (тоже фразочка Соседом сказанная) я не тяну на полноценного третьего человека, а потому нужны минимум два человека, о которых ни слова в моих показаниях, значит я скрываю контакт с кем-то на оккупированной территории, то есть контакт с врагом! А кроме того, ведь я упоминала про сводку погоды и опять показания боцмана и ещё какого-то капитана-лодочника, по мнению которых я в три из дней, когда я двигалась при большой волне находится на воде не могла. А потому график и маршрут построенные скрупулёзно по моим показаниям разлетаются в клочья, то есть один день на крышу и плюс ещё три дня непогоды... И получается, что на этих двух китах меня обвиняют во лжи, то есть мне кто-то очень хорошо помог и доставил до Видлицы или Тулоксы, откуда я возможно выгребла сама для достоверности возвращения их завербованного агента. И что противно, не он должен доказывать мою вину, а я должна на пальцах (потому, что в отличие от капитана у меня нет десятков показаний авторитетных боцманов и капитанов со стажем больше моего возраста) доказывать свою невиновность, где только мои слова, а они противоречат логике собранных капитаном свидетельств, справок и заключений привлечённых экспертов.

И этот гад смотрит на меня своими довольными оловянными глазками, потому, что видит, что я поняла, в какую логическую ловушку он меня загнал. А мне радоваться совсем не чему. Я хоть и молодая, но не дура и без комментариев Соседа отдаю себе отчёт, что для любого, кто будет читать эти материалы правда логически обоснованная и подтверждённая будет на стороне капитана, а на моей только одни слова, которые игнорируют этот могучий монолит фактов и аргументов:

— Знаете, что! И вот это будьте любезны записывать максимально точно, без допущений и искажений. Если следовать вашей логике и аргументам, то это не будет очень сильно отличаться от утверждения, что на основании того, что сто произвольно взятых жителя Москвы не могут прыгнуть в высоту выше своего роста, значит, и мировой рекорд в прыжках в высоту выше роста прыгуна не существует. Видите ли, принцип математической индукции в доказательствах тем более юридических — это ещё во времена Цицерона было признано софистикой и недопустимым.

Теперь разберём наш частный случай. Первое. Я не обычная, а особенная девушка, умная, сильная, решительная, что доказывают собранные вами материалы. Надеюсь, что возражений нет? — Молчит. Киваю и продолжаю. — Второе. Я способна на действия и поступки, которые в глазах окружающих выглядят из ряда вон выходящими, но не являются при этом чем-то не возможным в принципе. Примеры: На катере среди десятков молодых, не глупых, решительных мужчин именно я занялась оказанием медицинской помощи тяжело раненому, который без моей помощи не имел шансов выжить. Факт подтверждённый врачами госпиталя, которые осмотрели пациента. При сдаче экзамена на радиокурсах я показала уровень владения радиоделом на уровне опытного специалиста и это подтвердили вслух проводившие экзамен приглашённые специалисты. В мой адрес даже были использованы эпитеты "талант" и "уникум". Факт так же может быть легко подтверждён. Третье. В состоянии мобилизоваться и справиться с поставленной задачей, что в принципе считается невозможным, для человека моего возраста и подготовки. Пример: То, что я в одиночку на узле базы Ханко, фактически взяла на себя работу полной смены радистов-дальников, не имея опыта и наработанных навыков. Это невозможно и небывало, но я это сделала и получила звание младшего командира всего через месяц после присяги.

Считаю, что трёх приведённых отправных точек достаточно, чтобы они смогли объяснить то, что я делала во время разведвыхода и развеять сомнения в моей правдивости. Я не знаю, где и как сейчас проходит лечение мой командир старший лейтенант Викулин и вообще, как его состояние, но в первые минуты после получения ранения в грудь он был на грани жизни и смерти. И спасло его от немедленной смерти только то, что я, не имея медицинского образования и подготовки, из подручных средств: баночки с крышкой и двух кусков кембрика с проводов радиостанции, используя как направляющую винтовочный шомпол, сделала систему активного дренажа. Это позволило отсосать воздух из полости плевры, чем обеспечила раненому возможность дышать и жить. А всего то, что нам на биологии рассказывали, что дыхание происходит за счёт создания разряжения или повышенного давления в груди, а при нарушении целостности грудной клетки эту разницу давления организм создать не может и человек умирает от недостатка кислорода. То есть в моём распоряжении были минуты, как и в распоряжении того мифического финского госпиталя или медика, которые должны были это сделать вместо меня. Какова вероятность такого события, если вы так любите цифры и логику? Можете не отвечать, это сказка, вероятность ноль и куча нулей после запятой! Так, что все ваши аргументы и выкладки по этому эпизоду притянуты за уши! А проверить это не сложно. Если, к сожалению, Викулин умер, то на вскрытии всё будет прекрасно видно. Если он жив, то он и сам может сказать, ведь он видел мою самодельную конструкцию и лечащий врач по многим клиническим проявлениям тоже подтвердит по характеру ранения, по ране или что они там увидят. Я не сильна в медицинских нюансах. А если ему делали операцию, что весьма вероятно, то тем более видели, ведь им пришлось вскрывать грудную клетку. И эти заключения подтверждают мои слова, а не ваши домыслы. То, что вы в этой ситуации бы скорее всего страдали и горевали об умирающем на ваших руках хорошем человеке, вместо того, чтобы реально сделать то, что спасёт ему жизнь, это вопрос этический, а не логический. И не даёт вам права судить и оценивать мои действия и возможности по вашим. Мои больше и я умнее, уже тем, что может и небольшой объём своих знаний умею применять практически.

