Практическая антимагия

— Да, — наконец ответил я, и тут же поспешил уточнить: — Но она иного рода, чем в Богарте. Чем в любом колдуне.

Он выбил трубку и вновь уставился на меня.

— А ты сможешь ее изменить?

Вопрос меня потряс. Смогу ли изменить?

— Зачем? Зачем менять твою магию?

— Я хочу остаться, — ответил он не раздумывая. — С вами.

Мимо прокатилась тележка, груженная камнями. Солдат, толкающий ее, заметно приободрился, услышав решение целителя.

— Послушай, к вечеру тут будет...

— Так сможешь или нет? — не дал он мне договорить.

— Не думаю.

— Ну? — Дар не унимался.

— Если...

— Анхельм! — теперь крикнул Пронт. — Чего ты там застрял?!

— Значит, сможешь, — решил целитель за меня и, хлопнув себя по коленкам, поднялся. — Уверен, ты справишься.

Я медленно кивнул. И тут же проклял себя за этот кивок.

Идиот! Тупица! Тролль умнее тебя! Возможно, ты только что подписал легендарному целителю смертный приговор. Собственными руками задушил эленхаймское чудо. Нет, нужно срочно отговорить Дара. Ему нельзя здесь оставаться. Зачем? Он не воин и не маг. Его дело — спасать людей после битвы, а не участвовать в ней.

— Идем, — сказал он, схватил меня за руку и решительно потащил за собой. — Подтвердишь это перед агентами его величества. А то они сомневаются, что я нужен.

Я выдернул руку и остановился. Целитель с изумлением поглядел на меня. Да, иногда все мы превращаемся в детей. Даже самые мудрые и великие из нас. Тот самый случай.

— Не буду, — замотал я головой. — Не проси. Твоя магия особенная. Ее не изменить.

— Поздно. Птица улетела, — усмехнулся он и вновь схватил меня за руку. И вновь потащил за собой, словно немощного.

Так мы и взошли на западную стену. Дар — впереди, бодро и вцепившись в мою руку. Я — позади, сопротивляясь каждому шагу, словно осел.

Маркус и Пронт теперь стояли рядом. Оба не без интереса поглядели на Лэндмильского. Покосились на вдруг повеселевшего целителя и Буверт с Богартом, стоящие в трех шагах от агентов его величества. А Дар — зараза — даже не дал мне слова вымолвить.

— Анхельм сказал, я нужен! — произнес он, и меня тотчас обожгли два злых взгляда. — Моя магия вам может понадобиться. Поэтому я остаюсь, несмотря на все ваши уговоры. В любом случае мне найдется дело, — проговорил он на одном дыхании и окинул взглядом снующих по двору солдат.

Я стыдливо опустил глаза. На агентов смотреть было страшно. Не сомневаюсь, сейчас Пронт с Маркусом перебирали в уме такие словеса, что любой асготский языковед пришел бы в восторг, услышав столь искусную и редкую брань. Если до разговора со мной агенты все-таки надеялись отослать целителя подальше от беды, то теперь уже смирились с тем, что из замка его молнией не вышибешь. Демон, вина опять легла на меня.

— Тьфу! — в сердцах плюнул Маркус. — В драконью пасть тебя, хвост ты коровий!

— Действительно, — согласился Пронт.

Зародилась нехорошая мысль: усыпить Лэндмильского ко всем демонам. Заклинание "Три мгновения до сна" текло по моим венам. Оставалось только направить его к ладоням. Несколько секунд, и агенты сменили бы гнев на милость. Но так рисковать было нельзя. Неизвестно, что произойдет с целителем, если частицы заклинания смешаются с этим золотистым облаком. С чудесным даром. Поэтому, немного помучавшись соблазном усыпить целителя, я зарекся раз и навсегда думать об этом. Прогнал глупую мысль.

Я рискнул посмотреть на агентов: оба по-прежнему были вне себя от ярости. Только сейчас, когда они стояли рядом и пыхтели от злости, я увидел, что они и впрямь похожи друг на друга, как братья. Раньше не замечал. Да и пойди заметь: Пронт невысок и худ, Маркус — эдакая дылда. У Пронта белая кожа, Маркус — смугл. Пронт разборчив в словах и расчетлив, Маркус, напротив, вспыльчив, да и крепкое словцо вставляет без всякой надобности. Но злились агенты совершенно одинаково. Будто передразнивали друг друга, щуря темные глаза, сжимая тонкие губы и раздувая щеки.

