Вид на сельскую местность из окна небоскреба

— Какая встреча, господин капитан! Где у нас усопший?

— Вася, не время панковать! — резко бросил Авраменко, — гляди, если этот гусь превратится по дороге в жмурика — нам всем небо с овчинку покажется.

— Че такое? — наморщил лоб Штырь, — важный свидетель?

— Типа того.

— Эй, Марфа Петровна! — крикнул Вася, — тащи носилки, старушка. Так, что мы тут имеем? Ба-сур-ман! Чего он разлегся прямо на плитке?

— Кочергой по тыкве получил! — вкратце объяснил участковый, — то есть, по спине.

— Ясно! А за что?

— За дело!

— Понял! — ни капли не обиделся фельдшер, — ну, тогда помогите мне его погрузить на носилки. Сто-стоп! Сначала нужно доску широкую найти, а затем уж на нее кладем... красавица, есть у вас искомая доска?

— Не знаю! — пожала плечами Надя, — нужно посмотреть.

— Артем, сходи с ней, — сказал Авраменко, — и скорее что-нибудь найдите. Это же вам не терминатор — он и скопытиться может.

Дальнейшие события промелькнули для Орлова, как в тумане. Приезд родителей Надежды, слезы матери и гнев отца, загадочный вид участкового, с которым он попросил Геннадия Николаевича об уединении. После уединения вид у Пешеходова был тоже — не самый бодрый. Родители забрали Надежду в дом, а Артем спросил у Авраменко, что теперь.

— Распишись вот здесь, здесь и здесь, и иди домой, — ответил капитан.

— Что это? — поинтересовался парень.

— Протоколы дознания и подписка о невыезде. Пока. Дальше — следователю решать. Если этот подонок окочурится в больнице, то тебя навестят. А я свою работу уже сделал. За пределы сельсовета ни шагу — себе же навредишь. Если есть на примете хороший адвокат, то самое время с ним проконсультироваться. Ладно, удачи!

Участковый захлопнул органайзер и папку, где хранились первичные документы по делу "Народ Березовки против Артема Орлова", встал и отряхнул брюки.

— Наша служба и опасна и трудна, — кряхтя, сообщил он, — и нет времени, чтобы испить вина. Это я к чему... ты, говорят, коньяк дома неплохой держишь?

— Случается! — кивнул парень.

— Я завтра вечерком к тебе подкачу, — поразмыслив, сказал Авраменко, — покумекаем, как быть. С людьми нужными успею переговорить — может что дельное подскажут. Пока же у нас с тобой одна позиция будет: самооборона при попытке изнасилования твоей девушки. Согласен со мной?

Артем молча кивнул. Капитан продолжал:

— Теперь я вынужден откланяться. Необходимо еще остальных дагов навестить — сказать, что если высунут нос на предмет кровной мести, им в двадцать четыре часа придется покинуть пределы области.

— Каких дагов? — теперь уже Орлов ничего не понял.

— Дагестанцев! — хмыкнул участковый, — ты про них забыл? Смотри, сильно с ними не задирайся. Понаехало нечисти всякой на мою голову! Пора уже прекращать этот "интернационализьм". Боком вылазит.

Каким-то образом весть о том, что Артем прихлопнул Мустафу разнеслась за полдня по всей Березовке. К вечеру парень даже отключил телефон — надоели своими звонками сердобольные славяне. "Так ему и надо, черножопому, Артемушка!" "Мы мысленно с тобой, парень! Верные механизаторы совхоза". "Бей черных, спасай Рассею!" "А как дело-то было? Он кинжалом размахивал?"

Что всегда удивляет в народе... в любом, будь-то немцы, американцы или эфиопы, так это эффект толпы. Даже если собрать в одном месте тысячу умнейших людей планеты и оставить их без контроля, то они обязательно перегрызутся. Резкий эффект оглупения, вызванный нехваткой оперативного простора — вот как это можно назвать. Именно этим различаются мозг человека и мозг компьютера — посади Гарри Каспарова играть с суперкомпьютером в шахматы — счет после десяти партий будет 6:4 в пользу человека. Посади на стулья десять гроссмейстеров того же уровня — проиграют одному компьютеру подчистую. Разум человека — это "грязный" разум. Несколько процентов реальных возможностей мозга, а остальное — хлам, делающий человека человеком. Амбиции, чувства, предрассудки, фобии и мании.

