Фронтир Индикона 3 Дорогами Ветров

Первые калильные двигатели появились в конце IX века, неудивительно, что герр Мартин не застал. Тем не менее болиндеры (название пошло от имени шведского производителя, который поставлял двигатели такого типа в Россию) конструкционно проще паровика и не так требовательны к точности как последние. Первые нефтяные двигатели имели герметичную, полусферическую полость, которую для запуска следовало долго разогревать открытым пламенем горелки, она так и называлась — калильная головка. Столь архаичный способ запуска имел массу проблем. Регулировать температуру головки приходилось длинной факела, разогрев порядка пятнадцать минут. При работе двигателя с нагрузкой, прямо в цилиндр приходится подавать воду для охлаждения, а при малой нагрузке, наоборот — прикрывать подсос воздуха, чтобы калоризатор не остыл. Мартин может и любит такое дело, а мне на хрен не нужны все эти танцы с бубном вокруг режимов воспламенения смеси!

В авиамоделизме точно такие калильные двигатели применяются, и никто ничего в них не греет, там стоит свеча накала, работающая от батареи. За пару минут спираль раскаляется, а после, в процессе работы, поддерживает температуру от вспышек топлива в цилиндре. На наш скипидарный движок установили молибденовую спираль с питанием от ионисторов, лепестковый клапан, термопару и тиристорный регулятор мощности, позволяющий с точностью до градуса выставлять температуру спирали.

Помимо электрической спирали наш нефтяной двигатель, он же полудизель, оснастили системой жидкостного охлаждения с медным радиатором с термостатом и циркуляционным героторным насосом. Аналогичный по конструкции насос подаёт в цилиндр топливо. В отличие от дизельного двигателя, оно поступает в цилиндр не в конце такта сжатия, а во время впуска, что позволяет использовать насос, рассчитанный на небольшое давление. Фишка полудизеля в том, что для поджига топливной смеси не требуется высокая степень сжатия, как у двигателей Дизеля и, следовательно, не нужно высокое давление впрыска. Давление газов в головке всего пять атмосфер, а значит и по прокладкам нет никаких запредельных требований.

После нагрева спирали сдвоенный маховик раскручивается вручную, и двигатель выходит на рабочий режим. Если описать процесс в двух словах, топливо, а мы использовали скипидар, впрыскивается в калильный шар под низким давлением. В начале фазы сжатия оно испаряется, при сжатии пары смешиваются с воздухом, поступающим в головку через дроссель, и воспламеняются от нагретой спирали. Смесь в шаре горит, газы поступают обратно в цилиндр, и толкают поршень назад. Так повторяется постоянно. Выпуск-впуск, по двухтактному циклу. Болиндер жрёт всё, что горит, он вовсе не убиваемый, прост как лом, а его КПД составляет солидные двенадцать процентов. Сравните с жалкими тремя у паровика, который мы могли бы реально сделать.

Массивный маховик требуется для сглаживания вибраций и толкания поршня в сторону головки, он же используется для передачи крутящего момента на редуктор электрического генератора.Цилиндр объёмом пятнадцать литров выдаёт на-гора шестьдесят киловатт при весе (без рамы и маховиков) тысяча сто кило... Тяжеловат конечно, явно не мобильный вариант. Движок, генератор, рама, маховики и бочки со скипидаром транспортировала к лагерю целая вереница быков. И все же, даже такая 'сырая' модель двигателя как нельзя лучше подходила для быстрой зарядки ионисторов трайка. В планах проектирование двухцилиндрового калоризатора на двести киловатт!Планируем поставить гиганта на 'Варяг' в качестве резервного источника питания. Рассчитывать на то, что донные ГЭС будут вырабатывать на медленной Замбези достаточную мощность, было бы наивно, а болиндер в связке с генератором полностью закроют энергетическую проблему. Если превратим один из кораблей-доу в плавучую перегонную установку, то тот же скипидар сможем по пути гнать. Из кубометра пеневого осмола выхлоп два пуда, из кубометра смолы — третья часть. От рабов было точно известно, что на острове Занзибар огромное количество окаменевшей и грязной камеди. К тому же во всеядный движок можно заливать спирт или любое растительное масло! Не пропадем в глубинах Африки без бензина и керосина.

