Консерватория:музыка моей души

Абсолютная тишина длится всего пару секунд, затем ее разбавляет всхлип, вздох, хлопок и вот уже зал взрывается громом аплодисментов, а я, как и прежде, не могу оторваться от серебра его глаз, которые так же неотрывно и жадно смотрят на меня.

После невероятной мелодии музыканты встали и легко и изящно поклонились его величеству и придворным, принимая искреннее восхищение. Некоторые из них оставили свои места, положив инструменты на стулья, и спустились со сцены. В их числе был и Дарррак.

Он двигался с грацией хищника, выбравшего добычу, плавно и неторопливо, но сила и властность ощущалась во всем: в фигуре, движениях, взгляде. Не обращая внимания ни на лордов, стремящихся поздороваться с ним и похвалить исполнение, ни на леди, недвусмысленно становившихся на траектории его движения и замиравших в самых привлекательных позах, он приближался ко мне. А я ждала.

Оказавшись рядом со мной, он оставил расстояние между нами балансировать на самой грани приличий. Не было произнесено ни слова. Он просто смотрел мне в глаза, а я не могла оторвать взгляда от него.

Вдруг раздались первые упорядоченные мелодичные звуки. Придворные стали с энтузиазмом выстраиваться в пары. Даррак поднял руку ладонью вверх, предлагая ее мне в незамысловатом, но искреннем жесте и спросил:

— Ты потанцуешь со мной, Талли?

Его голос был непривычно низким и хрипловатым, от его звуков по телу прокатилась волна томящего чувства. Я, не раздумывая, вложила свою руку в его ладонь, с удовлетворением от прикосновения и замиранием сердца ощутив сильные пальцы, немедленно сомкнувшиеся на моих, словно давая понять, что шанса передумать мне не дадут. Я улыбнулась. Он не был мне нужен: отступать я не собиралась.

Звуки становятся громче и уверенней, наполняя огромный тронный зал нежным розовато-сиреневым звучанием. Старый танец, известный всем, выстраивает пары согласно порядку, и спустя несколько тактов мы начинаем движение. Шаг друг от друга и обратно. Миг — и я оказываюсь прижата к сильному и горячему мужскому телу, чтобы в следующую секунду почувствовать прохладную и ненужную свободу. Мой разворот. Его рука на моей талии, а пальцы второй томительно медленно проводят по всей длине моей собственной: от шеи до самых кончиков пальцев. Моя ладонь оказывается в плену и, пока мы делаем синхронные шаги и повороты, под напором его пальцев поднимается вверх к самому лицу моего партнера. Я ощущаю его опаляющее дыхание на своих пальцах, а затем его сменяет прикосновение губ, нежное и невыносимо-трепетное. Шаг. Разворот. Наши пальцы расстаются, чтобы через мгновение встретиться вновь, в унисон с глазами. Я не знаю, кружим ли мы по залу или стоим на месте. Все, что я вижу — это бездонное серебряное море, в котором яркими всполохами сплетаются яркие чувства, определения которым я не могу сейчас дать, слишком увлеченная их игрой. Музыка как будто отходит на задний план, становится приглушенней, затмеваемая огненной бурей, что я вижу перед своими глазами.

Серебро становится все ярче. Все ближе. В какой-то момент я чувствую, что начинаю дышать его дыханием, его губы настолько близко, что почти касаются моих. Мы больше не двигаемся. Неподвижная, я стою в объятиях мужчины, который, несмотря на сжигающее его пламя, дает мне возможность принять решение. Решение, которое давно уже принято. Я легко выдыхаю и подаюсь вперед, преодолевая последние миллиметры, разделяющие нас.

Мгновение — и его губы нежно накрывают мои. Секунды растягиваются, а время теряет значение. Важен только он и прикосновения, которые становятся все более властными, будто утверждающими право этого мужчины на меня. В какой-то момент поцелуй становится яростным, почти болезненным и я распахиваю закрытые глаза, чтобы встретиться взглядом с бушующим серебряным морем. Мгновение. Его губы замирают, а потом начинают ласкать мои, будто лелея, прося о прощении. Но мне не за что прощать, и, снова закрывая глаза, я отвечаю на поцелуй, длящийся слишком короткую вечность.