Ну, а русскому человеку, умеющему коллективно только жрать водку и обсуждать политику, вообще не рекомендуется собираться толпой больше трех человек. Того и гляди революцию измыслят и слом старой государственной машины. При полном неумении создания новой. Все видали автомобиль "Запорожец"? Вот это и есть — прообраз советской государственной машины. И вот теперь эта машина будет думать, как же поступить с наглецом, посмевшим вступиться за свою и девичью честь.

Вечером Артема навестила Анечка — кассир из бухгалтерии совхоза.

— Меня Надька прислала! — заявила она с порога, — она под домашним арестом, а дозвониться до тебя не смогла. Я, кстати, тоже.

— Телефон отключен, — вздохнул Артем, — заколебали уже звонками. Никогда не думал, что у нас так много придурков.

— Ха! — заявила Анна, — их гораздо больше, чем ты можешь себе представить. Думаешь, отчего я не замужем? Ладно, довольно лирики! Надя вечером хочет смотаться на часок из дому и забежать к тебе. Чтобы был дома, ясно!

— Ясно! — пожал плечами парень, — а чего Пешеходов?

— Пешеходов — дурак и сволочь! — четко произнесла Аня, — зачем было удочерять Надю, если к ней так относишься. Сначала эта история с насильственным выданьем замуж, теперь вот сегодняшние события. А ты молодец, Орлов! Счастливо! И включи телефон!

Поднявшись на цыпочки, Аня чмокнула растерявшегося Орлова в губы и смылась. Пожав плечами, Артем вернулся на диван. Пешеходов, конечно, сволочь, но отнюдь не дурак. Просто человеку собственная задница дороже чести приемной дочери. А его сегодняшняя реакция похожа на реакцию вора из Древнего Рима. Посадили в бочку с дерьмом и махают мечом на уровне головы. Раз — нырок, два — нырок. Но внезапно меч исчезает — машущий им свалился под колеса. Что делать?

После Анны наведался Наждачный. Никола был скромен и трезв. Вопреки обыкновению, не притащил с собой ни "чарлика", ни кустарной водки. С Наждачным вместе пришел Бегунок. И тоже трезвый.

— Мне кажется, что я в эту хату раз начал ходить, то уж буду и продолжать. Темыч, я уже готов бы и сдать свою новую кабину обратно — лишь бы все было, как было, — сказал он, — превращается наша Березовка в филиал Чикаго тридцатых годов. Сначала приехали эти дагестанца, потом ты, и вот уже нет покоя нашим душам.

Артем посмотрел на Виктора тяжелым мутным взглядом.

— Ты считаешь, что я должен был сбежать?

— Упаси бог! — всполошился Бегунок, — ты поступил правильно.

— Херовее всего, что твое "правильно" на фоне всеобщей неправильности выглядят голым грузином в женской бане, — витиевато выразился сосед Никола, — эти "черные" уже давно вели себя вызывающе, но ни у кого смелости не хватило их одернуть.

Бегунок тут же добавил:

— И кое-кому твоя смелость не по нутру, конечно. Приехал без году неделя, а какой орел!

— Фамилия такая! — буркнул Артем, — ну что, по сто грамм будете?

— Это когда мы от ста грамм отказывались, а Коля? — оживился Виктор, — а что есть?

— Тебе не пофиг? — спросил Наждачный, — этот на халяву пил все. А выпивши, говаривал, что у русского человека пока нету права на любимый спиртной напиток.

Тем не менее, Артем предоставил гостям некоторый выбор: водка со старых запасов тетки; настойка из той самой бутыли участкового и самодельное вино прошлого года урожая.

— А настойка ничяво? — спросил Наждачный.

— Чудик не жаловался, — пожал плечами хозяин.

