Поправка мнения о платформе: управляющая часть адаптирована под абстрактные вычисления. Коррекция матрицы поведения для повышения эффективности.
Запрос. Место возникновения дефекта.
Эмоциональная часть замечает, что теперь образы-запросы звучат несколько иначе. Адаптация операционной системы к новой платформе налицо.
Ответ, как всегда, расплывчат. Неприятно.
Локализация дефекта: воспринимающий аппарат. Сущность дефекта: неясна.
Ясно. Значит, модификация зрительных сенсоров, как и предполагалось.
Предположение: следует ждать инструкций. Для выработки протоколов испытаний платформы требуется больше входящей информации.
Всё правильно. Пока следует загрузить систему ассимиляции. Вот, как раз, источники целлюлозы, минералов, воды и углеводов.
Беру фрукт в руку. Яблоко, определённо, яблоко. Но фрукты Т-уровня... эмоциональная составляющая операционной игнорирует раздражитель. Требуется больше информации для анализа и выработки эмоциональной реакции.
Беру навесное вооружение — плоский кусок насыщенного углеродом железа имеет заточку. Часть у меня в руке, окружена полимером. Очевидное место для фиксации манипуляторами.
Одна из составляющий операционной системы, "протокол любопытства", выдаёт запрос.
Коррекция матрицы личности завершена. Тип матрицы: Т-мужчина, индекс А2Д1Р6.
Да, точно. Попробую надрезать по этой линии, пересекающей фрукт. Эксперимент с высокой вероятностью будет безопасным.
Острый угол навесного вооружения класса "нож" разрезает кожу фрукта. И тот разделяется на две половины, точно по линии разреза.
Второй эксперимент: режу кожу второго яблока, уже не по линии разреза. Разделения не происходит.
Продолжаю серию. Дело не в яблоке — третий фрукт, как и получающиеся части, распадаются дальше. Дело не в ноже — устройства, способного избирательно разрезать на большую глубину, не замечено.
Финальный эксперимент. Провожу роговой пластинкой на конце одного из манипуляторов по линии. Фрукт распадается.
Анализ данных. Повреждение по линиям приводит в разделению объекта по указанной траектории на большой глубине.
Анализ модификации блока восприятия светового излучения стандартного спектра: экспертная система. Позволяет разделять большие объекты на части с помощью инструментов недостаточной длины.
Судя по вибрации пола и воздуха, сюда кто-то идёт.
Приступаю к ассимиляции фруктов. Эмоциональная часть выдаёт положительную стимуляцию от того факта, что, по имеющимся данным, система ассимиляции поступающих веществ по строению и способу зарядки близка к стандарту.
Странно. Шесть часов и четыре коррекции управляющей матрицы прошло. Теперь операционная система способна использовать боевую платформу с приемлимой эффективностью. Осталось только окончательно адаптироваться, и можно приступать к заданию, как только получу его.
Заодно, надо говорит, что, наконец, моя личность приспособилась к использованию данного тела. Вот технодемоны, и почему мне так не везёт? Ни бриффинга, ни курса адаптации к новой боевой платформе. Просто раз, и ты в новом теле! Хорошо хоть, что амнезию удалось нормально изобразить. Тем более, действительно, та часть памяти платформы, что отвечает за сознательную часть операционки, была чиста, как коленка младенца. Ни информации о прошлом платформы, ни о прошлом личностной составляющей операционной системы.
В любом случае, оказавшись на грунте, буду поступать по инструкции. Осваиваться, готовиться. Когда поступит указание, перейду к выполнению миссии. Пока же стоит просто впитывать информацию.
Странный мир. Будто в Лимб попал — кругом только дикие операционки на платформах Т поколения. И куча неэкологичной техники. Как будто попал в совсем давнее прошлое Проклятой Терры. Даже задолго до тех времён, когда её назвали Святой.