Дальше. Я не в состоянии по своим физическим возможностям даже просто поднять, не то, что нести взрослого не маленького мужчину, каким является Викулин, но я придумала волокуши и сумела с их помощью обеспечить его транспортировку. Если вы на такое не способны, так не судите по себе, как я уже сказала, все люди разные. Далее, ту конструкцию что так изумила вашего боцмана, я одна сделала меньше чем за день и не сидела перед этим с расчётами и чертежами. Если вы и боцман на такое не способны, это вопросы опять не ко мне. А я в деревне у бабушки видела, как дедушка работает с лозой и плетёт из неё. Если бы у ребят в мешках не было с собой верёвок, то я вязала бы лозой, хуже и дольше, но справилась бы. Если у вас остаются сомнения, можно, когда я поправлюсь провести следственный эксперимент и я повторю своё изделие в указанные сроки, в аналогичных условиях и с тем, что у меня было тогда, нож, лодка, верёвки, ивняк и моховое болотце. По поводу невозможности плавания при волне определённой высоты и силе ветра выше каких-то значений... Знаете, когда припрёт и не такое сделаешь. У меня на глазах однажды толстый неповоротливый мужичок без разбега перепрыгнул двухметровый забор, а потом не верил тем, кто это видел своими глазами. Но на него кинулся разъярённый бык и ему очень захотелось жить, наверно... Теперь я хочу всё записанное прочитать, убедиться в точности и подписать. И очень надеюсь, что больше у вас вопросов ко мне нет!...

Записал, всё верно, перепроверила, молчит в тряпочку. Я одним спичем все его построения разнесла, вернее Сосед перевёл всё в режим его слова против моих слов, то есть о доказательствах говорить не приходится! Но упрямый такой. С этого дня он приходил после обеда и мурыжил меня своими вопросами до ужина. Мы вроде уже всё обсудили, но он снова и снова задавал одни и те же вопросы и периодически возникали какие-то мелкие нестыковки по сравнению с прошлыми протоколами и он очень радовался и мне на это указывал. Но я переводила разговор в другую плоскость, что если бы я была вражеским агентом, то выучила бы свою легенду буквально и наизусть. Вот тогда бы у меня никаких нестыковок бы не было, а эти нестыковки как раз говорят о том, что я рассказываю правду, а память некоторые мелкие моменты может сохранять не очень точно.

Я лечилась, вернее, меня потихоньку откармливали. Если почти половину своего веса я потеряла за три недели, то восстановиться в такие же сроки не получится, даже если буду есть в три раза больше, в крайнем случае может удастся набрать жир, но никак не вернуть прошлую форму. И как бы мне не были противны тупые однообразные повторяющиеся физические упражнения, но по другому тут ничего не выйдет. И я каждый день в первой половине дня стала уходить в дальнюю часть коридора и заниматься физкультурой, тянулась, приседала, отжималась, делала махи, наклоны, растяжки. Много помогал Сосед, как в плане самих упражнений, так и методик и организации занятий. Попросила тётю Клаву и мне сделали две скамейки, одну ровную, вторую с наклоном, для прокачивания отдельных групп мышц. Ещё старшина принёс мне пару мешков с песком с привязанными к ним ремнями, для использования в качестве утяжелений. А после обеда приходил круглолицый капитан и продолжал меня мурыжить. По его виду я понимала, что он уже сам не горит энтузиазмом, но и бросить это дело не в состоянии. Вообще, если бы Полина Игнатьевна не упёрлась и не встала скалой на пути следователя и меня перевели в камеру, то возможно уже доломали бы, но здесь на своей и дружеской территории сила была за мной. Но видимо у него был приказ, и он честно его отрабатывал и продолжал долбиться с упорством достойным лучшего применения... Временами ловила себя на сильном желании к его приходу достать свой пистолет и выстрелить ему прямо в круглый лоб, так меня порой злила эта надоедливая докука...

Вот здесь я убедилась в наличии женской солидарности, весь женский состав расквартированного здесь же штаба и ещё каких-то служб, встал на мою сторону. Так, что в штабной столовой, где он питался его обслуживали в самую последнюю очередь, да и вообще, всячески делали мелкие гадости и мне через Клавдию докладывали. И как я не просила передать девочкам, что этого делать не нужно, да и не виноват он, работа у него такая, но это не помогало...

Тянулась эта катавасия, кажется до четвёртого декабря. Я как обычно уже готовая к тому, что ещё один вечер сейчас будет убит неизвестно на что, вернулась в свою палату, прилегла на кровать и не заметила, как задремала. Проснулась уже в темноте от тормошения Клавдии, проспала до самого ужина, а капитан не пришёл. Только на завтра девочки из штаба передали, что следователь уехал... А я на радостях пошла к доктору:

— Здравствуйте, Полина Игнатьевна!

