И на этом, пожалуй, хватит — стыдно будет, если моя стопка коробок с одеждой окажется выше, чем у его жены. Устал. Хочется посидеть где-нибудь наедине. Что-то многовато впечатлений за один день, и толпы посторонних людей — цетов, чужаков, врагов... — вокруг с непривычки действуют на нервы.
Иллуми ведет меня в обещанную "Чашку", и мы устраиваемся в закрытой кабинке. Там царит тишина — уютная, мягкая, как одеяло, или как шапка сливок над кофе. Сижу, грею ладони о тонкий фарфор, расслабленно молчу. Через час сюда придет супруга моего любовника, но пока — комфортное молчание на двоих и возможность ни о чем не думать.
Лишь маленькую кофейную бесконечность спустя я решаюсь приступить к осторожным расспросам о том, что сейчас меня беспокоит больше прочего — о его семье. Да, жена и дети Иллуми действительно не очень понимают, что я такое. Глава семьи сообщил им только самую официальную информацию, без подробностей: начиная с того, что я воевал, и заканчивая моим лечением. Им со мною неуютно, да и мне проще быть со своей новой роднею деликатным, как с хрустальной вазой, и не слишком часто попадаться им на глаза, о чем я и сообщаю, смягчая иронию улыбкой.
Иллуми сомневается. — А если ты решишь остаться здесь надолго, — с надеждой подсказывает он, — не надоест вам танцевать этот словесный менуэт? Вам надо привыкать друг к другу по-настоящему.
Что тут причина, а что следствие? Может, наоборот, я не смогу остаться потому, что не сойдусь со своими цетскими родственниками? Как далеко простираются мои способности к адаптации? Забавно. Иллуми считает что я по-барраярски упрям и агрессивен, я уверен, что во мне чересчур много гибкости и склонности приспосабливаться...
— Я постараюсь. Но менять пришлось уже так много... Полагаешь, я сумею измениться еще сильнее? Ради тебя?
На этот раз задумывается надолго.— Ради меня — вряд ли. Честно. Ради себя — возможно, не знаю. Но я рад, что ты говоришь о своей адаптации в таком ключе. Звучит так, словно ты начал воспринимать Цетаганду как всего лишь один из существующих миров, а не как персональный ад на земле. Это вправду радует, Эрик, вне зависимости от того, останешься ты со мной или нет.
— В большой степени меня примиряет с этим миром наличие в нем тебя, но я не сказал бы, что это говорит о моем здравом рассудке, — признаюсь честно.
Горячий взгляд плавится сладостью, как шоколад. И перед ним негоже отступать в страхе, как и перед маленькой чашечкой вязкого коричневого напитка. Ох, как хочется домой, признаюсь искренне. С чувством исполненного долга и совершенного подвига запереться у себя в комнате, и не в одиночестве. Пусть семейство Эйри штурмует дверь с целью освободить заложника...
— Учти, еще парочка таких выпадов, и я не смогу ручаться за здравость своего поведения, — угрожающе мурлычет Иллуми.
— Нечего облизываться на дальних родственников сомнительного происхождения, явно перепутав их с пирожным, — парирую, но накрываю его ладонь своей.
Хорошо, что столик узкий. Словно нарочно придуманный для того, чтобы над ним целоваться, закрыв глаза и чуть ли не урча от сосредоточенного удовольствия. Поцелуи вперемешку со смехом — это... замечательно. Как пузырьки в шампанском. Еще и еще...
От двери слышится отчетливый смешок.
Я сижу лицом ко входу, и если бы не закрыл глаза, когда целовался, сумел бы увидеть, как приоткрылась дверь. Но теперь мы застигнуты на месте преступления, и супруга Иллуми взирает на происходящее с ясной улыбкой, острой как ее любопытство. Щеки у меня горят. Решив, что не стоит усугублять адюльтер еще и невежливостью, приподнимаюсь со стула, склоняю голову — приветственно или покаянно, даме решать. — Миледи...
