Почему и нет? Часть первая.

— Да бери хоть взвод. Фельдфебель — твой знакомец, вроде? Скажешь ему — я велел. Он и организует.

— Ну, прощай, Павел Павлович. Спасибо тебе.

— До встречи, Сергей Александрович. Но, однако, мы вчера, а ...!

Фельдфебель встретил меня радостно. После вчерашнего расчета за мундиры я его и не видел, даже каску он передавал мне через жену, сам был по службе занят.

Поздравил, конечно, от лица всей казармы. Два рубля от меня на все солдатское 'обчество' вызвали радостный гомон. Переноску вещей организовали в момент. Кроме того я получил подарок в виде суконной офицерской фуражки с кожаным козырьком, или картуза, которые только входили в моду.

С белым околышем, как и положено в Иркутском драгунском полку. Это жена фельдфебеля расстаралась с полковыми знаками.

Передал мастерице поклон и еще один рубль. Фельдфебель смутился донельзя, видимо, благородия тут не слишком жалуют трудовой люд.

Фуражка пришлась кстати. В ней можно и на бахмате низкорослом верхом проехаться. Каска к бурушке-косматушке не подходит. Невместно офицеру-драгуну на такой лошадке ездить.

Хм..., по-моему, я начинаю комплексовать как зеленый корнет. Тьфу ты, в драгунах ведь пехотные чины, значит, как истинный прапорщик комплексую.

Ну-ну. Вжился, называется, в эпоху.

Так, Серый, на все условности по возможности забей. Тоже мне — благар-р-р-од-ди-ие-е. Будь проще — и люди к тебе потянутся.

Давай, бурушка, прокати в последний раз.

Конек резво довез меня до того пункта на 'воровской тропе' в самой столице, где я должен оставить конька. Точка находится в доме конского барышника. Так сказать — завершение маршрута.

Коня там узнали сразу, а ко мне отнеслись настороженно. Ну и правильно, пока не скажу секретного слова, мне доверия нет. Сказал, объяснил ситуацию с задержкой, все вошло в норму. Тем более, что дал барышнику заработать, приобретя у него строевика и сбрую.

Славный гнедой и цена неплоха, но сердце мне не тронул. Наверное, уступлю его Глебу попозже. Сделаю братишке подарок.

Барышник заверил, что через неделю, а может и через три дня, еще будут кони. Приказчики пригнать должны. Ну и ладно, тогда и зайду. На всякий случай оставил ему адрес, где остановился.

Заседлали гнедого как положено по статуту. Темно-зеленый вальтрап лег на луку простого мадьярского седла, белая обшивка красиво смотрится на гнедой шкуре. Вот теперь каска — в самый раз. В таком виде и в офицерский клуб являться можно. Вполне.

Заехал в трактир проведать Горяинова. Еще страдает. Это уже до утра. С хозяином договорился о закреплении за собой комнаты на неделю.

Гостиница не гостиница, но с десяток комнат на втором этаже заведения сдавались под жилье.

Плотно пообедал, тщательно выбрился. Покурил у печки в тепле. Трубочка — подарок Ильи, курилась вкусно. Кто пользуется трубкой, тот знает как один и тот же табак в разных трубках имеет абсолютно иной вкус.

Гнедого не расседлывал, оставил на морозе, чуть ослабив подпругу. Только велел подкормить овсом. Промерзла лошадка, теперь хочет пробежаться. Вот и славно, сейчас и поглядим, что выкупили.

Замерзшая Нева уже имела наезженные дороги, вот по одной из них и произвел обкатку нового транспорта. А ничего конь, слегка тяжеловат на разгон, а так — вполне в норме. Судя по тому, как чувствует шенкеля — приучен к строю грамотным человеком.

Правильное воздействие шенкелем требует, чтобы каблук у всадника был опущен. Это благоприятно влияет как на глубину посадки, так и на положение коленей и позволяет всаднику без особых усилий воздействовать на лошадь, только напрягая мускулатуру ног. Проверяю весь набор команд и послушание животного.

