Царь произнес сие с явным одобрением, а я решил тогда для себя: "Эх, пропадай моя голова, пусть меня хоть трижды проткнут той итальянской шпагой, но я должен своими глазами поглядеть на такую женщину!" [Пометка Ф.Уолсингема на полях: "Нет, этот Бонд неисправим..."]
— А правда ли, — решил я уточнить, — будто женщины у вас даже имеют право голоса?
— Правда.
— Как же так вышло?..
— Да всё дело в тех же бизнес-леди. Наши Отцы-законодатели постановили: "Ежели Бог дал бабе достаточно мозгов, чтоб самой управляться с хозяйством, платя налоги наравне с мужиками — с какой стати отрешать ее от управления государством?"
"Взгляд, конечно, очень варварский, но верный", — подумал я тогда; и мне лично эта новгородская логика по сию пору представляется неуязвимой. Любопытно было бы поглядеть, кстати, как это выглядело бы в наших английских реалиях [Пометка Ф. Уолсингема на полях: "О-хо-хонюшки... Что впору Новгороду, рано для ЛондОна!"].
Но тут собравшиеся дружно потребовали свернуть всю эту гендерную тематику и продолжить вчерашние рассказы о дальних морях. Я подчинился, подумав мельком про себя, что когда-нибудь, в далеком-далеком будущем, умные женщины, возможно, достигнут немыслимых ныне общественных высот, становясь, скажем, министрами, парламентариями или даже президентами корпораций. Но есть всё же одна должность, подумал я с некоторым злорадством, которой ни одной женщине не занять никогда: адмирал!*
— — — — — — — — — — — — — — — —
*Смеем предположить, что нашего бравого коммандера весьма заинтересовало бы жизнеописание адмирала Грейс Хоппер. Помимо блестящих военно-инженерных решений (по организации систем связи, радарного обеспечения флота, etc), ей принадлежит целый ряд мемов, утративших уже авторство, обратясь в "народную мудрость"; в их числе и знаменитое: "Прощение получить легче, чем разрешение" (прим. авт.).
— — — — — — — — — — — — — — — —
11
На следующий день к царской трапезе была допущена большая команда голландцев — моряков и кораблестроителей, завербовавшихся на русскую службу и ожидающих тут отправки в Ливонию. Признаться, я — как англичанин — ощутил на этом месте странный укол ревности... [Пометка Ф. Уолсингема на полях: "Да уж, урок на тему "Никогда не складывай все яйца в одну корзину" Иван вызубрил на отлично, отдадим ему должное... Но его ставка на протестантов остается неизменной — что не может не радовать".]
— А вот болтают, Ваше Величество, — решил завести разговор о политике один из голландских капитанов (недооценивший, по моему впечатлению, крепость незнакомой ему доселе русской водки), — будто между вами и вашими шведскими союзниками пробежала кошка... ну, может и не кошка, но такой... котеночек, ха-ха!
— Что за чепуха, капитан! — Иван посмотрел на того своим знаменитым взглядом: искоса, не двигая головой. — Наша дружба с братским шведским народом крепка, как никогда ранее.
Интересно, а какого ответа бы тот ожидал?..
— Но зачем тогда вы c такой стремительностью возвели мощную крепость, замыкающую устье Невы, Petrus-en-Paulus? — продолжал демонстрировать пьяную проницательность голландец.
— Это всё инсинуации определенных сил... германоязычных сил, да, стремящихся омрачить традиционную русско-шведскую дружбу! В действительности же Петропавловск-Невский — это лишь комплекс культовых сооружений, имеющих сакральное значение как для славян, так и для варягов. Ну, и прилагающаяся к ним защитная инфраструктура — а как без этого?
Всё правильно: "Каков вопрос — таков ответ"... Государь говорил как по-писаному — впрочем, думаю, это и было писаным текстом, заученным на такой вот случай. У меня, однако, возник соблазн — закинуть в тот омут собственную наживку:
— А вот правда ли, что в тот комплекс культовых сооружений входит строящийся Казанский собор? И не заявляете ли вы, Ваше Величество, тем самым претензии на земли Казанского ханства, завоеванного недавно Московией?
— Ну, поскольку Московский-то престол — мой по праву, то и Казань выходит тоже нашей — коли уж она сделалась частью Руси. И кстати: мы вообще избегаем употреблять официально само это название — "Московия"; мы предпочитаем — воот.
— Вот? So? — переспросил я.
— Нет: воот, — отрицательно помотал головою царь.
— Sorry?.. — я почувствовал, что воспетые мною interpreter abilities царевой водки дали неожиданный сбой.
— В-О-О-Т: Временно Оккупированные Ордой Территории. Находящиеся под властью хунты — так называемого "регентского совета" при слабоумном псевдомонархе.
— А что известно о той Хунте, Ваше Величество? — (когда еще доведется получить такую информацию из Самых Первых Рук — пусть и сколь угодно дозированную?) — А то до нас из Москвы доходят лишь слухи, странные и пугающие; если правда оно ну хотя бы на треть...
— Смею уверить, коммандер: донесения наших людей из Москвы выглядят более странными и пугающими, нежели любые слухи.