Распили пол-литра настойки, и на этот раз о продолжении банкета не заикались. Тяжесть и суровость закона, нависшие над Артемом, глушили веселье в зародыше. Он, в принципе, что дышло... но все зависит от того, кто это дышло ворочает — от рабочих лошадок закона. Понапрасну парня не обнадеживали, но и раскиснуть не дали. Советовали крепиться, ибо наступает самый томительный момент — момент ожидания. В последнее предложение Виктор едва не добавил слово "приговора", но удержался. Это было бы бестактностью.

Недолго пришлось скучать Артему в одиночестве после ухода коллег. Неожиданно для всех заявился в гости известный отморозок — Антон Ярошевич по кличке "Век воли не видать". Шесть раз он побывал за решеткой и считался на деревне кем-то вроде уголовного авторитета. Трясти ему этим авторитетом было не перед кем, вот он и пьянствовал помаленьку в перерывах между отсидками. Деревенские мужики, побывавшие за различные прегрешения на "зоне", с ним дружбу не водили — чтобы вскоре не попасть обратно. Ибо пословицу "с кем поведешься..." еще никто не отменял. Тусовались с ним малолетки, которым он за "чарлик" рассказывал различные истории, происшедшие в его бытность "за колючкой", и делился спецификой пребывания. Врал, конечно, много, но малышня слушала его, раскрыв рот.

— Добрый вечер, хозяин! — поздоровался Антон, — не против, что я заглянул?

— Да заходи уж, чего там! — ворчливо отозвался Артем, — слухами земля полнится, не так ли?

— Именно так, — вошедший Ярошевич был слегка навеселе, но вежлив и без своих знаменитых трехпалубных матюков.

Не зная с чего начать разговор, Орлов бесцельно перебирал на столе книги. Антон в это время разглядывал интерьер.

— Стремно тут у тебя! — подвел он итог, — как на хате у кума. Компьютер, книжки умные, лампа настольная... я чего пришел, хозяин. Ты, я вижу, слегка подогретый — налей пару капель, чтобы базар склеить.

Артем пожал плечами и принес из сеней стакан, в котором было налито почти три четверти.

— Настойка! — пояснил он, — присядь на стул.

— Слыхал, — отозвался Антон, и вправду присаживаясь, — даже знаю, у кого эту настойку реквизировали. Твое здоровье!

Выпил словно воду и закусил предложенным печеньем.

— Хороша, в душу мать! — кивнул он, — я ведь тебя, Артем, пацаном сопливым помню. Ты только в первый класс пошел, а я уж школу заканчивал. Знаешь, я хочу сказать... ты правильный мужик. У меня есть связи там...

Ярошевич сделал неопределенный жест рукой. Парень слушал его молча.

— Я может быть и гандон редкий, но правильных мужиков уважаю — шепну по своим каналам. Будет тебе и хата нормальная, и хлеба кусок. Это, если тебя хозяин к себе возьмет...

— Спасибо! — серьезно сказал Артем, но гость его перебил:

— "Спасибо" после скажешь. Если будет за что... знаешь, Артем, я тебе ведь даже немного завидую. Я шесть раз парил кости на зоне, но все по-мелочи. То на паленых шмотках залечу, то усну в ненужный момент, слыхал небось?

Парень кивнул. О приключениях рецидивиста по кличке "Век воли не видать" ходили анекдоты. Тот случай, когда он с похмелюги не нашел "лекарства" и решил залезть в столовую насмешил и районную милицию, и областных оперов. Тогда у бедолаги так дрожали руки, что он начал процесс опохмелки прямо в буфете. Да так и уснул, не рассчитав своих сил. Там его и взяли.

