Хроники Обетованного. Тени и зеркала

Он никогда не говорил об этом. Сами поймут, когда придёт время. Может, для кого-то такой день настанет сегодня.

Дорвиг невольно подумал о своём нынешнем короле — и поморщился. Конгвар, конечно, хороший воин и недурной человек, но он до сих пор не понял этой истины, страшной и главной. Вот Хордаго понимал её. Для Дорвига Хордаго с юности воплощал собой Альсунг: без него и Ледяной Чертог казался бесполезным нагромождением зданий. После смерти своего Двура Двуров и товарища Дорвиг много дней пил — беспробудно, сознательно доводя себя до бесчувствия. А оправившись, обнаружил, что Совет уже объявил новый поход, — и вызвался, как обычно, на корабли. Конгвар не противился ему; ещё бы этот щенок стал с ним спорить...

Дорвиг сердито нахмурился и одёрнул себя. Конгвар больше не туповатый безответственный мальчишка, а его законный повелитель. Нельзя теперь думать о нём так. Украдкой Дорвиг сотворил охранный знак: кто знает, может, из-за таких крамольных мыслей на них и озлился бог ветра... Хотя перед отплытием Дорвиг велел зарезать белоснежного козлёнка в его честь — одного из тех, которых привозили в Чертог с травянистого юга страны, из предгорий. Дорвиг верил в богов и боялся их.

Песня вдруг прервалась, и по палубе пронёсся возбуждённый говор. Дорвиг недоумённо оглянулся и вскоре понял, в чём дело: то тут, то там тыкали пальцами в небо, указывая на чаек, что бесстрашно нарезали круги между набрякших туч. Значит, близко суша.

— Замедлить ход, взять правее! — крикнул Дорвиг, и ладья покорилась, как послушное, но неповоротливое животное. Старое сердце забилось чаще — и сразу отдало досадной болью в рёбрах... Хаэдран, скоро снова Хаэдран.

Вечная боль Альсунга и его вечное желание. Уже для многих поколений этот город был большим, богатым ти'аргским портом в Северном море, бойко торгующим с Кезорре, Минши, а в мирные времена и с ледяным королевством. Но Дорвиг, как все альсунгцы, прекрасно знал, что вырос он из рыбацкой деревни — а рыбаки пришли с севера, из его краёв. В его глазах это доказывало права Альсунга на Хаэдран лучше всяких денег, ти'аргских учёностей и увёрток. Дорвиг плавал к нему много раз, и на его памяти Хаэдран переходил от одного королевства к другому по крайней мере трижды.

Увидев его, Дорвиг расплылся в улыбке и даже руки потёр, не выдержав, как при виде румяного каравая. И хорошо же будет снова поднести альсунгской короне такой чудесный кусок!..

— К оружию! — приказал Дорвиг, и "Непобедимый" наполнился радостным рёвом, звоном и скрежетом. Мечи и щиты, начищенные до блеска, радовали глаз на фоне серой мути вокруг. Одним, всем понятным кивком Дорвиг велел готовить сходни.

Море вздыбилось сильнее. Ответные крики, не менее воинственные, донеслись со скалистого берега. В удобной вытянутой гавани стояло всего судна три или четыре — Дорвиг сразу определил, что торговых: пузатые, громоздкие ти'аргские корабли и один миншийский — с красными, расшитыми золотом парусами. За тремя сторожевыми башнями, стоявшими почти бок о бок, виднелась зубчатая каменная стена — явно обновлённая с тех пор, как Дорвиг видел её в последний раз. А за ней, невидимая, таилась сеть мощёных улочек, лавок под разноязыкими вывесками, красных черепичных крыш.

Дорвиг скрипнул зубами от злости: никогда не любил городских стен, башен и замков, в постройке которых изощрялись трусливые ти'аргцы и, по их примеру, хитрые дорелийцы. Меч, щит и конь или корабль — вот всё, что нужно для войны, а не кротовые норы. Дорвигу плеваться хотелось при одной мысли о том, что и Альсунгу скоро придётся заняться постройкой осадных машин, складных лестниц и прочей ерунды — а ведь всё, судя по всему, к тому и идёт.