Шенкеля воздействуют на лошадь следующим образом: вплотную за подпругой — посылают лошадь, на расстоянии ладони за подпругой — диктует или препятствует движению лошади в сторону.

С этим воздействием всадник знакомится очень скоро, когда убедится, что воздействием шенкеля на расстоянии ширины ладони за подпругой можно заставить лошадь сделать шаг задней ногой вперед, а после воздействия другим шенкелем — шаг в противоположном направлении.

Следовательно, шенкель действует на ту заднюю ногу лошади, с какой стороны он расположен. Умение воздействовать на лошадь шенкелями совершенствуется у всадника до такой степени, что становится рефлекторным движением.

Посылающее воздействие вытекает не из механического понуждения, а, так сказать, само по себе. Молодой лошади значение давления шенкелем следует "объяснить" с помощью хлыста. Приходилось с таким упрямцем работать.

Иногда восприятие воздействия шенкелем у лошади может притупиться.

Этому же коню ни объяснять, ни обновлять команды не надо. Выездка — отменная, силен, дыхание — отличное, на галопе не засекает. Очень даже гуд.

Прокатился от души. А вот и здание офицерского собрания, где происходят ежедневные встречи офицеров крепостной артиллерии.

Солдат принимает коня, отводит в конюшню. Офицерское имущество здесь берегут.

Войдя в зал, сразу окидываю его взглядом в поисках знакомого капитана. Да вот он, спешит навстречу, картинно раскинув руки.

— Господа! Господа! Прошу внимания! Позвольте представить вам подпоручика Горского Сергея Александровича. Драгун-поэт и мой добрый приятель. Рекомендую, господа!

Какой талант для шоу-бизнеса пропадает. Диджей из капитана вышел бы классный.

Началась процедура представления, к счастью не слишком длительная. Офицеров собралось чуть больше десятка, двоих из них я уже знал. После, как водится, подняли тост за знакомство, и я был принят в клуб.

Чтобы войти в коллектив выдал пару анекдотов о поручике Р., предваряя рассказ словами:

— А было это при матушке Екатерине..., — мало ли, вдруг завалит и сам Ржевский. Ведь фамилия — большая и знатная, из Рюриковичей, между прочим.

Анекдоты пошли нормально, а там и пришла пора, садиться за зеленое сукно карточного стола.

В карты господа офицеры сражались отчаянно, словно на поле боя. Эмоций — через край, как у играющих, так и у болеющих. Так в моем времени на футболе не болели как здесь за избранных игроков. Мне как новичку предложили место за столом сразу вне очереди. Это, так сказать, вступительный бонус. И мы сразились. Будете смеяться, но сразились в подкидного дурачка. Эта игра только появилась на территории России и набирала чрезвычайную популярность.

Вот тут я полностью и переоценил эту игру.

Офицеры играли на деньги, что само по себе поддерживало азарт. Но, кроме того, как люди военные, играли — как воевали, самозабвенно, до потных ладоней и до швыряний перчаток.

Игра 'дурак' одна из немногих карточных игр, где есть возможность выработки четкого плана действий. По богатству различных комбинаций, 'дурак' оставляет далеко позади шашки, и отчасти сопоставим с шахматами. Стратегия игры базируется на запоминании карт, теории вероятности и психологии игры. И хорошо сказал какой-то специалист по этой части, еще во времена Союза:

— 'Дурак' — это очень сложная и свирепая игра. Чтобы играть в 'дурака', нужно обладать необыкновенными способностями. Даже не сравнивайте его с покером. Это дело, доступное очень малому количеству людей. Во всем Советском Союзе в 'дурака' умели играть всего три человека'.

Во как!

В разгар сражения и появился мой барончик. Как только дверь открылась, и вошел этот молодой довольно симпатичный артиллерийский прапорщик с кривоватой усмешкой на губах, сразу понял — он.

А тип и вправду не особо приятный, хотя и смазлив, и судя по качеству мундира — богат.

Вон возле него два офицера крутятся как прилипалы возле акулы. Ясно, что не беден. Примета верная.