А в последний раз картина тоже получилась достойная карандаша художника-карикатуриста. Присмотревшись к местному магазину, он подумал, что "взять" его проблем не составит. Проник на чердак, а затем через запертый люк — в склад. Там он затарил водкой и колбасой два громадных баула, затем выволок все это богатство на чердак, а после — на улицу. Но, полностью обессилев, сумел доволочь сумки только до автобусной остановки. Там он и присел, переводя дух. В это время от своей любовницы возвращался на служебной машине бывший участковый. Увидав в такое время суток известного рецидивиста, он остановился и поинтересовался, какого черта ему не спится, как всем нормальным людям. "Трубы горят"! — буркнул Антон, задевая ногой за один из баулов. "Три года заключения в колонии общего режима!"— подвел итог добрый судья-земляк.

— Я никому не говорил, но тебе скажу, — мрачно заявил Антон, — по-зоновским меркам, я — простой "фраер", безо всяких наворотов, что бы здесь по пьяной балде не плел. Таких у нас даже особо не уважают, хоть и считаются с количеством "ходок".

— Ну, и к чему ты мне все это рассказываешь? — нетерпеливо спросил Артем, и гость понял его нетерпение.

— Я сейчас уйду, приятель, но ты знаешь, что я хочу тебе сказать? Я тебе завидую — ты идейный. А воры это уважают. Я бы все на свете отдал, лишь бы с тобой поменяться местами. Вот так! Ладно, хозяин, когда не в падлу, плесни еще грамм сто, да я пойду, — Антон встал и засунул стул под стол.

— Обожди минутку, — Артем вышел в сени, взял пустую бутылку и наполнил ее настойкой. Затем заткнул пластиковой пробкой и тщательно вытер кухонным полотенцем.

— Спасибо, хозяин! — прижал правую лапу к груди Ярошевич, — потешу я сегодня свою душеньку за твое здоровье. Бывай!

— Давай! — радушно попрощался с уголовником Орлов.

Когда настенные часы показали десять вечера, он вырубил компьютер и включил телек. Работа на компьютере предполагает наличие хорошего настроения, а оно отсутствовало. Не сказать, чтобы созерцание пляшущих и поющих трансвеститов помогло, но через полчаса должен был начаться футбол. Сборная страны из бывшего СССР против сборной страны из бывшей Югославии. Полтора часа натянутых нервов и так и не решенный в финале вопрос: "Нахрена нам такая сборная".

За десять минут до начала футбольного матча позвонил Юра и между ними состоялся специальный разговор. Пока Артем решил умолчать о случившемся, а после написать в письме. На бумаге у него получалось более четко выражать собственные мысли. Юрка что-нибудь придумает — это точно, ведь у него не башка, а генератор идей. Пока же он слушал приятельский треп на околофутбольные темы и сноровисто поддакивал.

— Знаешь, почему наши всегда хорошо играли в хоккей, волейбол, гандбол, баскетбол и добивались при этом успеха? — спросил Юра, — мы вчера за пивом сусолили эту тему.

— И чего насусолили? — спросил Артем.

— Пришли к выводу, что футбол — это сочетание индивидуальности и коллективных действий, в то время, как все вышеперечисленное — игры, в которых результата зависит скорее от коллективного мастерства. Понял?

— Чего?

— Мы не умеем переключаться мгновенно с индивидуальной игры на коллективную! — орал возбужденный Юрик, — теперь то ты понял?

— А-а! — протянул Артем, — ну, так это не только в футболе.

— Что, не только в футболе? — сбился с мысли приятель, — вечно ты перескакиваешь! Ладно. Бывай, будем матч смотреть.

Футбол в этот вечер выдался таким, как и прогнозировалось. Затяжная импотенция с мимолетной эрекцией. Одним словом, нулевая ничья.

Опасаясь юркиного повторного звонка, Артем решил, что было бы невредно вновь отключиться от линии, но затем вспомнил наказ Анечки и передумал. Звонки могли быть и небесполезные. Не зная, придет ли Надежда, он оставил дверь открытой, а сам разделся и лег в кровать. Сон упрямо не шел, вместо этого на парня неожиданно нахлынули воспоминания. Вспомнилось собственное венчание в церкви — дань моде и поговорке, что браки заключаются на небесах. Заключаются они, может, и на небесах. Да только разваливаются вот здесь — на Земле. Как говорится, хорошее дело браком не назовут.