Миледи кивает и садится на спешно придвинутый законным супругом стул.— Дорогой, — обращается она к нему очень вежливо, — я хочу кофе с мороженым. Тот, холодный, помнишь? И с шоколадной крошкой. Будь так добр...Да, похоже, выпроваживает, и совершенно неприкрыто. Иллуми остается только смерить свою половину взглядом и ретироваться, закрыв дверь за собой.
Ну что, леди сейчас будет снимать с меня шкуру лопаточкой для торта, верно? Имеет все права. Сижу, жду.Ее улыбка такая спокойная, почти ленивая. — Я очень не вовремя, да?
— Вам решать, леди Кинти, — отвечаю твердо, решив мученически пасть под острой лопаточкой и не менее острым язычком разгневанной супруги. — С драматической точки зрения вы появились именно в нужный момент.
Не с гневом, но с легкой грустью она мне сообщает: — Не знаю, радоваться или огорчаться, но я вечно оказываюсь в нужном месте в нужное время. — И с любопытством, слишком чистым, чтобы быть естественным, прибавляет: — По меркам твоего народа мне сейчас полагается устроить скандал?
— По меркам моего народа я совершил как минимум три позорных вещи одновременно, — соглашаюсь.
— Три? — морщит тонкую бровь. — А, соблазнил женатого мужчину, да еще и чужака?Да, наивное удивление нашими обычаями у нее точно не получится. Попадает практически в точку. Интересно, какие книги брала в своей библиотеке миледи Эйри, готовясь к возвращению мужа с барраярским родственником в нагрузку.
Улыбаюсь непроизвольно, ловлю себя на этом и возвращаю лицу по возможности каменное выражение. — Я должен вам извинения, или в данной ситуации они бессмысленны?
— Они хуже, чем бессмысленны — они попросту глупы, — парирует Кинти Эйри. — У вас это все серьезно, судя по некоторым признакам, я не ошибаюсь?
Вот сговорились они, что ли? Или Иллуми открыто демонстрирует нечто — как там бывает у наших дам, язык цветов, вееров и лент? — непонятное чужаку вроде меня, но ясное, как открытая книга, для его близких. Надо бы спросить.
— Этот вопрос тоже стоит задать не мне. Хотя я бы ответил "да", — прибавляю честно, понимая, что ложь уже не спасает, но смотрится отвратительно. И все же любопытство побеждает, и я добавляю, усмехнувшись смущенно: — А... по каким признакам?
— Иллуми очень... — она задумывается, подбирая термин, — инопланетники назвали бы это "деловым человеком". Это не совсем то, но тебе должно быть понятно. Человек, у которого на первом месте всегда стояли семейные дела, бизнес и так далее. Ни разу не видела его таким... воодушевленным. — Улыбается, склоняет голову. — Я бы только порадовалась за него, но, Эрик, есть два щекотливых вопроса.
— Спрашивайте, леди, — не принимая пока нового обращения по имени, соглашаюсь. — Я отвечу. На них, или за то, что натворил, простите мне мой каламбур.
— Во-первых, успокой меня: вы не собираетесь оформлять отношения? Официально, я имею в виду?
Брак? С мужчиной? После того, как я один раз уже наступил с размаху на эти же грабли? До такой степени мое свободомыслие еще не дошло, и представить себя в белом платье в свадебном кругу как-то совершенно не тянет. Ожесточенно мотаю головой. — Ни в коем случае, насколько я понимаю ситуацию. Я не дам своего согласия, даже если об этом сумасшествии и зайдет речь.
Она улыбается с явным облегчением.— Замечательно. Не то чтобы я была против таких браков, но... они — удел младших сыновей. Для Старшего клана подобный союз означает явную потерю лица и уступку низменным эмоциям, а, значит, понижает позицию всех Эйри. Тем более с чужаком, чей генный статус... словом, это совершенно неприемлемо, ты же понимаешь. Скандал, и если Лероя я удержу от дуэли, то за мужа не поручусь. И второе, не менее важное: ты собираешься уезжать с Цетаганды, или нет?