Их встретил залп стрел из центральной башни, но ветер на этот раз оказался помощником: большинство кораблей, в том числе "Непобедимый", ещё не подошли достаточно близко, и лучникам не повезло. Дорвиг дал приказ прикрыться щитами, однако стрелы падали в море; он прошептал благодарственную молитву богу ветров. Видимо, козлёнок пришёлся ему по вкусу.

Они медленно, но неуклонно двигались вперёд, готовясь к приступу, и Дорвиг видел на многих лицах смущение: конечно, грозный вид стен поразил их — особенно тех, кто не бился под Хаэдраном прежде. Они уже наверняка представляли себе новые стрелы, и чаны с кипящим маслом, и затаившихся в городе воинов, подкупленных местными богатствами, и конных рыцарей в латах, с копьями наперевес... Силы на вид и вправду были неравны, но Дорвиг знал, на что шёл.

Решив наконец, что момент подходящий, он развязал крошечный мешочек на поясе — неприметный, похожий на старый кошель. Достал щепотку белого порошка и, не глядя, высыпал за борт.

Берег был уже совсем близко.

Дорвиг замер в ожидании, хотя умело не показывал этого. Отряд видел его напряжённым и готовым к бою — как всегда. Так оно, собственно, и было, но мысленно Дорвиг считал секунды: раз, два, три... Сердце гулко билось в унисон с ними, и даже крики чаек стали тревожнее.

Порошок Дорвигу перед отплытием подарила двура Хелт, вдова Форгвина. Хелт была единственной в мире женщиной, которую Дорвиг уважал, — и не только в память о старшем сыне Хордаго (который, к слову, куда крепче сидел бы на альсунгском троне, чем вечно ведомый Конгвар). Он преклонялся перед её изворотливым, опасным умом — но лишь потому, что этот ум всегда работал на пользу Альсунгу. Состоя в Совете, Дорвиг знал, сколько сделала для королевства за последние годы эта златовласка с льдистыми глазами, и умел это оценить. Тем не менее, он до сих пор особенно пристально наблюдал за ней. Заметив любой умысел против короны, даже мелкую тень измены, Дорвиг без колебаний снёс бы строптивой бабе голову. Но до сих пор Хелт оставалась выше подозрений; а в кое-какие её тайны Дорвиг предпочитал и вовсе не вникать.

Не вылезая вперёд, Хелт наравне с мужчинами выстраивала военные планы — и Дорвиг, пожимая плечами, закрывал на это глаза. Мало ли у кого какие причуды — ему нет разницы, если они не вредят общему делу... Вот и на берегу, когда Хелт тихонько вложила ему в руку этот мешочек, он не сумел отказать. Только удивился, ощутив тончайшие, затянутые в перчатки пальцы на своей широкой загрубевшей ладони.

— Брось это в воду, когда подойдёте к Хаэдрану, Дорвиг, — прошептала Хелт, обдав его запахом хвои, и её лицо в обрамлении золотых волос казалось почти по-младенчески невинным. Дорвиг даже растрогался, подумав о дочери, которой у него никогда не было. — Победа тогда обеспечена. Но никому не показывай его — и не трать понапрасну. Он у меня один.

...Некоторое время всё оставалось по-прежнему, разве что море бурлило сильнее — или взволнованному Дорвигу так только казалось. А потом крики угрозы с берега сменились криками ужаса.

Посмотрев на воду, Дорвиг почувствовал, как такой же ужас, подобно тошноте, поднимается и у него внутри. Ему доводилось сталкиваться с миншийскими магами, с изобретениями учёных Академии, с ухищрениями Отражений, которые помогали то ти'аргцам, то дорелийцам, — но такого он не встречал никогда.

Вода под вёслами "Непобедимого" почти вскипела: волны на небольшом участке забились в судорогах, местами порождая серые пузыри. Затем из-под толщи воды показалось что-то более плотное — что-то серо-зелёное, склизкое, так близко, что Дорвиг невольно отшатнулся от отвращения. Корабль сильно качнуло, и он еле удержался на ногах; позже волнами чуть не опрокинуло судно.