— Здравствуй, милочка! Чего-то хотела?

— Да! Я бы хотела узнать, как долго мне ещё у вас лечиться? — Я хотела сказать "здесь лечиться", но сосед вовремя подправил, пояснив, что это несколько пренебрежительно и грубо звучит. За время общения со следователем мы с Соседом слились ещё больше.

— А что тебе не нравится?

— Полина Игнатьевна! Мне у вас очень нравится! Девочки такие хорошие, весь коллектив под вашим управлением. Но надело и война вообще то идёт, а я ведь на службе...

— А если тебя опять засунут по каким-нибудь лесам с рацией бегать? У тебя же сейчас сил нет на это.

— Так вы можете написать ограничение, что в ближайшее время мне противопоказаны интенсивные физические нагрузки...

— Хорошо! Я подумаю...

— Спасибо! Полина Игнатьевна!...

Я, правда, уже считала, что я почти здорова. Я уже два дня с ужина не брала хлеб! Я два раза уже СМОГЛА! Вы не понимаете? Да! Это не просто понять, скажу честно, если бы мне самой раньше такое рассказали, я бы тоже не поверила и уж точно бы сказала, что со мной такое случиться не может. На третий день в лазарете, когда я уже начала понемногу есть, а главное уже вполне двигалась, во время ужина я, как мне казалось, незаметно стащила с подноса кусок хлеба и стала его прятать под одеяло. Но тётя Клава это движение пресекла немедленно, забрала у меня хлеб наругав, что она не хочет, чтобы я как дурочка в крошках спала. Мне было очень стыдно и одновременно обидно и досадно, и я ужасно разозлилась на тётю Клаву. Но самое главное, я стащила этот кусок не потому, что хотела есть. Я его стащила потому, что мне было до безумия страшно снова оказаться голодной. И я потом наверно полчаса плакала, когда унесшая поднос с едой и только что отругавшая меня тётя Клава пришла и вручила мне аккуратно завёрнутый в чистую тряпицу кусок свежего, ароматного хлеба, кажется даже тот самый, который я перед этим упереть пыталась. Так вот я рыдала не потому, что осталась без хлеба, а потому, что тётя Клава мне его как раз принесла. Вручила мне этот самый дорогой для меня свёрточек, присела на край кровати:

— Ты, не серчай! Что сразу отняла, не дело это, когда хлеб по кровати, где попало валяется. А то, что все после голода хлеб прячут, этого насмотрелась, все так делают, знаю, страшная штука голод, кто не знает, тот не поймёт. Ты не волнуйся, я тебе в тряпочке буду каждый вечер давать. Утром, если за ночь не съешь, на завтрак есть будешь, ведь, грех это, если хлеб зазря засохнет. Ты хлебушек под подушку положи и чувствовать его будешь и покойнее тебе станет. А ты, милая, постарайся его через силу не есть, пусть тебе для спокойства будет. А как сможешь с вечера без хлеба оставаться, значит поправилась. Это проверено уже... Договорились? Не станешь на меня сердиться?

Я замахала головой сначала в "Да!", а потом в "Нет!". Говорить я не могла, у меня слёзы подпёрли горло. И действительно от прижатого к груди свёртка с хлебом у меня по всему телу заливался покой и какая-то радость. Вот я и плакала после ухода тёти Клавы, с почти физическим наслаждением тихонечко ощущала кончиками пальцев сквозь тонкую ткань шершавую поверхность среза хлебного ломтя и неровную бугристую корочку.

Я снова была поражена глубоким жизненным опытом тёти Клавы, тем как она всё знает и понимает. Но, в самом деле, я услышала тогда только слова тёти Клавы, но их тогда не поняла, вернее, часть глубокого смысла до меня тогда не дошла. Только через неделю или больше я поняла, что на самом деле мне говорила старая медсестра. А начала догадываться, но ещё не понимать в день, когда у меня в очередной раз изменили режим питания вместо пяти на четыре раза. Подошло уже знакомое время второго завтрака, а его не несут, хоть мне ещё накануне сказали, что сегодня у меня будет обед пораньше. Ну, подумаешь, ведь какая ерунда, что нужно всего часа полтора подождать и будет вкусный горячий обед из трёх блюд. Но как меня трясло эти полтора часа! Но самое противное, это накатывающие из ниоткуда волны страха, от которого цепенеет всё тело и не шевельнуться, только трясёт, словно ознобом и думать жутко трудно. Меня спас кусок хлеба в тряпочку завёрнутый, что так всё время и лежал у меня под подушкой. После второй атаки страха, я вспомнила про хлеб, достала его и стала нюхать прямо через тряпочку. Мне хватило сил не наброситься на него и не засунуть в себя. Как мне потом Клавдия сказала, что если бы я его съела, то меня бы скрутило страхом ещё сильнее, ведь теперь хлеба у меня бы уже не было...