Еще неделю назад ответ на этот вопрос был мне самому почти ясен. Теперь же мир сделал сальто в воздухе и перевернулся вверх ногами, и в этот самый момент решение уехать потеряло почти всю свою былую привлекательность. Тем более когда меня настойчиво к нему подталкивает белокурая хрупкая женщина с глазами, точно два пистолетных дула. И все же я не могу сказать ни да, ни нет. Кто поручится, что мое мнение не переменится еще раз через пару суток, а то и недель?
— Я вынужден нарушить свое обещание отвечать, — пожав плечами, — потому что вы попали на вопрос, на который у меня нет ответа. — Смотрю в глаза. — Вы предпочли бы ответ "да"?
— Я бы предпочла вариант, при котором мой муж остался бы здесь, — твердо ставит точку гем-леди. — О Барраяре, хвала богам, речь не идет, но и другие планеты могут быть небезопасны. Здесь иногда тоже бывает жарко, но Иллуми опытен и знает, откуда ждать удара, поэтому нам хватает сил его отразить. Если ты вправду хочешь передо мной извиниться... — чуть кривится, — удержи его от глупостей вроде поездки на эту ненормальную Бету без охраны.
Вот так мысль. Неужели охватившая нас с Иллуми страсть не только так очевидна, но еще и так легко описывается для окружающих словом "безумие"? "Уехать" для меня всегда означало покинуть Цетаганду одному и не оставить обратного адреса. И я уверен, признаться, что такой вариант леди Эйри не огорчил бы.
Чуть морщусь, прочищаю горло. Такие вещи надо не только решать, но и произносить твердо. — У меня нет намерений увозить Иллуми с его родины. Мне на личном опыте известно, что значит "сломать жизнь", и с ним я так не поступлю. Так что можете умерить свои опасения, миледи. Даю слово, что не посягаю на ваш покой и семью.
Она сидит, подперев щеку рукой, и смотрит на меня со спокойной прохладцей. — Мне все равно, с кем мой муж делит подушку, но я не стану покорно терпеть, если он начнет подвергать свою жизнь опасности — неважно, из-за тебя или нет. Не ошибись, считая мою позицию шаткой. И эти слова — угрозой.Еще одна улыбка, яркая и тонкая, как клинок солнечного луча, прорвавшегося сквозь тучи.— И не вздумай сейчас убегать. Он, возможно, и обещал не искать тебя по свету, но я-то нет.
Даже так? Черт побери, Иллуми был прав, говоря про "свое второе Я в юбке". Опасная дама. И традиционная цетагандийская ошибка в попытке сломать меня силой... впрочем, о барраярском упрямстве гем-леди тоже могла быть осведомлена, и нарочитые ошибки могут быть ловушками, мне об этом надо помнить.
Упрямо, коротко склоняю голову. — Вам нечем угрожать мне, леди, и нет причины опускаться до угроз. — Она не может сделать мне ничего, а вот Иллуми не заслуживает тихой войны в собственном доме, разразившейся безо всякого повода. Лучше избежать силовой конфронтации с противником, чье положение куда крепче моего, или позиционная война будет длиться вечность. Поэтому смягчим тон: — Я и сам могу обещать вам, что не претендую ни на иное официальное положение внутри клана, ни на влияние на Иллуми, вследствие которого интересы вашей семьи будут ущемлены. Такая формулировка достаточно точна?
— Достаточно, — кивает леди Кинти. — Взамен я не буду усложнять вам жизнь... и начну, пожалуй, с того, что открою дверь несчастному мужу, уже четверть часа ждущему возможности войти. — Смешок звучит как прелестный серебряный колокольчик. Хрупкая, беззащитная женщина... с железной хваткой.
Что же, думаю я, глядя с самым безмятежным выражением лица на входящего Иллуми, обещание с меня взяли с запасом. Попытаюсь ли я отнять у него семейное время, затрону ли семейную репутацию — все послужит для его супруги законным предлогом открыть военные действия. Но собираюсь ли я претендовать на нечто большее, чем ни к чему не обязывающий приятный досуг?
— Ну как, открыт огонь и есть ли жертвы? — шутит Иллуми, ставя на стол матовый высокий стакан с сахарным инеем по ободку.