Тарахтящий и коптящий движок делал своё дело и стрелка заряда быстро ползла вверх.

Операция получила кодовое название 'Охота на Карлов'. Задача: зачистить квадрат, точней прямоугольную трапецию джунглей сорок на пятьдесят километров. Отделения загонщиков при поддержке бомбомётов одновременно выступили на запад от восьмого и двенадцатого лагеря. Спустя два дня часть войск достигла крайних точек и начала затягивать 'котёл'. Использование воздушных шаров, маяков, змеев, радио и обычных телеграфа и телефонов для координации оставляли пигмеем мало шансов, к тому же они толком и не поняли, что происходит. Привычно прятались, уходили в глубину джунглей, которые знали куда лучше нас. На это и был расчёт. Невелика хитрость — с каждым днём периметр 'котла' скукоживался, плотность и связность загонных групп увеличивались, и пигмеям с каждым днём всё трудней было улизнуть. Пошли первые пленные. По ходу операции звенья топографов готовили карты, определяли зоны ответственности рот. За штабом осталась общая организация и тыловое снабжение по обкатанной схеме. Хотя, сдаётся, я дую на воду. Пигмеев по определению не может быть много. Они же собирательством и охотой живут, а не скотоводством и сельским хозяйством, как банту. Пока штаб и Павел Петрович решали организационные задачи, мы с Дьярви испытывали новый пара-трайк, приборы, прицелы и конечно же необычный пулемёт.

Помимо координации действий, каждый день прочёсывали квадрат за квадратом и летали, благодаря приборам даже ночью. Конечно, о нашлемном варианте прибора речь не шла, но даже укреплённый на шарнире, светящийся зелёным светом, небольшой экран позволял легко отличать людей, от диких животных.

Шёл пятый день операции. Дьярви привычно устроился в кресле стрелка-наводчика и то и дело водил в разные стороны стволом пулемёта, рассматривая через прицел малейшие движения в джунглях. Летающий 'дух' сбрасывал бомбы и огонь с неба, стрелял огненными копьями и приводил пигмеев в неописуемый ужас. Боялись они и разрезающего ночную мглу яркого луча прожектора, и страшных звуков, что транслировались из мегафона. В прошлый раз я даже голос сорвал, а сейчас поступил умней. Заранее записал обращения на языке пигмеев на небольшие виниловые пластинки. Подлетая к очередной деревне, достаточно воткнуть штекер от электрофона в гнездо громкоговорителя.

— Ярл, большая группа пигмеев на сорок градусов. Пятнадцать человек, — Дьярви хорошо освоился со шкалой сферического компаса и прицела.

— Вижу!

— Разреши открыть огонь.

— Сообщение о сдаче транслируем и открывай.

— Ярл, ну зачем это? Они же убегают всё равно!

— Дьярви!!!

— Всё-всё. Понял, стрелять в женщин и детей нельзя.

— Ну и молодец! Старайся стрелять только в мужчин с оружием.

Пока я закладывал вираж. Дьярви нехорошо оскалился, развернул блок ствол вниз и вжал до отказа спусковую скобу. Двигатель начал раскручивать блок стволов посылая вниз ураган огня и стали. Крупнокалиберные пули пробивали густой полог джунглей, словно садовый секатор, срезали нелепо прилепившиеся к высоким деревья жалкие домики пигмеев, не оставляя последним никаких шансов. Прицел с тепловизором прекрасно показывал, где прячутся дикари даже под густой листвой. Можно скрыться если намазаться плотным слоем грязи или в ручей какой сигануть, можно ещё в листья закопаться поглубже. Только вот военных советников у пигмеев нет.

— Прекратить огонь!

Дело даже не в диком расходе патронов. Двигатель, раскручивающий блок стволов, кушал много, очень много электричества. Понимаю наших конструкторов, что строили многоствольные вертолётные установки на принципе отводов пороховых газов.