Я отстранилась от Даррака только тогда, когда голова стала непривычно-легкой от недостатка воздуха. Мы все так же стояли в заключительной танцевальной позиции: мои руки у него на плечах, его — у меня на талии. Не встречаясь с ним взглядом, щекой прижалась к его груди. Еще никогда я не чувствовала себя настолько цельной, как будто все ответы были найдены. Одна его рука осталась на прежнем месте, обхватывая талию крепким жарким поясом, а вторая переместилась к моим плечам и прижала к себе еще крепче. Я улыбнулась, сквозь волосы почувствовав его подбородок. Даррак вздохнул. Коротко, но всей грудью: по-мужски. Его тепло и терпкий запах горьковатых духов окутывали меня, словно защитным коконом. Казалось, я могла бы стоять здесь, в его объятиях, вечность. И, видит небо, мне этого хотелось.

Отдышавшись, я осмотрелась: мы стояли в одной из ниш, отделенной от основного пространства тронного зала колоннами. Здесь царил полумрак, разбавляемый лишь остаточным рассеянным светом общего пространства. Там звенело веселье и яркими красками переливались музыкальные трели, гомон и смех, а тут было спокойно и как будто даже тихо. Или это присутствие Даррака приглушало звуки, превращая их в смутное разноцветное марево где-то на периферии сознания. Самым ярким, что я сейчас видела, было прозрачное, чуть искрящееся едва заметным внутренним рокотом дыхание мужчины, в чьих объятиях мне было так уютно.

Какое-то время мы стояли молча. Я, не шевелясь, ловила ощущения от широкой мужской ладони с длинными музыкальными пальцами, поглаживающей меня по спине. Он время от времени легко касался губами моих волос и прижимал еще крепче. Сменилось две мелодии, когда я решила прервать молчание. Не поднимая головы и не меняя положения, тихо произнесла, зная, что он услышит:

— Значит, ты еще и на скрипке играешь.

Тихий смешок мне в волосы. Я чувствую его улыбку.

— Ты забыла, какой у меня второй инструмент? — спросил он с капелькой доброй иронии в голосе.

— Точно, — вспомнила я. — Никельхарпа. Но ведь она не классическая скрипка.

— Верно, — подтвердил Даррак, прокладывая пальцами дорожку вдоль моего позвоночника. — Сначала я освоил классическую скрипку, потом ее клавишную родственницу.

— Я смотрю, ты на все руки мастер, — едва не промурлыкала я, нежась в этой незамысловатой, но такой искренней ласке.

Ответом мне был смешок, с очень двусмысленной интонацией.

— Ты очень красиво играешь, Дар. Инструменты будто сами подстраиваются под тебя. Мне нравится смотреть на твою игру, — произнесла я, сделав вид, что не заметила многозначности предыдущего звука.

Его рука замерла, а та, что держала меня за талию, напряглась и практически вжала в сильное мужское тело.

— Что? — очень хриплым голосом спросил он.

— Что? — сдавленно переспросила я, поднимая голову и абсолютно не понимая, что случилось.

— Как ты назвала меня? — грани сапфира ярко и часто искрили.

Я запнулась, а затем посмотрела ему в глаза. Поверхность серебряного моря будто застыла, но там внутри угадывался настоящий шторм. Не отводя взгляда, повторила немного тише, чем в первый раз:

— Дар.

— Талли... — только и произнес мой мужчина, но за него говорили глаза, смотревшие на меня с непостижимой жаждой, благодарностью и чем-то еще.

— Тебе не нравится? — на всякий случай уточнила я.

— Нравится, маленькая, — ответил он и обхватил мое лицо ладонями. Нежно, бережно. — Очень нравится.

Я улыбнулась. Какое все-таки у него замечательное имя. Даррак. Дар. Мой Дар.

