Макса даже в пот бросило.
— Василий Григорьевич, какими ветрами?— распахнул объятия толстяк. Но обнимашек не последовало — они лишь пожали друг другу руки. При этом гостю пришлось взять сверток под мышку.— А мне с проходной позвонили, решил вот встретить дорогого гостя... Оксаночка, девочка, ты, как всегда, сияешь утреней звездой на небосклоне.— Он учтиво принял протянутую ручку и, элегантно — для его комплекции — прогнувшись, поцеловал ее пальчики, чем вызвал у Макса приступ ревности и... зависти.
— Вы все шутите, дядя Леня.
Какой прекрасный у нее был голосок — небесные колокольчики, не иначе.
— Какие уж тут шутки, прелестница? Просто глаза режет от ослепительной красоты, но отвести их невозможно, даже если есть риск потерять зрение.
— Совсем вы засмущали мою дочу, Леонид Филатович, просто в краску вогнали,— улыбнулся Василий Григорьевич. И только сейчас Макс понял, кого он ему напоминает, и кто, собственно, перед ним.
Профессор Покровский собственной персоной. С дочерью Оксаной.
Только не тот, безумный, одичавший, а прежний — солидный и в здравом уме.
— Так ведь чистую правду говорю! Эх, будь я лет на тридцать моложе... Эх!
Какая же у нее замечательная была улыбка! Чистая, искренняя, незамутненная.
— Так чем обязан дорогим гостям?— толстяк стал серьезным.— Говорили, что вы в Ялту собирались...
— В Ялту, сразу после эксперимента,— пояснил Покровский.— Я даже решил домой не заезжать — мы прямо с полигона в Киев, на ночной поезд.
— С корабля, так сказать, на бал,— кивнул Леонид Филатович.
— Именно. Чемоданы уже в машине, а мы всеми мыслями — на массандровском пляже.
— Прохладно еще,— поежился толстяк.
— Это здесь, а в Ялте уже тепло, до двадцати доходит,— живо заявила Оксана.— Можно загорать.
— Молодость, молодость...— позавидовал Леонид Филатович, скользя взглядом по ладной фигурке девушки.
— Боюсь, летом снова не до отдыха будет,— пояснил профессор.— Да и Оксанке нужно будет готовиться к поступлению.
— И на кого же юное дарование собирается учиться?
— На медика,— гордо сообщила Оксана.
— Это хорошо, это замечательно! Учитель и врач — вот самые важные в нашем мире профессии.
— Как будто мы с вами ерундой занимаемся,— немного обиделся Покровский.
— Без нас мир проживет, а вот без учителей и докторов...
— Без нас он будет скучен, сер и примитивен.
— Как же трудно спорить с твоим папа, Оксаночка...— Леонид Филатович обратился к Покровскому: — А к нам по делу или...
— По делу, по делу. Мне бы с Мишкой Мерзляковым встретиться, пошептаться.
— Почему нет? Но у себя вы его вряд ли застанете, он сейчас в ленинской комнате, транспаранты оформляет. Первомай, понимаете ли, на носу, день солидарности трудящихся всего мира.
— И это правильно, и это верно,— голосом одного не очень популярного в современной России политика ответил Покровский. А потом добавил уже голосом другого, из ушедшей эпохи:— Дело архиважное и архинужное!
Толстяк взглянул на него напряженно, но потом все же рассмеялся.
— Все-таки в замечательное мы с вами время живем: гласность, ускорение, новое мышление, м-да.
— Мышление, если быть ближе к первоисточнику,— улыбнулся Покровский.
— Ну, да, а я о чем говорю?— как-то грустно произнес толстяк.— Вас проводить или вы сами? Помните, где у нас ленинская комната?
— Мы сами. Спасибо, профессор.
— А вы, как закончите с Мерзляковым, заходите ко мне, почаевничаем.
— Мы бы с удовольствием, но нам еще на Б4 нужно заскочить, к Назарову.
— Тогда увидимся уже после вашего возвращения с морей. До свидания, Оксаночка!