Я прервал игру, тем более, что уже проиграл сорок рублей. Извинился, заявив, что желаю изменить полосу неудач перед серьезной игрой. Пока пойду, покурю да выпью бокальчик вина.

А барон-то ушки навострил, как я сказал о серьезной игре. По-моему, наметил меня добычей. А вот интересно, отчего я так уверен, что это барон Вангенгейм...?

Свечи в канделябрах догорели до половины. Пора...

Сажусь за стол с предположительно Вангенгеймом. Партнерами в игре — поручик, который крутился рядом с возможно бароном и уланский ротмистр. Этот явно с Украины, или как теперь принято Малороссии, говор — характерный и ухватки знакомые.

Сажусь удачно, я захожу под прапорщика. Он слегка морщится, но ничего поделать не может. Нас представляют друг другу, точно, барон Вангенгейм.

Ага, иди сюда, голуба.

Начинается игра. Кидаю затравку, мол, хочу отыграться и ставлю пятьдесят рублей. Проигрываю, потом еще, и еще. Выигрываю и вновь проигрываю. Постоянно поднимаю ставки. Память работает как часы. Я помню все карты, которые участвовали в партии, более того, я узнаю карты хоть раз побывавшие у меня в руках. Надо же, прежде за мной таких способностей не наблюдалось. Конечно, эта способность присуща не такому уж и малому количеству людей, но прежде у меня ее точно не было. Хм..., а может, не было такой игры?

Так, лишние мысли в сторону...

Я просадил уже больше тысячи, вокруг нашего стола начинает собираться толпа болельщиков.

Пора отыгрываться. Удваиваю ставку и ... выигрываю. Ротмистр и поручик отваливают, эта игра не для них. Сражаемся с бароном один на один. Еще круг — выигрыш. Еще — опять выигрыш. Я полностью отыгрался, а барон хочет выйти из игры. Я, мило улыбаясь, сетую на слабость духа артиллеристов, толпа ворчит, требуя продолжения банкета, в смысле, поединка. Барон в бешенстве кривит губу.

Заявляю, что для окончательного выяснения смелости присутствующих, играю последнюю партию с бароном, и ставлю тысячу рублей на кон. Понимаю, что у барона таких денег с собой нет, но я поверю и на слово. Конечно, если барон слишком робок, то тогда...

Если взглядом можно было бы убить, я бы умер в течение секунды раз пять. Но глаза — не пули, давай к делу, коли не фраер.

Пошла игра. Я явно выигрываю. Для барона тысяча — некритичные деньги, но он очень хочет выиграть, чтобы наказать меня...

И, мухлюет...

Карта роняется на пол и исчезает под сапогом. Движение незаметное, явно отработанное, но я успеваю увидеть его своим обострившемся зрением. Карта исчезает как в замедленном просмотре, и я успеваю увидеть ее масть. Правда я и так высчитал лишнюю для него карту. Ах, ты, понтяра, какой ты барон, ты — дешевка. Так повестись на деньги...

— Ротмистр, у вас в уланах принято бить шулеров канделябром, или просто кулаком? — Вопрос, заданный улану звучит негромко, но шум моментально стихает, тишина прям гробовая, а я продолжаю.

— Это я к тому, что под правым сапогом барона сейчас лежит трефовая шестерка. И как мне поступить, господа?

Казалось, тише стать уже не могло, но оказывается, нет — могло. Тишина была просто оглушающей, и в этой ситуации барон сделал единственное действие, которое в его положении можно было возможно. Перевернул стол, усыпав весь пол картами и деньгами.

А вот это дуэль, и оскорбленная сторона — я.

Барон, по-моему, вы — труп.

ГЛАВА 15

Как упоительны в России вечера..., и как холодны зимние рассветы.

Питерская холодрыга это нечто особенное. Даже при небольшом морозе продирает до печенок. Море близко. Влажность...

В Риге, например, не так холодно хоть влажность и не меньше. Попрыгать что ли, а то ведь задубею совсем.

Но я — орел. Третий день как офицер и уже дуэль. Репутация бретера мне обеспеченна.

Ждем противника. Да где эти ...?