Голландцы прервали свои разговоры и дружно подались к нам, навострив уши: слухи о московских кошмарах ходили по всей Европе. Русские же, напротив, отвернулись — чувствовалось, что разговор на эти темы им неприятен.
— Это действительно триумвират? — уточнил я.
— Формально состав того "регентского совета" шире. Но реально решает всё Триумвират, да. Борис Годунов: человек очень умный, абсолютно безжалостный и без каких бы то ни было принципов; что поделаешь — татарин... зять палача и сам в душе палач. [Пометка Ф. Уолсингема на полях: "Вот, значит, как..."] Митрополит Пимен: этого все поначалу полагали фигурой марионеточной, но марионетка — как это частенько случалось в истории — переиграла в итоге мнивших себя кукловодами... Ну и третий член Триумвирата — третий по счету, но не по важности. Не-Поминаемый-к-Ночи... со свитой, которую он формирует по образу и подобию своему...
Царь произнес это таким тоном, что у меня — не скрою — пробежали мурашки по хребту. А ведь этот человек, подумал я, точно не склонен ни к суевериям, ни к паникёрству, ни — тем более — к дешевым розыгрышам на такие темы...
Голландский капитан же от того царёва тона, похоже, резко протрезвел, и следующий вопрос задал как раз он:
— А что известно об этом... — он на секунду запнулся, — человеке?
— Если он, конечно, человек, — уточнил я.
На лице Государя изобразилось нечто вроде задумчивости. Я его понимал: во-первых, ему, как и остальным русским, явно не нравилась эта тема вообще, а, во-вторых, он отсеивал в уме секретное от несекретного.
— О его прошлом, — начал он наконец, — не известно ровно ничего достоверного. Он никто; он ниоткуда. Выдает себя за православного воеводу из Валахии, назвался тут Владимиром Цепенем — вроде по созвучию с прежним своим прозвищем... Зато здешний его путь наверх отслеживается во всех деталях; благо весь путь тот размечен эдакими четкими вешками — человечками, что раз за разом, внезапно, мрут от малокровия, освобождая для него следующую ступеньку карьерной лестницы. Так и дошагал он по той лестнице аж до самого Триумвирата...
— Малокровие? Anemie? — переспросил кто-то из голландцев.
— Да, сейчас это очень распространенная в Москве болезнь. Говорят, она проистекает от недостатка солнечного света и полезных минералов, содержащихся в чесноке, — от кривой ухмылки Ивана я ощутил тот же внезапный озноб.
Голландцы дружно перекрестились; я, чуть помедлив, последовал их примеру [Пометка Ф. Уолсингема на полях: "Я — заценил..."].
— Кардинал Сильвестр устроил тогда руками Цепеня... или не руками, черт его там разберет... малокровие королеве-матери Ефросинье... это вроде здешней Марии Медичи, — пояснил Иван; голландцы понимающе закивали. — А сразу после настал и Сильвестров черед. У меня был весьма внушительный счет к этой парочке, но свечку по ним я тогда поставил... А сейчас я — вы не поверите — неустанно молюсь за здравие мерзавца Годунова: он, похоже, единственный там человек, способный удерживать страну на краю пропасти.
— А как на это всё взирает Митрополит? И Церковь? — недоуменно спросил я: насколько мне было известно, русская церковь весьма влиятельна в мирских делах; как выражаются у них там в Московии: "Без Бога — ни до порога"...
— Церковь нынешняя взирает на то очами Митрополита. А Митрополит-триумвир, похоже, находит, что ежели Господь попускает существовать Цепеню — на то, стало быть, воля Его, и сие не наших умов дело. Эдакая теодицея, знаете ли...
— А он и вправду не отбрасывает тени и не отражается в зеркалах? — жадно поинтересовался голландец.
— Это всё сказки, — устало поморщился царь, — им же самим, похоже, и распространяемые... Вот солнечного света он, по нашим данным, отчетливо избегает, а серебро и чеснок и в самом деле не жалует...
— "Серебро не жалует" в том смысле, что подношения берет исключительно золотом? — не слишком удачно сострил я.
— Подношения он, — отвечал Иван без малейшей тени веселости, — берет по большей части натурой. А вот серебряную монету у них там изъяли из обращения вполне целенаправленно, заменив серебро ассигнациями. Это, разумеется, разрушило всю систему денежного обращения, но Влад-Владычу с его присными обнищание податных сословий лишь на руку.
— Ваши экономические эксперты с Сизинг-Лейн, Джеймс, — обратился теперь напрямую ко мне Новгородский владыка, — наверняка обратили уже внимание на совершенно безумную структуру экспорта-импорта Московии. Воюющая страна вместо оружия и стратегического сырья массово закупает за границей предметы роскоши — "чем дороже, тем лучше", а ее так называемая элита тем временем переводит все свои активы в золото и камушки — обрушив на том соответствующие рынки в соседних государствах. А вот если реальная задача там — полностью и максимально быстро избавиться от серебра в обращении, всё сразу становится совершенно логичным. [Пометка Ф. Уолсингема на полях: "Напечатайте уже, наконец, постеры "Болтун — находка для шпиона" и развесьте их во всех служебных помещениях Сизинг-Лейн!! А вот обрушение рынка драгметалов в Восточной Европе мы, между прочим, прошляпили. Это... это какой-то позор!"]. Ну а за ношение серебряных украшений вы имеете неслабый шанс спознаться с тайной полицией и умереть на допросе от малокровия. Собственно, и само слово "серебро" у них там лучше не произносить вслух — "На что это вы тут намекаете?"