Леонид Филатович подмигнул девушке, развернулся и пошел обратно по коридору. Покровский с дочерью тоже не стали задерживаться и так же направились назад, к лестнице.
Макс пошел за ними. Он помнил слова безумного профессора о том, что тот незадолго до начала эксперимента отдал некий ключ некоему Мерзлякову из института Времени. Как-то удачно все складывалось! Что это — совпадение или нечто большее? А еще он вспомнил могильную плиту и единственное женское имя на ней: Оксана Покровская. То есть, девушке вскоре было суждено погибнуть в результате бездумных опытов ее отца. И Макс никак не мог предотвратить это...
Или?
— Профессор!— крикнул он.— Оксана! Остановитесь!!!
Но они его не слышали. Они вообще не знали о его существовании. Спускались по лестнице, щебетали о предстоящей поездке на море, даже не подозревая, что ожидало их в скором времени. Что ожидало весь ЭТОТ мир.
Ленинская комната находилась в том же корпусе, на первом этаже. Столы и стулья были сдвинуты к стене, чтобы освободить пространство. В помещении находился один-единственный человек, ползавший по полу на коленях над прямоугольной полоской красной материи с кисточкой в руке. Пользуясь трафаретом, он прилежно выводил буквы, слагавшиеся в давно уже позабытый лозунг: "СССР — оплот мира и труда!"
— Вот, Оксаночка, полюбуйся!— с порога заявил Покровский.— Не каждый день есть возможность увидеть членкора, ползающего на коленях.
— Никто не в силах поставить нас на колени, пока мы сами на них не встанем,— прокряхтел Мерзляков, поднимаясь с пола.— Так ведь и дело важное, можно сказать — священное.
Мужчины пожали по-приятельски руки.
— Привет, Ксюха, все хорошеешь?
— Не Ксюха, а Оксана,— поправила его девушка.
— Да будет вам известно, милая девушка, что Ксения и Оксана — это одно и то же имя, только одно русское, а другое украинское,— назидательно произнес Мерзляков. Похоже, пиетета Леонида Филатовича к красавице он не испытывал. Возможно, он был слеп.
— Но мы ведь с вами находимся на Украине?— решила вступить в дискуссию Оксана.
— Как же аполитично ты рассуждаешь, девочка! В первую очередь мы с вами находимся в Советском Союзе...— он указал на транспарант,— ...оплоте мира, труда и... дружбы между всеми ЕГО народами. И тебе не следует разделять ЕГО народы по национальному признаку...
— Остановись, Миша, что-то тебя не в ту степь понесло,— нахмурил брови Покровский.
Тот поморщился, махнул рукой:
— Извини, Ксюх... Оксана... что-то я на самом деле... Вы ко мне?
— К тебе...— Покровский развернул сверток и извлек из него...
Если это был ключ, то очень необычный. Выглядел он — да по сути и был — как печатная плата, плотно заставленная всевозможными радиодеталями, ни названия которых, ни предназначения Макс не знал. Современный ему мир давно уже перешел на микросхемы, оставив в прошлом все эти допотопные транзисторы, конденсаторы и сопротивления.
— Что-то опять не так?— спросил Мерзляков.
— Все так, почти. Нужно всего лишь подогнать параметры под вариант "Омега".
— За пять минут это не сделаешь. У меня, сам видишь общественное поручение. До первого числа нужно еще с десяток таких нарисовать. А тут еще и выходные на носу.
— Так ведь я тебя и не тороплю. Сделаешь, как время появится.
— А как же твой эксперимент? Я слышал, испытания назначены на сегодня?
— Так и есть. Но это тестовый режим. Попробую поработать с уже заданными параметрами, а зеркала, если что, я откорректирую вручную.
— Без ключа?
— Ключ,— усмехнулся Покровский и постучал себя пальцем по голове,— он здесь. А это так, подпорка.
— Как скажешь,— пожал плечами Мерзляков, взял плату и тут же положил ее на стол.
