Ролевик-Алкоголик. За честную сталь!

Ну а утром проснулся в тех самых трёхмерных колючках носом. И уж как мне хотелось обратно. К ласковым замковым сквознякам. К мудрому и терпеливому величеству. Можно даже в тёплые пыточные подвалы. На экскурсию. Не судьба. Дорога-дорога-дорога...

* * *

Паршивый городишко. Как называется я даже поинтересоваться запамятовал. Первое впечатление соответствующее. У ворот крестьяне били интеллигента. Симерий покосился с лёгким профессиональным интересом и пробормотал что-то типа: "молодой совсем, ещё научиться если выживет". Стражники жевали какую-то дрянь и с ленивым интересом комментировали процесс. Судя по гербу на куртках, нынче очередь беречь родную сторону от ворогов внешних и внутренних пала на цех ткачей. Я ещё подивился, откуда в такенной дыре целый цех. Подрезавшее нас блеющее стадо прояснило этот вопрос. Походу сменщиками у ткачей, по мимо вездесущих кузнецов, должны быть ещё кожевенники и сапожники. Отсутствие вписанного в герб вензеля говорило о том, что город — вольный. А наличие сверху стилизованной короны, свидетельствовало, что "милостью короля". Светлость на эдакое безобразие (в виде вольных смердов) отреагировал привычным безразличным сожалением. Впавшие в болельщицкий раж стражники едва не прохлопали наш торжественный въезд в город. А смотреть было на что. Впереди на бело... тьфу вороном коне — Его Баронская Милостью Короля Светлость при полном параде. То есть в кафтане вензелятом. Всем своим видом выражающий нуль внимания фунт презрения всяческому быдлу и приличествующую скорбь столь выдающемуся нарушению вселенского порядка. Следом, как положено генеральского ранга персонам — Я. Великий и Добрый лично. Восседающий на шикарной двуколке с резными колёсами и пологом от дождичка. Двуколка малость перегруженная отсыревшим барахлом, была влекома зачарованным принцем со встроенным ревуном. Отсутствие мигалки компенсировалось моим личным сиянием. Для усиления эффекта и поправки здоровья, я пел (за то громко) бравурную музыку без слов, периодически смазывая горлышко последними запасами антифриза. Робко прячущийся за нашим великолепием Симерий не привлекал взглядов, но к счастию мы собрали за собой достаточный хвост поклонников моего таланта и нашего величия. Издаваемые небольшим купеческим обозом неуклюжие ругательства не могли вызывать ничего кроме жалости, а связываться с сильно пьяным гномом и высокородным воином их ничтожная охрана не рискнула.

Не помню что там было сказано в чёрт-ногу-сломит законах по поводу въездного сбора вольно-королевских городов, но рожа того стражника что с бородой мне не понравилась. Кого он передразнивает, козёл! Я запустил ему в лоб серебряный кругляш. Пшёл вон! И пока он отлёживался закатив глазки, а его напарник выуживал монету из грязной лужи, мы совершили торжественный въезд. Позже, протрезву, меня немного мучала совесть — у нас ведь королевская грамотка имеется, а бабло и самим сгодится. Ну да и хрен с ним. Всё равно это странное поселение, на фоне которого пресловутый Кислосвищенск смотрелся бы столицей мира, малопригоден даже для разграбления. Полагая, что планировка типовых городов примерно одинакова с поправкой на малогабаритность, я громогласно предложил сразу отправиться на постой в лучший бордель, и был жестоко обломан Симерием, который ответил, что тут всего один бордель и тот держит его знакомая вдовушка. Это, а так же закончившаяся выпивка, вогнали меня в приступ жесточайшей депрессии. Наложившаяся дорожная усталость сделала своё дело и как меня припарковали вместе с Россинантом в хлипкой и щелястой конюшне, какого-то постоялого двора, я уже в упор не помню. Хотя позже мне рассказывали, что богатырские храп и выхлоп, просачиваясь через щели этого заведения отпугивали не только возможных грабителей от наших шмоток, но и немногочисленных постояльцев от их собственных лошадей. Что по этому поводу думали лошади, я не спрашивал.