Неспешно, даже вальяжно из чрева моря выдвигалось оно — приплюснутая голова размером, наверное, с весь "Непобедимый", и бесформенное, трупного цвета тело. Прямо перед кораблём, едва не пробив его, появилось щупальце — и взметнулось вверх, стремительно, как летучая рыба, обдав гребцов фонтаном брызг. Присоски на нём перемежались с бесчисленными, изредка мигавшими чёрными глазами; Дорвиг перегнулся через борт, борясь с унизительным рвотным позывом. Отряд уставился на него с немым вопросом: что делать? — а он впервые за столько лет не готов был ответить.

Но чудище решило всё за него: немного помедлив, оно поплыло к берегу — и будто росло постепенно, готовясь сравнять сторожевые башни с землёй. Древней, жуткой силой веяло от него — недозволенной, полумёртвой, той, что нельзя будить. Дорвиг не знал слова "Хаос", но чувствовал его тёмную материю — и клич "За Альсунг!" застревал в горле.

— За короля Конгвара! — наконец крикнул Дорвиг, поднимая меч. Но воины безмолвствовали, жадно наблюдая за тем, как тварь выбирается из воды, погребая берег под чавкающей плотью. Каждому виделось, какая паника царит в Хаэдране. Лучники на берегу с криками покидали посты.

И никто из них, как и Дорвиг, ещё не знал, что король Конгвар уже далеко — там, куда не долетят ни их крики, ни их молчание.

* * *

Абиальд задумчиво созерцал доску, покрытую сложным переплетением разноцветных линий. Их пересечения образовывали небольшие шестиугольные сектора, похожие на соты, и от разноцветья у него пестрило в глазах. Король не жаловал такую безвкусицу, но любил необычные вещи; доску ему преподнёс накануне посол Минши — закутанный в красное покрывало, щекастый и важный, как все энторские сановники, вместе взятые. На лордов-советников он косился равнодушно, а на королевских рыцарей — с откровенным презрением. Ни одна из придворных дам, как заметил Абиальд, и вовсе не удостоилась его взгляда. Что ж, не ему судить: говорят, у многих в Минши особые вкусы...

Доска предназначалась для игры, чужеземное название которой Абиальд по рассеянности уже позабыл: десятки нелепых ограничений управляли движением круглых костяных фишек на пути к цели — противоположному краю. Совсем как в жизни, вдруг подумалось Абиальду. Всегда есть силы, ограничивающие извне самые лучшие и смелые порывы, тысячи досадных обстоятельств и условностей... Король широко зевнул и утратил нить рассуждений. Подобные мысли вообще не задерживались в нём надолго — мгновенно таяли, как лёгкие тени, вызванные осенней хандрой.

— Ваш ход, Ваше величество, — сказал лорд Заэру, сидевший по другую сторону от доски, за маленьким игорным столиком. Абиальд вздрогнул, поднимая глаза: он почти о нём забыл. Лорд, как всегда, напряжённо выпрямился в кресле, точно подмастерье перед ремесленником; руки с сухими длинными пальцами по-деловому возлежали на краю доски. Смуглое скуластое лицо было сурово и сосредоточенно, тоже как всегда, но король вдруг понял, что морщин на нём прибавилось. Да и вообще — эти синяки под глазами, похожие на кровоподтёки, и горькие складки у губ... Абиальд знал это лицо: значит, его верного Дагала что-то гнетёт, но он молчит об этом.

— Глупая игра, — ответил он как можно мягче, надеясь хоть голосом его подбодрить. — Я, пожалуй, сдамся сегодня.

— Напрасно, — лорд качнул седой головой, которой, видимо, давно не касался гребень. — Вы как раз сейчас в выгодном положении. Я бы сделал вот так.

Он проворно протянул руку, сдвинул одну из королевских фишек, потом ответил парой ходов от себя — и показал, как близко была победа. Абиальд усмехнулся, пытаясь скрыть, что слегка уязвлён. Он не заметил очевидного, а его неповоротливая мысль не успевала за лордом...

"И не в первый раз", — обязательно съязвила бы здесь королева Элинор, его дражайшая вторая половина. А потом отвернулась бы к зеркалу, поправляя жидкие волосы. Но была бы совершенно права.