— Что-то ты выглядишь не очень,— присмотрелся к нему Покровский.— Случилось что?
— Да так, не бери в голову, прорвемся.
— Надеюсь, рыбака не отменяется?
— Даже если начнется ядерная война. Рыбалка — это святое.
— Значит, увидимся через две недели?
— А то!
Они распрощались, и профессор с Оксаной ушли. Макс проводил их взглядом, грустно вздохнув, едва фигурка девушки скрылась за дверью. Следовать за ними не имело никакого смысла. Макс не мог их предупредить, не мог им помочь.
Не мог ничего изменить.
Да и пришел он в институт Времени не для того, чтобы гоняться за тенями из прошлого, а за ключом, который сейчас лежал на столе.
Вот только как его взять, если он такой же призрачный, как и принесшие его люди?
Мерзляков продолжал задумчиво стоять на месте, с кисточки на пол капала белая краска. Макс обогнул его, хотя, наверное, мог и пройти насквозь, приблизился к столу, протянул руку и прикоснулся к плате.
И вот какая штука — плата оказалась совсем не призрачной. Подушечки пальцев явственно ощутили прикосновение к ушедшим в прошлое деталям. Макс подцепил "ключ" на ладонь, повертел в руке...
— Хм...
Когда же он оторвал от него свой взгляд, увидел, что снова находится в полуразрушенном помещении с дырами в стенах и полом, заваленным мусором.
Он вернулся назад.
И главное — "ключ" остался в его руке.
Чего только не произошло с ним за последние дни. Много разного, чудного, необъяснимого. И только что случившееся относилось к их числу. Вроде бы пора уже привыкнуть. Но нет, удивлению не было предела. Как не было и логического объяснения.
Впрочем, сейчас было не самое лучшее время для размышлений. Главное, "ключ" у него — Макс убрал его в рюкзак. А теперь пора отсюда выбираться, пока еще чего не случилось.
Вот только где Саня?
И где бандиты?
В корпусе снова царила тишина. Макс понятия не имел, как долго он находился в прошлом, но за это время противники куда-то подевались. Он прошелся по кабинетам и решил возвращаться в центральное здание.
И не ошибся. Все, кого он искал, находились именно здесь. Первого бандита он заметил, сунувшись в коридор через распахнутую дверь. Хорошо еще, успел вовремя заскочить назад — противник как раз зевнул и не заметил Клинцова. Сколько их еще слонялось по зданию, трудно сказать, но главарь, тот самый Пан, обосновался в холле. И не только он.
— Выходи, Максимка, я знаю, что ты меня слышишь! Выходи, или я начну резать твоего друга. Сначала уши, потом пальцы. Ты хочешь услышать, как он орет?
И через секунду Глушаков на самом деле закричал, да так, что Максу стало не по себе.
Нашелся, значит, Санек. Как он оказался в руках бандитов, можно было гадать. А можно и не гадать, какая разница? Результат от этого не изменится. Пан взял заложника, это факт. Зачем? Вроде бы он хотел вернуть свои деньги. Но какое отношение к ним имеет Максим Клинцов? Или Санька что наговорил? А смысл?
Жалко было Санька. Убьют его. Но и выходить не хотелось. Тогда убьют обоих. Когда получат то, что хотят. Ключ? Может, Санек рассказал бандитам об объекте Х3? Зачем он им?
Возможно, ответы на вопросы мог дать бандит, которому надоело стоять на месте, и он неторопливо двинулся по коридору навстречу Клинцову.
Он не искал Макса, он контролировал южное крыло и подступы с этой стороны к холлу. Он шел не спеша, держа наготове "Вал" со сложенным прикладом, отчего автомат выглядел игрушкой в его руках. Несмотря на внешнюю расслабленность, он был начеку. Стоит только дернуться, и он отреагирует соответствующим образом.
Макс затаил дыхание, сжимая в руке нож. Пока была возможность, он решил не шуметь. В скрытности было его преимущество.