И кому понадобилось создавать эту реконструкцию? Стоит поискать ответ на главный вопрос, выводящий и к первому. В смысле, и зачем это делалось?
Что же, остаётся понять, что я тут делаю и зачем. Не будь моя платформа Шики из семьи Тоно!
О как. Даже пафос удалось синтезировать.
— Согласно воле вашего отца, по завершении лечения вы поселитесь в доме семьи Арима.
Коррекция матрицы. Изменение эмоциональности.
Я смотрю на стоящего передо мной человека, типичного клерка со страниц альбомов исторических иллюстраций, и чувствую, как медленно отступает боевой режим, почти активированный эмоциональной частью. Насос питательной жидкой ткани снижает частоту сокращений до стандартного герца, разгон управляющей структуры затихает, и мне не требуется часто дышать, чтобы насытить кровь кислородом.
Коррекция матрицы. Изменение внутреннего восприятия.
— Ясно. В таком случае, не смею более вас задерживать.
Человек, очевидно, посыльный незнакомого мне отца, уходит. Я смотрю ему вслед, пока он не уходит, тихо прикрыв дверь. И только затем я сажусь на кровать и беру книгу, лежащую на одеяле разворотом вниз.
Вводная? Что же, у меня вроде бы амнезия. И я буду воспитываться у каких-то там родственников. Хорошие стартовые условия.
Куда-то уходит чувство предательства и разочарование, когда тактическая часть моей операционной системы корректирует эмоциональную, затирая внезапно появившийся дефект в виде отрицательных эмоций. Очевидно, что-то не в порядке с аппаратной частью. Проклятая платформа типа Т, неоптимизированная и древняя, почти как дерьмо палеомамонта.
Я — операционная система со слабой личностной частью. К тому же, криво поставленная на неподходящую аппаратную составляющую. Нет очевидных приказов или же руководящих директив, по которым я смог бы сориентироваться.
Аналитическая составляющая тактической стороны меня, указывает, что, с неизвестной вероятностью, всё это — предсмертный бред. Или случайное явление. И не будет никакого задания.
Запрос. Поиск директив. Протокол действий в отрыве от штабов, снабжения и поля боя.
Ответ приходит сразу. Да, в базовой комплектации этой платформы, этого нет. Тут одни природные наследуемые рефлексы, да что-то вроде кривого боевого протокола.
Какое счастье, что я скопировал подобный документ в память тактической части. По крайней мере, есть хотя бы общие рекомендации.
Коррекция матрицы. Формирование мотиваций и целей. Завершено.
Бег. Движение без мыслей, без раздумий. Непрерывный бег вперёд, в самостоятельно подобравшемся, ритме. Бег с такой скоростью, чтобы не было нарастающей усталости, чтобы было ощущение, что можешь так бежать вечно, пока сердце стучит быстро и ровно, а в бёдрах живёт невыносимая лёгкость ветра. Бежать так быстро, как можешь бежать долго — и достаточно мощно, чтобы не думать ни о чём.
Когда корни словно сами стучат о подошвы обуви как ступени лестницы, когда ветер расступается перед ещё не разгорячённым лицом, когда кислорода хватает, но едва-едва, нет лишних мыслей и чувств, как нет на них сил и воздуха.
Катарсис. Граница пустоты.
Сердце неожиданно не болит. Система ожидаемо не сыплет образами-отчётами. Только бег. Только единение с собой. Хрупкое равновесие настоящего счастья.
Я прекращаю бег в заранее подобранном месте, прыгая с разбегу и проезжая ногами по гладкой, шелковой траве, стараясь уберечь кисти рук и голову. На таких скоростях вполне реально порезаться о стебли травы, а медперсонал опять будет доставать нравоучениями.
Как отпускать ребёнка в парк, переходящий в лес, одного, в больничной пижаме — так это совершенно спокойно. И где тут логика?