— Решено, я остаюсь, — Дар положил мне на плечо руку, горячую, подсвеченную изнутри его особенной магией. — И запомните, его вины здесь нет, — произнес целитель грозно и начал медленно спускаться. — Я так захотел, — сказал он напоследок.

Мы проводили его взглядами.

— Ладно, к делу, — нарушил тишину Пронт. — Анхельм, где ты поставишь антимагов?

— Разве Богарт не объяснил? — удивился я, поглядывая на кивающего колдуна.

— Объяснил, — ответил Маркус. — Но мы хотим уточнить. А то еще не хватает, чтобы во время битвы ты с выпученными глазами бегал по двору в поисках магии. Так где ты хочешь разместить магов, а где — встать сам?

— Здесь и встану. Вместе с Эриком и Бувертом. — Я провел пальцем по камню западной стены. — Лучшего места не найти. Они ведь попрут из леса?

— Больше неоткуда, — подтвердил Пронт. — Во всяком случае, мы на это надеемся.

— Магов поставим ниже, на этих ступенях. — Я посмотрел на Богарта, и все — следом за мной. Колдун молча кивнул. — Главное, чтобы солдатня тут не носилась.

— Ну это мы устроим, — пообещал Пронт. — Чай, подъем не один.

— Собственно, и все. Хотя... Может, избавите меня от этой проклятой железки? — Я оттянул ошейник. — Не хотелось бы, чтобы он придушил меня во время боя. Всякое бывает. Вдруг со стены сорвусь.

— Нет, — ответил Маркус твердо. — Да и чего ты переживаешь? — улыбнулся он недобро. — Забыл: это мы — мертвецы, а ты в любом случае выживешь. Нам судьба неведома.

Зря все-таки я позволил себе ту маленькую шалость, ту маленькую месть. Глядишь, и ошейник бы уже сняли. Непростительная глупость. Я поглядел на Пронта: он растерянно молчал. Наверняка обдумывал мою просьбу. Нужно добивать. Сейчас или никогда. Заставить его принять верное решение.

— Светлое Небо, неужели ты думаешь, что я сбегу? Оставлю Эрика и Буверта? — удивился я искренне. — В отличие от вас, я дорожу чужими жизнями.

— Ты?! — закипел Маркус. — Это ты-то дорожишь?

— Сними, — наконец подал голос Пронт.

— Брат... — Казалось, агент его величества сейчас лопнет от возмущения. — Ты в своем уме?

— Сними, — повторил Пронт. — Он не убежит. Или... я ничего не понимаю в людях.

— А ты чего лыбишься? — обратился он ко мне.

— Что? Мне поклясться дочерью? — спросил я серьезно.

— Маркус...

— К демонам! — Агент его величества плюнул в сторону. — Ваша взяла! — С этой пьянящей фразой он шагнул ко мне, но вдруг остановился. — Сниму перед боем, — зло хохотнул Маркус, разглядывая перстни Подчинения. — А пока так походи. Год носил, поносишь и еще пару часов. Не переломишься. Только со стен не срывайся. — Он глянул на Пронта. — Согласен?

— Согласен, — кивнул агент.

— Вот и славно. И волки сыты, и овцы целы.

Маркус тревожно покосился в сторону. Пронт за ним. Следом — Богарт и Буверт. Я повернулся: к нам с воинственным видом шагал Эрик. Глаза его метали искры, рука безжалостно сжимала поварской колпак. Словом, от прежнего трясущегося в испуге антимага не осталось и следа. То ли Дар напоил толстяка зельем, то ли... Нет, никаких "то ли" быть не может. У агентов появилась новая головная боль: вначале целитель решил остаться в замке, теперь...

Мне, да и, полагаю, всем остальным стало ясно, что за сила преобразила пекаря, в мгновенье ока переделав его из труса в храбреца. Сила любви. Таинственный источник пекарской храбрости сидел где-то в замке и, хныча, не желал его покидать.