Утро туманное встретило меня не так плохо, как могло бы. Правда прямо перед носом у меня стояла кружка. За то полная. Я выпил. Даже не спрашивал. Пока кружка была полная, она заслоняла эм... фиолетового гнома. Я потряс головой. Фиолетовый гном ни куда не делся. Я посмотрел на дно кружки. Понюхал. Посмотрел на гнома. Фиолетовый гном растопырил уши, улыбнулся редкими зубами и выдохнул:

— Привет братела!

— Ик...

— Ещё?

Я качнул головой и протянул кружку. Фиолетовый, как я теперь разглядел с сизыми проплешинами тангар вылил туда остатки из кувшина и запустил его в угол. Я проводил взглядом утилизированную ёмкость, понюхал содержимое кружки — почти полная. Повторил.

— Бургх! — аж передёрнуло.

— Хороша?

— Хороша!

— Быыыгггыы, — захохотал Фиолетовый и ткнул меня кулачищем в плечо, — со мной не пропадёшь!

— А я кто? Тьфу! Ты кто? Это... Бормор я... Кажется...

Брат, ну уж теперь точно видно, что передо мной тангар обыкновенный расцвеченный, снова расхохотался кудахтающим смехом, поправил выдающееся брюхо, поддерживаемое широченным поясом. Кожанным. Баранов из трёх, я так думаю. Зрение наконец заработало и я смог рассмотреть достаточно короткий глиф на здоровенной бронзовой пряжке. Младший младшего, ходящий, одарённый доверием, подверенный младшего старшины. Чего? Снова потряс головой. Как это "одарённый доверием" может быть "подверенным"? Сообразил. Блин! Ну а чего ждать от городишки, где даже мухи не дохнут исключительно потому, что их развлекают,а доходы весьма далеки от интересных кланам? Штрафник высшей пробы, так сказать. И я даже могу сказать в чём первопричина такой проштрафлёности.

— А это? За знакомство е?

— А то! Давай за мной! — качаясь в перевалку, он отправился прочь, обернулся, — я Тфинус!

— Ага! Без этого ни как...

Пока мы прыгая через лужи с грацией пивных бочек, топали куда-то сквозь туман, я успел рассмотреть кусок городской жизни. Судя по всему утро уже не раннее, так что народ шуршит по своим делам, где-то раздавались звуки ремесленной жизни — во всяком случае я расслышал стук ткацких станков и противный лязг кузнецкого молотка, который явно правил на холодную небольшой нож дрянного железа. Женские вопли из-за стен в основном касались степени морального падения их мужей и уровня доходов. Толкавшиеся во дворе постояльцы, как-то странно, бочком-бочком попросачивались в конюшню, так что я даже забеспокоился не попрут ли чего? Но поднесённая Тфинусом нераспознанная выпивка придала мне слегка эйфорическое настроение и я забил. На не мощеной улочке грязюки по колено. А нормальному тангару по... вот именно. Тфинус как-то так ловко маневрировал, а я чуть не навернулся пару раз, и измазался... ну почти. Ветерка в городской черте немае, так что место, которое я идентифицировал, как центральная площадь, выглядело набором мрачных призраков туманном саване. Брр... Чуть не попёрся по прямой. Зеркальная гладь площади оказалась грязевым озером. Мать его! Вот ведь! Знаю что средневековые города часто возникали как поселения вокруг небольших водоёмов, которые позже засыпались и становились центральными площадями. Тут видимо переходный возраст. Пруда уже нет, а центральной площади ещё нет даже в проекте. Вонючее болото. Местное представительство клана было, разумеется в числе центральных учреждений города. Соответственно на главной эээ... у главного болота. Прекрасную резную дверь морёного дуба несколько портила общая замызганность. Справа на расстоянии нескольких шагов зиял вход в чистилище кабака, по утреннему пустынного, слева, кажется ещё ближе, парадное борделя. Видимо того самого — со вдовушкой. В общем типовая планировка, кроме того стало понятнее общее состояние моего фиолетоволицего брата. Внутри царило совершенно утреннекабацкое запустение. Было ясно, что деловая активность не сильно напрягала местного представителя. Тфинус, кстати, всю дорогу мне что-то неразборчиво рассказывал, срываясь на икающий хохот. Надеюсь — это не белочка. Хотя нам тангарам, она вроде бы не угрожает. Здесь в пустынном холле малого банковского отделения, его голос звонко резонировал, отражаясь от пустых стен.