Передаю координаты деревни в штаб и забираю восточней, чтобы возвращаться на базу новым маршрутом. Трайк отлично справлялся с ролью пугала днём и ночью, лучше всяких загонных отрядов. Три часа полёта, зарядка батарей, короткий сон и новый заход. Устал здорово, но Дьярви выручал. Он частенько садился в кресло пилота на обратном пути. Ещё во время испытания Дьярви неплохо освоился с управлением и был рад любой возможности 'порулить', как впрочем и пострелять.

Неожиданно браслет, что я постоянно носил на руке взорвался каскадом разрядов. Пятый — восемь тысяч двести сорок, азимут двести сорок пять. Одиннадцатый — восемь тысяч сто сорок, азимут двести сорок семь. Четырнадцатый, третий, семнадцатый... Я не сразу разобрался в мешанине сигналов, все же в последнее время очень редко виделся с нашими и далеко не всегда они одевали браслеты. Я сперва покинул, а после снова вошёл в невидимое поле действия браслетов. Двенадцать, сразу двенадцать ключей в одном месте! Это наши, и наверняка они в плену у пигмеев! Ничем другим я не могу объяснить столь странное расположение браслетов. Или... Нет, не буду каркать!

Спустя десять минут мы оказались над крупной деревней, можно сказать городком пигмеев. Десятки домиков с купольными крышами из листьев, а по центру большое здание для старейшин, где, судя по координатам, и находились наши ребята.

— Дьярви, зачищаем деревню по стандартной схеме. И смотри мне, чтобы в тот большой дом ни одна пуля не попала! — и вызываю подмогу. — Штаб, ответь первому!

— На связи.

— В квадрат семьдесят шесть срочно направить семь отделений. Координаты...

— Принято.

Сбросив остатки бомб и флешетов, дали пару очередей и сразу на посадку. Перед 'дворцом' как раз имелась удобная площадка. Жаль коротковата, но должен вписаться.

— Дьярви, разверни стволы, закрой чехлом прицел и пристегнись! Готовимся к жёсткой посадке.

— Есть!

Вписаться в полянку не вышло. Новый трайк больше и тяжелей старого, пока я толком не чувствую габариты. Пробежав полсотни метров, он как бумажные листы снес два соломенных домика и уткнулся балкой прямо в мощный ствол с морщинистой, чёрной корой. На переднем торце опорной балки пулемёта на случай столкновения установлен пружинный демпфер. На этот раз не зря 'на воду дул'.

Десантирование отработано. Заученными движениями одеваем шлемы, накидываем куртки бригантины, перчатки и ходу в дом старейшин. Туземцев в деревне нет, население разбежалась ещё при обстреле. Какая-то часть охотников, видя что дом вождя остаётся неприкосновенным, укрылась в нём.

— Дьярви, помни, самых раскрашенных, с браслетами не убивать!

Врываемся в дом, и пока Дьярви ведёт скоротечную свалку с пигмеями, я копаюсь в дальнем углу. Браслет, как путеводная нить Ариадны, транслирует расстояние и направление. Браслеты нашлись в куче связок бус, амулетов и каких-то корней.

— Чёрт! Тут никого.

Оставшиеся в живых пигмеи сбились в углу.

— Где эти люди? — Дьярви бьёт одного из старейшин с несколькими браслетами на правой руке. — Где?! — подносит связку браслетов к его лицу.

— Остановись! Без переводчика мы всё равно ничего не поймем. Давай-ка вяжи их, а я внимательно осмотрю деревню. Мы тут надолго задержимся, аэродром то коротковат для взлёта!

Осматривая один дом за другим я находил лишь какие-то нелепые мотыги, короткие копья, еду, связки корешков и сушёного мяса. Пленников увели?Не думаю, слишком быстро всё произошло. У опушки моё внимание привлекла яма огороженная кругом камней. Глянул, что там. Яма глубокая, метра четыре, а на дне, в слое грязи, кто-лежит и не шевелится.

— Эй, есть кто живой?!

Тишина. Похоже, придётся спускаться.

— Дьрви, бегом к трайку за верёвкой и сразу ко мне!