— Всё равно, хвалёные мудрецы Минши поступили немудро, — заметил король, поднимаясь и вальяжно отходя к небольшому фонтану, журчавшему в центре залы. С поверхности глянцевито блестевших мраморных шаров с золотыми прожилками на Абиальда воззрилось его молодое, миловидное отражение. Король заправил за ухо выбившуюся прядь, самодовольно одёрнул бархатную куртку. Лорд Заэру наблюдал за ним, не покидая кресла, со странным выражением лица. — Могли бы раскошелиться и на что-то более ценное в обмен на ту помощь, что получат от нас.

— Но Вы ведь понимаете, что не в ней настоящая цель этого посольства, — медленно проговорил лорд — старым, надтреснутым голосом. — Они хотят защиты от Альсунга, а вовсе не от адептов Прародителя.

Король резко развернулся на каблуках. В последние недели он с трудом овладевал собой, когда слышал от кого-нибудь слово "Альсунг".

— Он и слова не сказал о паршивых северянах! Проклятье, ни единого намёка!.. Главная беда Минши сейчас — фанатики этого треклятого культа, которые лезут и в наши владения, сея смуту, — (об этой "смуте" Абиальд знал не первый год, но в основном — со слов всё того же лорда; вообще о культе Прародителя у него были смутные представления: какие-то строгие обеты, пустые храмы и нудные речи босяков на улицах). — Ты же сам слышал, что они на грани войны — войны из-за богов, что может быть нелепее!..

— Это прикрытие, — угрюмо настаивал лорд — чёрное пятно на фоне светло-бежевых стен уютной просторной залы. — Поверьте мне, Ваше величество. Если Альсунг всерьёз возьмётся за Минши, им не выжить без Ваших войск, только и всего... Они выжмут из нас все соки, а потом бросят. Не доверяйте им так легко.

— Ты помешался, Дагал, — хмыкнул король, отряхивая от воды кружевные манжеты. — Прости, но так же нельзя: страх за дочь лишил тебя разума...

Абиальд хотел продолжить, но осёкся, увидев глаза лорда. Что-то полыхнуло в их чёрной глубине — что-то страшное, неуправляемое. Король отшатнулся; ему вдруг остро захотелось оказаться где-нибудь далеко, за городом, или среди своих книг... Но наваждение быстро кончилось: через секунду лорд смотрел на него с той же усталой почтительностью.

— Может, Вы и правы, Ваше величество, — с полупоклоном сказал он, по-старчески неуклюже вставая. В угловатой долговязой фигуре сквозила надломленность, от которой даже у отрешённого Абиальда защемило сердце. — Но мои люди прочесали уже чуть ли не четверть королевства — и ничего, никаких следов... И никаких вестей ни от Линтьеля, ни от моей девочки, — его голос рванулся вверх, почти в визг, но быстро вернулся в норму. — Немудрено, знаете ли, свихнуться от страха, когда войска Ти'арга сминают повсюду, будто кучку бродяг-разбойников на большой дороге...

— Я уже говорил, что нет смысла повторять это, — напомнил Абиальд, поморщившись. — Это проблемы Ти'арга, и не наше дело влезать, пока они не попросят помощи. Раз не просят — что ж, это их выбор, я бы не был таким гордым на их месте... — (Впрочем, не приведи небо оказаться на их месте... Король вспомнил последние донесения и вздрогнул. То, что альсунгцы творили в мирных ти'аргских деревушках, не творил, наверное, никто и никогда... Вопрос, кажется, уже только в том, когда они доберутся до Академии — не если, а именно когда). — А по поводу твоей дочери... Я ведь дал тебе слово, Дагал. Мы найдём леди Синну, чего бы нам это ни стоило. Да и твои Когти — особенно тот, многообещающий...

— Ривэн? — забывшись, горько перебил лорд Заэру и, в сердцах махнув рукой, отошёл к другому столику — чёрного дерева, с аккуратно разложенными редчайшими колодами карт со всего Обетованного. — Он только мальчишка, хотя и старательный. Он ничем не поможет моей девочке, если... — он умолк и нервно сглотнул, явно сдерживая себя.