— Мы не обсуждали ничего опаснее свадебных фейерверков, — отвечаю, не солгав ни единым словом. Но ощущение такое, словно я вышел из-под обстрела, и только сейчас, передохнув, начну подсчитывать, насколько велики потери.
Ревнив все-таки женский род, на одной планете или на другой — роли не играет. Дома так могла бы реагировать форская жена, застукавшая своего мужа с игривой горничной. Судя по всему, допустимые здесь вольности с подушкой не распространяются на соперничество с леди за планы, разум и интересы ее законного супруга. Хотя отдадим ей должное. Невообразимо сложно поверить в то, что душевное равновесие и благополучие гем-лорда Эйри для меня постепенно становится чем-то очень важным. Я и сам-то с трудом это понимаю.
* * *
Домой все трое возвращаемся в одной машине, улыбаясь друг другу до того благостно, что сводит скулы. День был долгий, и вымотал он всех преизрядно. Но все, когда-нибудь кончается, и мы с Иллуми остаемся наедине.
Теперь можно бесстыдно предаться отложенной до вечера нежности, как другие предавались бы пороку. Она-то нам не возбраняется? Ходить по пустующим гостевым спальням, проверяя, в какое из окон вернее заглядывает закатное солнце; примерять свежекупленную одежду, превращая постылое занятие в откровенный стриптиз; ловить кожей ласку тонко выделанной замши и нахально проскальзывающей под нее теплой ладони; выбирать шпильки из его волос, точно ягоды из травы... А потом остаются лишь жадные вскрики и быстрая разрядка, которая не расслабляет, а наполняет силой. Стимулирующий коктейль, блаженно ноющее тело, энергии хоть отбавляй — она преображается в болтовню, которая сама слетает с кончика языка.
— Фантастика какая-то. У тебя репутация человека замкнутого, гордого и прагматичного. Я — злой, отчаянный и в принципе не умею быть мягким. А как мы себя ведем? — вопрошаю я Иллуми, не шевелясь и не сдвигаясь ни на миллиметр в его объятиях.
— Как два влюбленных идиота, — дает он единственно правильный ответ.
Хм, точно. — Одно нас оправдывает — что нашему, э-э, роману еще и недели не исполнилось.
— Больше, на самом деле, — негромко и доверительно поправляет он. — Я давно понял, что у вас, барраярцев, очень странный метод ухаживания. А я его только подхватил.
— Ты еще скажи, я тебя соблазнил, — фыркаю. — Совсем с ума сошел. Оба сошли.
— Я это первым сказал, нет? — смеется Иллуми.
Помню: для посторонних наши отношения должны напоминать, самое большее, необязательный легкий флирт. Правильнее сохранять хоть немного автономии; жить порознь, захаживая друг к другу, принимать своих гостей, вставать каждому в то время, в какое удобно, не выслушивать взаимных претензий насчет беспорядка в ванной. И... не показывать всем и каждому, что я — приложение к Иллуми.
Но это потом, а пока мы лежим в его постели, без зазора прижавшись друг к другу, как две фигурки в паззле. И зачем я только потратил пол-вечера на выбор собственной комнаты, если в его в кровати уютнее?Глава 17. Эрик.
Через пару дней Иллуми безапелляционным тоном объявляет, что не дело сидеть дома и ему пора показаться приятелям. И я к этой поездке прилагаюсь. Я пытаюсь было возражать, но он только уточняет, весело прищурясь:
— Ты, помнится, когда-то рвался в Дом Услад? Мы обычно встречаемся там и проводим уйму времени за беседой и любованием танцами.
Да, было дело. Вечность назад. Если тогда я получил решительный, чуть ли не грубый отказ от человека мне, в общем, постороннего, почему сейчас подобное предложение делает мне мой любовник? Настороженный, отвечаю чуть суше, чем стоило бы: — В танцах я ни черта не смыслю, а к девочкам нам точно лучше ходить поодиночке.
— Не можешь же ты вечно быть в изоляции? — мягко спрашивает Иллуми, словно не видя никакого дурного подтекста. — Я не принуждаю, упаси боже. И девочки, — вдруг ухмыляясь, — там появляются не сразу.