Бандит так и не добрался до конца коридора. Сначала подошел к окну, но так, чтобы его не было видно снаружи, осторожно выглянул. Макс наблюдал за ним украдкой и снова едва успел отдернуть назад голову, когда противник посмотрел в его сторону. Не заметил — шаги начали удаляться.
Клинцов воспользовался этим, юркнул в коридор и по-над стеной, боком стал красться за часовым, готовый в любой момент заскочить в один из кабинетов. Таким макаром он добрался до каморки завхоза и спрятался в ней, когда бандит остановился и развернулся.
Повторный заход произошел минуты через две. Послышались шаги, Макс прижался к стене у самого выхода. Ждать пришлось недолго. Вот показался бандит, мельком глянул внутрь кабинета, прошел мимо. Макс тенью сквозанул за ним, а дальнейшее было делом техники. Он одновременно схватил бойца за ворот и тут же приставил к его горлу нож. Тот попытался было дернуться, но, почувствовав горлом острую сталь, застыл. Мгновением позже ударом стопы Макс подбил оппоненту ноги, поставив его на колени, и шепнул на ухо:
— Оружие на пол, только тихо.
Противник оказался не из робких, но и не из глупых. Без особой суеты он опустил на пол автомат и хрипло спросил:
— А дальше что?
— Я задаю вопросы, ты отвечаешь.— Продолжая удерживать нож у горла, Макс отправил за пределы досягаемости сначала "Вал", потом пистолет из кобуры противника, наконец, нож.
— Хорошо,— не стал спорить обезоруженный бандит.
— Сколько вас?
— Четверо, не считая Пана.
— Что вам от нас нужно?
— На вас поступил заказ. Приказано брать живыми.
— Чей заказ?
— Пан знает, я не при делах.
— Где остальные?
— Митяй в холле вместе с Паном, Барсук в левом крыле, а Полог...— бандит усмехнулся.— ...Он у тебя за спиной.
Если в самом начале покладистость допрашиваемого Макс списал на благоразумие, то под конец его откровенность начала настораживать — уж слишком словоохотлив был бандит. Слишком спокоен, слишком самоуверен. Разгадка оказалась сколь простой, столь и чреватой. Вряд ли противник брал Клинцова на понт, не было в этом никакой выгоды, а значит...
Макс сделал то, что посчитал единственно верным в данной ситуации. Он повалился на спину, одновременно с этим заваливая на себя допрашиваемого. И в то время как правая рука резала ему горло, левая нащупывала лежащий рядом "Вал".
Бандит не обманул — его приятель, Полог, на самом деле находился за спиной у Клинцова, правда, у самого входа в коридор. И он выстрелил первым. Глушителя на его стволе не было, поэтому грохот получился знатный. Пули должны были прошить спину Макса, но прошли мимо. А потом его прикрыло тело истекающего кровью, но все еще живого пленника. Это была вторая короткая очередь. Третьей не последовало: Макс выстрелил, лежа на спине и практически не целясь. Выпустил полмагазина, большая часть пуль ушла в "молоко", но некоторые достигли цели. Одна угодила в грудь. Пластину бронежилета она не пробила, но отшвырнула противника назад. Другая прилетела в голову, точнее, в правый глаз. Ни о какой запредельной меткости речи не было, просто повезло. Так что на пол рухнул уже труп.
Макс сбросил с себя тело бывшего "языка", поморщился, заметив, что весь залит кровью. Но вроде не своей. Услышал донесшийся из холла рев Пана:
— Барсук, он в правом крыле!
Макс дернулся было к переходу в соседний корпус, но потом передумал и побежал в противоположном направлении. На лестничную площадку он не стал выходить, а нырнул в ближайший кабинет и прижался к стене.
Через пару секунд послышался топот ног. У входа в коридор шаги стихли. Макс явственно представил, как Барсук присел над телом Полога, возможно, даже прощупал сонную артерию. Дальше он двигался практически бесшумно, но его выдала тень, проскользнувшая мимо двери. Макс приготовился стрелять, если противник сунется внутрь, но тот прошел мимо.
И это была его ошибка.