На этой последней фразе царь как-то странно запнулся; или мне это только показалось?
— Ну, серебро-то — ладно, допустим, — согласно кивнул я, — но вот как можно искоренить чеснок?
— Да запросто, — зло усмехнулся царь. — Не надо только путать "искоренить" с "искоренять". Один русский мыслитель отчеканил, что в политике это понятия не то, что разные, а просто-таки противоположные... Церковь вдруг внезапно ополчилась на вещества, отвлекающие якобы паству от постов и молитв. Ну и в длинном списке разнообразных иноземных афродизиаков, про которые никто на Руси и слыхом не слыхивал, обнаружился, девятнадцатой строкой, и родной наш чеснок: тоже, дескать, оказывает распаляющее воздействие. Сказано — сделано: запретили ту траву и к выращиванию, и ко ввозу, а найденный продукт прилюдно уничтожают; называется — "продуктовые санкции". Сами понимаете — потребление чеснока от этого стало крайне престижным, и вся московская элита нынче благоухает так, что хоть святых выноси. Влад-Владычевы кромешники с этим как бы борются, но особо не усердствуют, ибо сами имеют долю с незаконного оборота...
"Ага, — догадался я наконец, задержав взгляд на серебряной горловой застежке царёвой епанчи и припомнив насквозь просвеченные солнцем покои Русского сектора Арконы. — Ага..." [Пометка Ф. Уолсингема на полях: "Наконец, ага!.."]
— Ваше Величество, — решился я тогда спросить совсем уж напрямик, — вы избегаете произносить вслух ЭТО СЛОВО, и у вас, несомненно, есть для этого резоны. Но... по вашим сведеньям... ЭТО — может быть заразно? Эта самая его свита, которую он "формирует по образу и подобию своему", как вы тут давеча выразились... она не увеличивается ль в численности?
— Да, — отвечал он после долгого и тяжелого раздумья. — Да, очень похоже на то. Причем в последнее время — быстрее, чем прежде. Аль-джебраисты называют такое "прогрессией"... [Пометка Ф. Уолсингема на полях: "Что-то у нашего бравого коммандера совсем нервишки расходились! Ему впаривают обычную военную пропаганду (ну, ладно - талантливую военную пропаганду!..), а он внимает ей будто Истине Господней... Алекс, ходу этим паническим сплетням не то что не давать, а всячески пресекать их распространение! Под вашу персональную ответственность".].
Воцарившееся молчание было прервано появлением в трапезной отлучавшегося куда-то Фрола Фомича. Тот, проскользнув вдоль стены, шепнул что-то на ухо Ивану, и оба они оценивающе оглядели мою скромную особу. Затем государь кивнул, и Фрол тут же двинулся обратно к дверям, на ходу сделав мне знак — давай, мол, за мной!
— Коммандер, через час от ближайшего причала отходит пакетбот со срочной государевой почтой. Он может принять вас на борт до Риги. Думаю, вы способны оценить уровень оказываемого вам доверия.
— Безусловно, сэр! — решаться надо было мгновенно. — Благодарность — и моя лично, и "Восточно-Балтийской компании" — будет безгранична в пределах разумного.
— Отлично. Все ваши пожитки, как я понимаю, и без того под рукой?
— Разумеется. Зубная щетка да абордажный тесак — что еще может понадобиться джентльмену Службы? [Пометка Ф. Уолсингема на полях: "Рюгенская резидентура его на этом месте потеряла, и оттого слегка перенервничала. Однако это было абсолютно верное оперативное решение."].
12
Прощание было задушевным, но вынуждено кратким. Когда позади остались уже и "стремянная", и "заоколичная", мы простились с Государем на крыльце, под ночным октябрьским дождем, так и норовящим обратиться в снежную крупу.
— Ну, давай, Джеймс — по последней, "на ход ноги"! Глянулся ты мне, чертяка — и стакан хорошо держишь, и вообще... Короче, ежели у тебя чего не заладится в твоем Лондоне — милости просим к нам: службой не обидим. [Пометка Ф.Уолсингема на полях: "Так-так-так!.. Отличная мысль! Он у нас, кажется, направляется в Ливонию, на связь к "007"? Вот и пускай они там ОБЪЕДИНЯТ БРЭНДЫ !! Пусть "007" присмотрит для него там, в России, хороший сугроб с берлогой, и снабдит упряжкой ездовых медведей!"]. Да, и очень я надеюсь свидеться когда-нибудь здесь, на Рюгене, с твоей королевой, очень. Потрясающая женщина, говорят... Слушай, а она правда — рыжая?