— ...и тут я задираю на ней юбку...

— Прошу прощения.

— ...а в дверях... что? А! — продолжая бормотать он нырнул за стойку рецепшена, и извлёк оттуда опечатанный кувшин, — ...и топор прямо в стенку! Вот! Свеженький! Каждый вечер заносят.

Мне стало понятно, куда уходят представительские расходы данного филиала.

— Вообще сидр паршивый, но чего от верзил желать?

Он плюхнулся на скамейку и вопросительно посмотрел на меня.

— А? А! — я выставил перед собой кружку, которую так и тащил с собой.

Тфинус так лихо двинул кувшином по дубовой плахе стойки, что печать слетела вместе с пробкой. Ого! Кувшинчик-то... С журчанием местная отрава потекла в кружку. Тфинус ловко отсёк половину и вылил остальное себе в глотку. По-моему он даже не глотал. Я тоже приложился. Поморщился. Эти мудаки разбавляли сидр водой, а для крепости бодяжили жмыхом от винных ягод.

— А! Не бери в голову брат!

Я поковырял ногтем кувшин. Ну надо же! Упругая глина.

— Ха! — гордо отреагировал собутыльник, — моя работа. Они эту дрянь в мои кувшины льют и сразу цену вдвое. Обзывают вином "Весёлая вдова".

Правда весело. Маркетинг. Маркетинг. Маркетинг. Любое дерьмо продать можно.

— И выгодно?

Тфинус сморщился, как от зубной боли.

— А! Ну что в этой дыре может быть выгодного? Тут ярмарка раз в год.

— Шерсть?

— В основном шерсть. Но и всё остальное по мелочи. Кредитуем торговцев. А остальное время... Во! — он ткнул мне в нос пустой кувшин, а затем слитным движением запустил его в угол. Сразу видно — много тренируется.

— А ты брат, какими судьбами? — и снова довольно ощерился в косоватой улыбке.

— А! — махнул я рукой, и уже привычным движением намалевал в пыли руну наёмника, — типа королевская служба.

— Гыы-ы-ы-ы! — довольно бестактно заржал Тфинус, — ох уж у верзил эти королииии, вот у нас короли!

Следующие пол-часа мы обмыли кости всем политикам в радиусе ментальной досягаемости, плавно проехались по криворукости человеческих оружейников, предсказуемо перешли к обсуждению прекрасного пола, после чего брат предложил перенести беседу в практическую плоскость. Поскольку старый хмель уже выветрился, а новый пребывал на стадии лёгкого и приятного головокружения, я согласился. Только предложил по дороге сначала заглянуть за приличной выпивкой, дабы не являться с пустыми руками. Предложение было поддержано с ещё более горячим энтузиазмом. Питейные заведения, как выяснилось, на этом главном городском болотном пляже располагались во множестве, через одну. Несомненно, их суммарная ширина фасадов превышала ширину магистрата. Начав с правостороннего кабака и начали круговоротный променад дабы подобраться к левостороннему борделю с неожиданной стороне, и не с пустыми руками...

* * *

— Это не мы.

— Да. Мы вообще к вдовушке идём.

— А не от вдовушки?

Я посмотрел на суетящихся верзил.

— А почему площадь до сих пор камнем не замощена!?

— И я не фиолетовый!

Тяжёлое багровое пламя вырывалось из низких дверей кабака. Пахло горелым деревом, перегретым камнем и сивухой. Хотя нет. Сивухой пахло от фиолетового гно... пардон от Тфинуса. А может и от меня. Я понюхал пальцы. Свои.

— Да! Точно не мы! Я даже доказать могу!

— Ыргв? — удивился Тфинус.

— Если бы мы, то руки должны пахнуть керосином! А они не пахнут.