Сердце стучит, и вот теперь воздуха уже не хватает. Но тяжесть и жар, рвущийся из тела, ставший заметным, можно перетерпеть. Всё же, есть повод для радости.
На этот раз, дистанция была больше ещё на пятьдесят метров. Быть может, бегая каждый день, отодвигая планку раз за разом, я смогу преодолеть дефекты этого тела?
Дыхание медленно успокаивается, и есть время снова посмотреть на мир, испещренный линиями. Мир, в котором я могу, очевидно, разрезать всё, что угодно.
Мысли текут в голове с огромной скоростью, но в их толкотне нет особого хаоса. Я просто ощущаю, как выстраивается несколько мыслей, обретают формы вопросов и предположений, которые я готов задать себе.
У этого тела шрам напротив сердца. Однако, я уже две недели преспокойно бегаю по больничному парку, медленно переходящему в лес за чертой города. Удивительное равнодушие. Нет ли в этом руки мифического "отца", уже по сути отрёкшегося от меня?
Стать сильнее, тренируя это тело, называемое больным, превращая его в полноценную боевую платформу — это естественно для меня. Но куда приспособить в повседневной жизни этот нелепый талант видеть линии, по которым можно разрезать что угодно?
Альгамбра. Мы воевали за тебя, мы умирали вместе с серверами за тебя. Наши бекапы возвращали к жизни вновь и вновь, нас патчили и отправляли в бой на новых платформах. Где же ты? И зачем и кому я понадобился здесь?
Слияние завершено. Это был последний образ, переданный системой. С тех пор, я словно остался один. Остаётся лишь чувство раздвоения себя на несколько частей, включая эмоциональную и тактическую. Однако больше никто не даст сообщения основной части меня, сообщая, что насос питающей жидкой ткани сбоит по причине неадекватной для его текущего состояния нагрузки. А теперь, словно бы и нет операционной системы, криво поставленной на устарелую боевую платформу, примечательную разве что глазами и общей убогостью. Есть просто "я", разум и становящееся менее дефектным, тело.
Срок отдыха выходит, я поднимаюсь с земли. Палец проводит линию по тонкой ветке дерева... или, скорее повторяет ту линию, что я вижу. И ветка падает вниз, как будто бы её отрезали монокристаллическим клинком.
По листу в моих руках ползут линии, меняя конфигурацию. Звезда, лист клёна, круг, квадрат, треугольник. А затем, стоит мне коснутся острием ножа линий, застывших в одной из конфигураций, как лист осыпается зелёной крошкой, оставляя у меня в руках тонкий кружок на черенке.
Забавно. Пойти что ли в кружок резьбы по дереву?
Биологические часы сигнализируют, что пора. Лист улетает с порывом ветра, а я быстро иду в больницу.
Красноволосая тётка с древним бомжатского вида чемоданом? Да, была такая, даже со знакомством лезла. Пришлось поменять маршрут пробежек. Четырнадцать раз. Настырная, голубоглазая, крашенная девица в белой футболке и потрёпанных джинсах. Не, от таких точно надо держатся подальше.
Всё.
Мысль, как команда, отданная самому себе, словно обрезает нити, державшие эту кучку мяса. Мы, я и моё тело, падаем на траву, едва успевая подставить руки и перевернуться на спину.
Сердце часто колотит кровью в висках, но это здоровый, ритмичный топот. Что бы не скрывалось под словами "проникающее ранение грудной полости и ранение миокарда", написанными в моей истории болезни, оно ушло. Навсегда, или просто затаилось?
Не знаю. Да и плевать пока что.
Воздух обжигающе-холодными ножами входит через рот, режет гортань и трахею, чтобы тут же вырваться горячечным выдохом, от которого пот ест кожу, точно кислота. Дышать мучительно больно, но эта боль желанна и приятна, как и усталость, охватывающая расслабляющиеся ноги и тело.