Спустя двадцать минут мы извлекли из ямы, одетую в какие тряпки, связанную лианами, молодую и недурно сложенную девушку. На всём теле были следы побоев, а её правый глаз полностью заплыл. Тело покрыто сплошной коркой грязи и спекшейся крови. Всё же с первого взгляда мне стало ясно, что это наш 'клиент'. Такой нежной кожи, таких белоснежных локонов и небесно-голубых глаз среди местных аборигенов не наблюдается.

— А она хороша, Ярл.

— Я не слепой, Дьрви. Дай-ка ей флягу с водой.

Девушка находилась в полуобморочном состоянии. Дьярви освободил её от пут и протянул флягу. Напившись, дама вцепилась в его рукав словно клещ и принялась колотить Дьярви в грудь рукой, обрадовав целым водопадом отборнейших ругательств на чистом немецком, из которых 'грязная свинья' была, пожалуй, самым безобидным. Откуда только силы взялись?

Дьярви не растерялся и сходу зарядил ей мощную оплеуху, а после заговорил:

— Женщина, как ты смеешь так говорить? Мы спасли тебя от зинджей, а ты ведешь себя, словно злая собака! Клянусь Тором, если ты произнесешь хоть одно плохое слово, я посажу тебя на цепь!

Под конец Дьярви ввернул пару особо заковыристых ругательств на своём, и девушка пришла в чувство, а во взгляде появилась осмысленность.

— Wer sind Sie?

Я прошептал:

— Мутабор, — и повторил ещё раз громче, — Мутабор! Ты понимаешь меня?

— Да! Но как? Как я понимаю этот язык? Это же русский? Кто вы?

— Дьярви, давай-ка бегом за аптечкой, — это уже на латыни, и снова девушке, — Друзья. Мы друзья.

— А эти пигмеи? Они, они...

Девушка разрыдалась и уткнулась мне в плечо. Когда она пришла в себя и успокоилась, я взялся за обработку ран и продолжил диалог:

— Успокойся. Меня зазовут Ярослав, а вот этого парня с татуировками на лице — Дьярви. Мы не причиним тебе вреда. Так, как тебя зовут?

— Гретта. Гретта Ланге из Германии.

— Скажи, Гретта, какой шёл год когда ты здесь оказалась?

— Вы что— то знаете? Вы знаете, что тут происходит?! — Гретта умоляюще посмотрела на меня.

— Да, знаю, и можешь поверить, я всё без утайки расскажу тебе, — я показал связку браслетов. — Ты знаешь, где эти люди? Как я понимаю, один из них твой?

Гретта опять разрыдалась.

К ночи, когда к деревне стали подходить первые наши отряды, я с горем пополам выяснил картину произошедшего. Гретта Ланге оказалась взрослой тётей. Сорок семь лет, доцент кафедры химии Ганноверского университета. Попала она сюда прямиком из Третьего Рейха, 1937 год. Их было двенадцать человек, большая группа, которую 'телепортировали' немного северо-восточней моей точки приземления. Люди адаптировались, наладили торговлю и жизнь, а спустя несколько месяцев решили сплавляться по реке Тана к побережью. Поближе к цивилизации захотели, но что-то пошло не так, и их перехватили наши карлы. Пленников долго перевозили из одной деревни в другую, а после побега разделили. Где остальные, Гретта не знает и очень хочет лично убить какого-то старейшину пигмеев по имени Кхло. Гретта не только написала имена всех её друзей, но и набросала портреты. Впрочем, я думаю и без этого ошибиться нам не грозит.

Кхло оказался главным старейшиной поселения и по началу не хотел разговаривать с нашим переводчиком. Но к ближе к утру, он решительно изменил свою позицию и самым подробным образом рассказал всё что знает, и не знает. Сопоставив его рассказ с данными, полученными от Гретты, я получил примерный расклад. Восемьдесят два дня назад Кхло продал людей, захваченных соседним племенем на реке, арабским купцам, одного из которых зовут то ли Акиф, то ли Азиз, оставив красивые браслеты себе. Пигмеи говорили на весьма экзотичном языке и даже банту с трудом понимали их речь. Зато город, куда стекаются все рабы с окрестных земель он знал хорошо — Никана или Никано, что стоит на берегу Индийского океана.