Эй, а вот материться перед боем нельзя — примета плохая. Во время — можно и даже нужно, а до — ни-ни.

До боя твоя покровительница — Божья Матерь, ее моли о защите и заступничестве перед Господом. Как ни крути, а ты собираешься лишить человека жизни, а сие есть грех.

Нет ценности выше человеческой жизни — так учили нас холеные дяди и умные тети. При этом, они имели ввиду исключительно жизни собственные. Пастыри наши драгоценные...

Да нет, господа, очень даже есть, и это вовсе не деньги и власть как вы считаете. Есть Родина, есть Честь, есть Долг и Вера, и конечно есть Дружба и Любовь. Вон сколько есть вещей не менее ценных, чем жизнь, а может и более... Нет критерия — каждый сам решает за себя.

И сейчас я буду рисковать своей жизнью и пытаться отобрать чужую, потому что того требует мой Долг, который я добровольно взял на себя, и вести меня будет чувство Дружбы к не по годам серьезному пареньку, которого я признал младшим братом. Я буду защищать свою Честь, потому что не выйти на поединок мужчина не имеет права, если произнесены слова вызова.

— Матерь Божья, заступись за меня, ибо иду я на этот грех с открытым сердцем и полным пониманием своего поступка. А случись мне принять смерть, замолви за грешника Сергея слово перед Спасителем. Аминь.

А вот и противник с секундантами прибывает. Начинаю потихоньку гонять кровь по мышцам поочередно напрягая и ослабляя их. Мне потребуется вся моя гибкость и скорость, противник сегодня серьезный, похоже, прежде я его недооценивал. Да и зол он на меня. Вопрос стоит четко — или я, или он.

Первоначально я не желал его смерти. Нужно было оттянуть время суда, вот и хотел устроить скандал, а уж если дело дойдет до дуэли — подранить. Но не вышло...

Вчера в собрании произошла безобразнейшая сцена. По этим временам — редкость. Видимо у барона сорвало крышу, и он совершил поступок, который привел нас сегодня на эту лесную полянку.

Когда я спокойно поднял трефовую шестерку, чтобы продемонстрировать ее всем присутствующим, нервы прапорщика не выдержали, и он попытался ударить меня по лицу. Я чудом успел перехватить руку, выпустив из пальцев злосчастную карту.

Барон, прожигая меня глазами, прошипел, а иначе эти звуки назвать нельзя:

— Стреляться. Завтра. С рассветом. Через платок...

— Не из единорогов ли, барон, ведь вы — артиллерист? — Прервал я его. — Кажется, вы забыли, что условия выбираю я? А я предпочитаю клинки.

— Отлично, с радостью выпущу вам кровь сталью. Вы, разумеется, предпочтете палаш, ведь вы — драгун?

— Я предпочту свою шпагу, как дворянин, а вам барон оставляю выбор, от зубочистки до фламберга...

— Господа, господа, так не годится! Я готов быть вашим секундантом, барон. Мы с подпоручиком уладим все формальности. — И ко мне. — Вы не возражаете, подпоручик? — Вот и у прилипал голосок прорезался. Нет, ребята, с вами я говорить не буду.

— Вопрос к моим секундантам, — я оглянулся на стоящих за спиной офицеров. Ротмистр-улан и капитан-тамада не сговариваясь шагнули вперед. Я по военному коротко поклонился людям, которые вызвались ассистировать мне во время дуэли. — Они все уладят, но свое оружие я уже выбрал. Барон же в своем выборе волен. Честь имею, господа.

Когда я уже собирался сесть в седло, ко мне подошел обеспокоенный капитан-артиллерист, вызвавшийся быть моим секундантом. Принес с собой собранные с пола деньги и огромное чувство тревоги.

— Горский, вы сошли с ума! Почему вы настаивали на клинках? Это ведь сам дьявол, он просто порубит вас в капусту. Он уже имел два поединка, за это и разжалован в прапорщики и изгнан из гвардии. Все знают, как он владеет рапирой. В фехтовальном манеже ему равных нет. Вас прощает только то, что вы не знакомы со столичными реалиями.