* * *

Орния Бэрк медленно спускалась со сцены. На была последней. Первый танец был в самом разгаре. У подножия лестницы не должно было никого быть. Не должно, но оказалось. Он стоял и, не отрываясь, смотрел на нее своими серыми глазами. Когда-то они казались ей похожими на листву, покрытую инеем, но не теперь. Теперь это был лед, острый и холодный, тепло которого может быть только напускным. Как сейчас.

— Ния, — произнес знакомый голос, звук которого она была готова слушать вечно. Когда-то, но не сейчас.

Солнечная девушка остановилась, не дойдя до пола трех ступенек, спокойно посмотрела в глаза молодому человеку перед собой и спросила:

— Что?

— Ты, — маленькая запинка. Она должна демонстрировать неловкость и толику вины, — потанцуешь со мной.

Грейнн протянул ей руку. Ния же посмотрела на него, такого красивого внешне, но насквозь гнилого внутри, и не смогла вспомнить, почему любила его. Лихорадочно перебирая обрывки памяти, она искала и не находила ответа. А потом вдруг поняла: она любила вовсе не этого молодого человека. Она любила того, кого он так умело играл, и кого она додумала. На ее лице расцвела сияющая улыбка, увидев которую парень улыбнулся в ответ — как обычно, с оттенком самоуверенности. Солнечная девушка посмотрела на протянутую ей руку, перевела взгляд на льдистые глаза и радостно ответила:

— Нет, — после чего продолжила спускаться, обогнув незадачливого кавалера и без сожаления оставив его фигуру с протянутой рукой за своей спиной.

Грейнн не сразу понял, что произошло, но когда осознал, улыбка сползла с его лица. Он чувствовал себя идиотом. Хуже! Он чувствовал себя отвергнутым идиотом! И не имеет значения тот факт, что увлеченные первым танцем придворные наверняка не придали значения инциденту. Он придал. Он знает! Грейнн Бойл чувствовал себя отверженным и униженным, и эти чувства ему совсем не нравились. Опустив руку и с силой сжав ее в кулак, он медленно повернулся. Стройная фигурка девушки, принадлежащей ему, медленно и грациозно удалялась. Она не обернулась ни разу, а в душе Грейнна зажегся темный огонь.

* * *

Кеннет Берглунд стоял, опершись плечом на колонну, и блуждал взглядом по залу, слово в поиске кого-то. В какой-то момент его глаза замерли. Парень выпрямился и сглотнул. Сейчас прямо к нему приближалась самая красивая девушка в этом зале. Единственная, кого он видел с самой первой их встречи.

— Привет, — поздоровалась она.

— Привет, — ответил он, стараясь выглядеть беззаботно, но отчего-то это было трудней, чем раньше. — Здорово выступила.

— Правда? Тебе понравилось? — ее щечки окрасились в розовый цвет.

— Конечно, — уверенно кивнул Кеннет, а потом слова, будто сами, сорвались с губ. — Потанцуешь со мной, Ния?

Янтарные глаза солнечной девушки встретились с темно-карими парня.

— Да, — ответила она

Кеннет протянул ей руку, а Ния, не раздумывая, приняла ее. В момент прикосновения пробежал маленький, как будто электрический разряд. Солнечная девушка легонько вздрогнула, а парень, напротив, сжал ее пальцы крепче, решительно притянул к себе и увлек в танце в круг пляшущих.

Ощущение хрупкой стройной фигуры в его руках было таким приятным, что хотелось прижать к себе девушку еще крепче, но, в то же время, молодой человек боялся причинить ей боль и напугать, поэтому сдерживался. Чем-чем, а этим искусством он овладел в совершенстве. Зачарованный игрой света в ее волосах, он произнес:

— Знаешь, сегодня я не намерен уступать тебя кому бы то ни было.

Ния улыбнулась, посмотрела ему в глаза и ответила:

— Знаешь, сегодня я не хочу танцевать ни с кем, кроме тебя.

На такой ответ Кеннет даже не надеялся. Его сердце застучало чаще, а музыка, словно почувствовав это, ускорила темп. Парень прижал солнечную девушку к себе немного крепче и закружил по залу. Чудесная солнечная Ния, только его... по крайней мере, на этот вечер.