Тфинус задумчиво поковырялся в носу.

— Факт. А чего тогда горит?

— Это от нарушения. Тэкнико биза... пеза.. сности!

— Это какой?

— Это от которой шахты заваливаются.

— Но здесь же нет шахты!

— Значит утюг выключить забыли.

— Утюг?

— Пошли в следующий. Тут больше делать нечего.

В принципе да. Местный народец похоже поднаторел в противопожарной дисциплине. К тому моменту, когда мы подошли к следующим дверям, сполохи пламени сменились клубами вонючего чёрного дыма, стелющегося практически по земле. Двери были шикарные, но почему-то закрытые. Закрытый кабак? После захода солнца!?

— А ну открывай! — затарабанил я по доскам кулаком. Моему возмущению просто не было границ.

— Открывай! — присоединился ко мне Тфинус.

В дверях открылась калиточка, из которой торчал длинный нос. Я попытался повторить киношный трюк Депардье, но не преуспел, промазал и похоже ткнул растопыренными пальцами кому-то в глаз.

— А!

— Давай бургомистра! — заорал Тфинус.

— Да! — вторил ему я, — срочно бургомистра для моего друга! Тфинус, а нахрена тебе бургомистр?

— Я? — изумился он, — я думал тебе нужен!

— Мне!?

— Ну ты ж его позвал!

Тфинус мне друг, брат и собутыльник, но справедливость прежде всего.

— Как тебе не стыдно, брат!

— Мне!? Да я для тебя!?

— Для меня? Зачем мне бургомистр!?

— Ты сам его требовал.

Дальнейшее проистекало как-то смутно. Кажется я успел ухватить вруна за шкворник, приподнять, уйдя в грязюку по щиколотку и даже потребовать извинений. Потом он бил меня в глаз. Потом я бил Тфинусом двери кабака. Потом мы били проклятого сутенёра, не пускавшего нас в этот бордель раз всё равно двери вышибли. Потом нас били какие-то гоблины. Потом гоблины превратились в железных дровосеков и заперли нас в подземелье злой волшебницы Гингемы. Потом не помню. Но всё равно хорошо погуляли.

* * *

— Сижу я в темницеееее!!!

— Орёёёл маладой!

— Помнишь ли ты про меня Сулиииикоооо!

Я не помнил. Кажется засунутый в колодку рядом Тфинус пытался подпевать, но без особого успеха. За то какой-то мудак периодически начинал колотить в потолок над нами и орать: "Заткнитесь сволочи!" Я замолкал, вспоминал ещё песен и затягивал новое поппури. Пришли за нами уже по светлу. Какой-то прыщ долговязый с пародией на бороду и правоохранитель с бандитской рожей. На роже было написано "прибил бы". Сквозь прыщеву бороду — "содрать бы побольше".

— Привет! — внезапно рявкнул над ухом Тфинус.

Я от неожиданности подпрыгнул, держащаяся на честном слове колодка, которую я с самого пробуждения ковырял (не подумайте плохого, из чистого интереса ко всяким механическим штучкам), развалилась.

— Мммать!

И принялся прикручивать колодку на место. Деревяшки не хотели держаться. Спустя пол-минуты я плюнул на это дело и запнул обломки в угол.

— Похмелье, — виновато продемонстрировал я дрожащие руки, — ведь давно такого не было.

Прыщ спрятался за морду. Я посмотрел на них одним глазом. Открывать второй было больно и всё начинало двоиться. Посмотрел на обломки.

— А ээ... Часовню тоже я?

— Чего молчишь! — снова рявкнул Тфинус, — я уже трезвый! Больше ничего не будет!

Похоже моё миролюбие придало собеседникам уверенности. Рожа снял руку с эфеса убогого пародия на мечь, а прыщ высунулся чуть дальше.

— Не будет!? — взвизгнул он, — а кто чинить будет!? А компенсация ущерба!?

У меня ни каких воспоминаний не было. Потому я аккуратно, повернулся к Тфинусу. Тот перевёл взгляд на меня. Его лицо отразило неизбывное внутреннее терзание.