Пекарь, пыхтя и хмурясь, взобрался на стену и встал напротив ошеломленных агентов.

— Кларисса не хочет уезжать! — заявил он громко.

— Это уже ни в какие ворота, — возмутился Маркус.

— Где она? — спросил Пронт.

— На кухне.

— Идем, — буркнул он под нос. — Ты — за Клариссой. Я — за Звенящим.

Агенты и пекарь начали спешно спускаться со стены, а я смотрел им вслед, не сводя взгляда с волшебных перстней, которые пленительно сияли на солнце. Лучились. Завораживали своим блеском.

Два огонька надежды. Два вожделенных ключа от рабства. Вскоре один из них даст мне свободу. Надеюсь, навсегда. И тогда я понесусь к Желтым горам. И даже небожители не смогут меня остановить. Пусть гремит бой, я выстою невзирая ни на что. Ради дочери.

— Эй, а кто такой — Звенящий? — опомнившись от радостной вести, крикнул я. — Маркус, Пронт!

Агенты не ответили, даже не обернулись на окрик.

Ну и демон с вами, мертвецы, подумал я. И еще немного последив за ними, повернулся к дворянину и колдуну. Все это время они стояли рядом и с интересом слушали нашу беседу, изредка перешептываясь.

Буверт сиял от радости. Глаза его горели ярко, на груди блестел серебристый антимажий знак. Дворянин был единственным человеком в замке, кто с нетерпением ждал грядущей битвы.

Глупец. Преданный и храбрый глупец. За кого он будет драться? За Арциса? За человека, превратившего его, Буверта Лэндкастерского, в наживку, в червяка.

— Вижу, ты настроен решительно. Наслушался на свою голову горячих историй, — сказал я недовольно. — Небось брат...

— Роберт, — уточнил дворянин с гордостью.

— Вот-вот, он самый. Не раз, поди, хвастался шрамами, описывая во всех красках, как Арцис Храбрый срубил башку Канаану Второму.

— Не стоит ему завидовать, — поддержал меня Богарт. — Лучше быть обычным человеком, но живым. Чем известным героем, но мертвым. Война — страдание. Она, как болезнь, несется по селам и городам, заставляя человеческие сердца сжиматься от боли, жен накладывать на себя руки, а отцов седеть. Не щадит ни детей, ни стариков. Лишь небожители ведают, сколько вдов и сирот осталось после битвы с Канааном Вторым и сколько слез они пролили на асготскую землю. Хватило бы на целое море. Я был там, и за все золото мира не хотел бы туда вернуться.

— Богарт прав. Для дураков наступает время бросаться на копья, для тебя — остаться в живых. Думаю, с такой горячей кровью ты еще получишь свои шрамы. Но, надеюсь, не сегодня. Будь осторожен и держись рядом. Кроме того, убери наконец эту побрякушку. Она так сверкает, что даже безглазый мертвяк заметит.

— Конечно, учитель, — сказал дворянин и, сжав в кулаке антимажий знак, отвернулся от нас. — Я буду осторожен, — тихо-тихо произнес он, вглядываясь в Ламайский лес.

— И надень мои перстни, — напомнил я и стал спускаться. — Они тебе пригодятся...

Пока агенты его величества пытались вытащить из замка Клариссу, я решил присмотреть за Кай-Нулом. Пусть орочьи глаза не горели яростью при виде людей, пусть он спас от гибели одного из них, но в то же время совсем недавно его мечи лихо рубили человеческие головы, и этого для меня было достаточно; не хотелось бы проиграть битву из-за чьей-то мести. Немного послонявшись среди солдат и узнав их настроения, я направился на задний двор, где Кай-Нул держал белого волка.

Я не был уверен, что найду орка именно там, но еще на подходе мои сомнения развеял Хассет. Вернее, его стихи, гремящие с заднего двора:

Клинки сверкают ярко,

Мертвяк идет стеной.

Сегодня будет жарко,

Сегодня грянет бой!..