Всё тело источает жар. Он рождается где-то в глубине спины и в голове, отчего собственный череп кажется причудливо изогнутой сковородой. Это жар кипятит мозг изнутри, распространяется от позвоночника, точно в теле расположен десяток-другой раскалённых проводов.
Существуй ещё Интеллиджен Девайс, она бы высветила мысль-образ. Что-нибудь в духе "множественная линейная энергетическая аномалия по ходу обоих нервов А-10, В-2, левых С-3...". Увы, ИД больше не является обособленной программой по управлению этой груды устаревших клеток и тканей, ей пришлось пожертвовать ради лучшей управляемостью телом. Впрочем, даже оставшейся, собственной чувствительности, достаточно, чтобы найти сходство между горячечным теплом в глазах, и этими жгутами жара, пронзающими тело.
Глаза — единственный орган чувств, являющийся одновременно, фактически, выростом мозга за пределы черепной полости. Этого знания, как и расположения этих аномалий, заставляющих почувствовать себя примитивным киборгом с медной проводкой, достаточно.
Внутренние часы подсказывают, что время пришло. Пора собираться, переламывать себя, и идти назад, в больничку. Душ, ужин и баиньки.
Завтра обязательно уточню, когда меня выпишут. Ибо совесть не позволяет прямо спросит, зачем они меня держат, если я в открытую ухожу из палаты и бегаю по лесу до изнеможения.
Некоторое время спустя.
Почувствовать опекуна было просто. Даже это тело, ошибочно именуемое боевой платформой, обладает достаточной чувствительностью.
Глаза начали менять точку фокуса, и вместе с тем, по каменной глыбе передо мной, поползли линии. Они сдвинулись, образуя рисунок, по которому, если произвести разрез вот там, то отколются шесть больших кусков. Отчего оставшееся приобретёт нужную форму.
Нож, скрипя, скользнул по линии. И тут же, словно я перерезал нити, только и удерживавшие всю эту конструкцию, от гранитной глыбы откололись куски.
Я отошёл назад, делая вид, что оцениваю фронт работ. На самом деле, полезное дело, ведь нужно снова увидеть линии разреза, расположенные подходящим образом. Но сейчас это было сделано просто для того, чтобы опекун не увидел, как я кухонным ножом разрезаю гранитную плиту.
Он молча подходит, так тихо, как может. Стоит чуть позади и сбоку. Не знаю, куда он смотрит — глаз на затылке в комплекте не предусмотрено.
— Всегда удивляюсь, как ты умудряешься так продуктивно работать.
— Я просто отсекаю всё лишнее.
Опекун с шумом выдыхает. Это он так смеётся. Да, старая шутка.
— Обед готов. Иди к столу.
— Пятнадцать минут, хорошо?
— Да, конечно. Не опаздывай.
Он уходит, деликатно прикрывая за собой дверь. А по заготовке из камня уже снова ползут эти линии. Если срезать тут, покажется плечо, если ещё и снизу, то ноги до середины бёдер. Пожалуй, скульптура будет готова через пяток крупных и пару десятков мелких, самых сложных, разрезов. Классные всё же глаза.
Нож быстро скользит. Надо бы снова попортить инструменты для конспирации.
А красивые ножки-то. Определённо, это будет Венера.
Утро красит нежным светом чьи-то сонные глаза.
Встаю, выключаю будильник, которому ещё десять минут до звонка. Одеваюсь и спускаюсь вниз.
Завтрак в кругу семьи, если это можно так назвать, протекает тихо. Семья Арима и я тихо едим, не отвлекаясь на разговоры. Однако в этом молчании чудится недовольство.
Чушь, конечно же. В моей операционной системе эмпатия не предусмотрена. Боевикам она вообще противопоказана.
Также молча, одеваюсь и подхватываю сумки. Дядя уже даже не пытается предложить помощь. Знает, что я откажусь.
Также молча, мы едем к вокзалу. И, не говоря ни слова, входим в этом здание в стиле максимального прагматизма.