* * *

Я стояла у колонны и наблюдала за танцующими парами. Они мелькали перед глазами в сопровождении яркой и живой музыки, звучавшей непрерывным движением бурной горной реки. Даррак отошел совсем не надолго, но без него мне было совсем не так уютно, и уж точно совсем не так спокойно. Он отчего-то твердо уверился, что после танца мне необходимо освежиться стаканом сока. Хотя я с гораздо большим удовольствием бы испытывала жажду, чем расставалась с ним.

Скользя взглядом по кружащимся парам, я совсем не замечала, что происходит в непосредственной близости от меня. Поэтому негромкий мужской голос, глубокий и сильный, густого оттенка самых темных морских глубин, чем-то неуловимо похожий на голос Дара, заставил меня вздрогнуть:

— Юная леди танцует?

Я повернулась к источнику звука. Передо мной стоял высокий темноволосый мужчина, которого я видела в королевской столовой во время приемов пищи. Он всегда сидел по правую руку от его величества. Лорд Гаррет Бирн, глава тайной службы короны. Мужчина смотрел на меня проницательным взглядом ярко-синих глаз, как будто видел все мои внутренности, да и душу заодно.

— Полагаю, вы не откажете в танце пораженному вашей красотой? — снова спросил он, а я растерянно кивнула. Таким людям, как Гаррет Бирн, не отказывают. По крайней мере, в такой мелочи, как танец. Хотя не сомневаюсь, что отказать ему в чем-то более значимом не менее трудно.

Мужчина взял меня за руку и повел к кругу танцующих. Инициатива в танце принадлежала только ему, демонстрируя, насколько все-таки он властный человек, но двигался партнер до того умело и точно, что я чувствовала себя легким перышком, уносимым ветром. Когда я немного освоилась и свыклась с манерой ведущего в нашей паре, он, будто почувствовав этот момент, снова обратился ко мне:

— Как вас зовут, прелестное создание?

— Леди Таллия Хейс, — представилась я.

— Прекрасное имя для прекрасной девушки, — снова произнес он, а от бесконечной череды комплиментов мне стало неловко, поэтому я ответила:

— Благодарю, но ни в том, ни в другом нет моей заслуги.

Синие глаза мужчины сверкнули чем-то очень похожим на одобрение.

— Вы надолго в столицу, леди Таллия Хейс? — спросил он.

— На тройку недель, пока не закончится практика, — ответила я.

— Так вы студентка Консерватории Аберга? — уточнил глава тайной службы.

Я кивнула, подтверждая его догадку.

— И как вам учится в этом прославленном учебном заведении, которому благоволит сам его величество? — снова задал вопрос мужчина. Его голос плотным коконом окутывал меня с головы до ног темной водяной массой, создавая чувство, что я глубоко-глубоко под толщей воды.

— Мне нравится и очень, — ответила я, снова чувствуя неловкость. Складывалось впечатление, что лорд Гаррет Бирн сейчас аккуратно, но все же допрашивает меня, и важно ему не то, что я скажу, а нечто другое. Может, реакция на его слова? Не знаю, но ощущение двойственности не отпускало.

— Это хорошо, — тем временем отвечал мне мужчина. — Поверьте мне, леди Таллия Хейс, музыканты-выпускники консерватории могут с честью послужить на благо страны. Вы не представляете, какими чуткими и податливыми становятся сердца слушателей у тех, кто чувствует инструмент, как самое себя.

Глава тайной службы смотрел на меня испытывающе, поэтому подозрение, что передо мной оллам, ранее мелькавшее скромным пятнышком на периферии сознания, стало необычайно ярким.

— Я хочу, чтоб моя музыка приносила радость тем, кто ее слушает, — максимально осторожно произнесла я.

— Вы считаете, это правильно? Ведь музыка должно заставлять задумываться и будить в людях чувства. Радость — это хорошо, но эта эмоция не заставит человека думать и стремится к действию, — ответил мне лорд Гаррет Бирн, с интересом смотря мне в глаза.