В сером орке Хассет нашел отменного слушателя, лучшего из возможных. Во-первых, орк ничего не смыслил в поэзии, и поэтому, заслышав мрачные строки, не хотел сбежать подальше от поэта, как частенько поступали другие обитатели замка. Во-вторых, в отличие от них, хитрый Кай-Нул брал с Хассета плату: орк то и дело пытался выведать у "немого" поэта секреты его истинного ремесла. Полагаю, небезуспешно.

Хассет знал, как я отношусь к его стихам, и, завидев меня, умолк. Он лежал на боку, в груженной соломой телеге, и не мигая смотрел в мою сторону. На лице его застыла обида: из-за меня ему пришлось прерваться. Мое появление было не по нраву и белому волку. Лохматая тварь, сидящая на цепи неподалеку от Кай-Нула, оскалилась и уставилась на меня своими демонскими глазами.

— Спокойно, Джен, — сказал орк. — Сиди.

Он еще немного помешал варево в котле и повернулся ко мне. С ложки стекала серо-зеленая слизь; в воздухе пахло гнилью.

— Не укусит? — поинтересовался я, тихонько подбираясь к котлу.

Немногословный орк уверенно помотал головой, но я на всякий случай скопил немного магии на пальцах. Убить — не хватит, шерстку подпалить — в самый раз. Я заглянул в котел — кажется, именно тот, в котором мы варили тошнотворное зелье.

В кипящем вареве плавали мухоморы, лодочки-листья хиндарисового дерева и лепестки красной мухоедки. На поверхности серо-зеленой жижи время от времени глухо лопались пузыри. Вот, значит, каков ты — знаменитый боевой напиток орков. Мухоморы да хиндарис. Набросать побольше, залить водой, после чего помешивая кипятить. Пока не завоняет. Не шибко замысловато.

— Неудивительно, что мы так легко разгромили вас при Астоке, — хихикнул я, кивая на котел. — С таким-то зельем...

— Думаешь, увидел отвар, и уже все о нас знаешь? — с улыбкой парировал орк. — Рыыы!

На моей памяти Кай-Нул больше трех слов за раз никогда не произносил, а обычно и вовсе ограничивался привычным орочьим рычанием.

— Отстань от него, — буркнул с телеги мрачный поэт.

Я пропустил предупреждение мимо ушей. Будут мне еще предатели и убийцы указывать, что делать. Ох, кругом одни убийцы, предатели, лжецы и... враги.

— Назвал волка в честь своего убитого предводителя? Неосмотрительно, — продолжал нападать я. — Интересно, Арцис об этом знает?

— В отличие от вас, мы умеем принимать поражение с честью. Я с ним смирился, а ты? — без злобы ответил орк и хитро поглядел на мой ошейник. — Кстати, отвар для Джена.

Каков мерзавец. Не ожидал, не ожидал. Но сдаваться рано. Нужно понять, что за тварь у тебя за спиной будет размахивать ятаганом. И не воткнет ли при случае этот ятаган тебе в спину.

— Слышал, Джен-Дала пытали три часа кряду, — сказал я и демонстративно зевнул. — Прежде чем убить.

— Шесть, — с грустью уточнил орк. — Скажи прямо, зачем пришел? Возможно, этим ты избавишь меня от мук говорить на вашем языке. Так много.

— Я смотрю на Хассета — и знаю, почему он здесь.

— Не впутывай меня, — испугался горе-поэт; он боялся потерять своего единственного слушателя. — Пожалуйста.

— Я знаю, почему агенты его величества находятся в этом поганом замке. Я понимаю, по какой причине сюда прибыли солдаты. Мне известно, с какой целью приехал сюда колдун Богарт. Но почему ты среди нас? Необъяснимо. Ошейника на тебе я что-то не вижу.

Кай-Нул пугающе быстро выдернул пару тонких клинков из-за спины, и я вздрогнул, ладони вмиг потеплели и покраснели от прилива магии. Но орк, к счастью, не собирался пускать клинки в ход. Он задумчиво поглядел на них и отправил обратно, в ножны.

— Я умею убивать, — улыбнулся он мне. — Не столь тихо и умело как Хассет, но... Уж с десятком мертвяков справлюсь. Не сомневайся.