Красный Властелин

Волей неволей пришлось просить помощи в ближайшем храме. Посланный туда мальчишка ещё не вернулся, но ведь не откажут же в милости, да? Великодушная императрица Элизия, да продлятся вечно её года, обязала благовестников хранить жизни своих подданных, будь то последний серв или пузатый столичный купец. И оборваться та жизнь может исключительно для принесения пользы Империи, но никак не по прихоти неизвестной болезни.

Конечно, указ не всегда выполнялся, и люди умирали, но почему бы не надеяться на лучшее?

— Едут! — чей-то крик и послышавшийся следом топот конских копыт принесли облегчение. Всегда становится легче. Когда есть кто-то. На кого можно свалить ответственность и тяжкое бремя принятия решений.

И тут же с грохотом упала сорванная с петель дверь.

— Выходи!

Домин на подгибающихся ногах шагнул за порог и обомлел. Как здесь оказались Стражи Тумана? Корпус занимается подавлением бунтов, поиском заговорщиков, арестами и казнями высокопоставленных сановников, прогневавших Императрицу или лорда-протектора... Откуда всё это в позабытом Благим Вестником захолустье?

— Я местный староста. Господин! — Харперус согнулся в низком поклоне, стараясь скрыть ужас за подобострастием.

— Знаю, — брезгливо оттопыренная нижняя губа чуть шевельнулась. — Тащи списки заболевших.

— Их нет, господин!

— Больных?

— Списков. Если бы меня заранее предупредили...

— Ты имеешь наглость перечить? — зелёные глаза Стража сузились. — Мне?

— Нет, но...

Больше староста ничего не смог сказать в оправдание — осел на ступеньки, в мгновение превратившись из розовощёкого толстяка средних лет в неопрятную иссохшую куклу. И налетевший ветерок разворошил седые космы...

— Червяк! — Страж скривился и крикнул вглубь дома. — Всем собраться на площади! Если есть больные, то приносить их на руках!

Впоследствии немногие выжившие в Пендлдорфе неохотно вспоминали о тех событиях. Кто-то вообще предпочёл вычеркнуть из памяти действо, ужаснувшее не жестокостью, а какой-то обыденностью и привычностью, с которыми оно происходило. Работа, сравнимая монотонностью с перекидыванием навоза из кучи в кучу — подцепил вилами... бросил... подцепил... бросил...

Служитель Благого Вестника ходил по площади, осматривая брошенных на землю больных, и указывал пальцем, определяя очерёдность. А командир Стражей Тумана выкрикивал имена, вызывая из оцепления нуждающихся в пополнении силы подчинённых. Неизвестно, чем они руководствовались, но никикой системы в распределении не наблюдалось — рядовой "туманник" мог получить как грудного младенца, так и заплывшую жиром старуху. Но никто не жаловался на несправедливость. Разве что застывшие неподвижно крестьяне, но кто же интересуется мнением пищи?

— Этих тоже осмотреть, конт Браггис? — благовестник кивнул на избежавших заразы сервов. — На всякий случай?

Обязательно осмотрите, фра Каролус, будьте так любезны. Не хотелось бы потерять даже малой толики... ну, вы понимаете?

— Да, понимаю.

Казалось, что острый нос служителя пошевелился. И вообще он напоминал охотничью собаку, взявшую след — те же повадки, движения, разве что хвоста нет.

— Этот, вот тот, и... и, пожалуй, те двое. И баба тоже.

Стражи вытащили указанных крестьян из толпы и замерли в ожидании дальнейших приказаний. Но конт Браггис вдруг засомневался:

— Не похожи они на больных, фра.

— Я не ошибаюсь, милейший конт. Зараза есть, и проявится не позднее сегодняшнего вечера.

— Так долго?

— Их полуживотное состояние способствует крепкому здоровью, но контакт с заразой уже состоялся, и неизбежное случится. Мы можем подождать.

Командир стражей недовольно скривился и схватил за подбородок молодую селянку с искажённым отчаяньем лицом:

— У тебя дома были больные?

Стоявший рядом костистый старик рухнул на колени и попытался обнять сапоги конта:

— Есть у неё, благородный господин! Маленького сына дома оставила, стерва!

— Да? — Страж приподнял бровь и повернулся к благовестнику. — Не соблаговолите проверить, фра Каролус?

Тот едва заметно поморщился, но спорить с человеком. Назначенным на должность самим лордом-протектором Эрдалером, не решился.

— Дадите сопровождение, конт?

— Опасаетесь клопов и блох? Впрочем, берите двоих. И побыстрее, пожалуйста.

Пиктия всегда раздражала Михася. До войны, когда он судил об Империи по газетным статьям, раздражала только фактом своего существования, а сейчас давняя неприязнь всё увереннее перерастала в стойкое отвращение. И прежде всего запахами. Воняли загаженные деревенские улицы, смердели немытыми телами местные жители, жутко несло от домов, для тепла обкладываемых на зиму навозом. И пусть к лету его убирают, но дышать невозможно... и мухи.

Одно хорошо — пиктийским крестьянам запрещено заводить собак, дабы никакая блохастая шавка не смогла попортить чистоту благородной породы или покуситься на господскую дичь. Да, хорошо, иначе бы Михася давно обнаружили. А так невидимка невидимкой — сиди себе спокойно на крыше сарая, и наблюдай. Прямо как пластун, готовящийся взять языка!

Кочик тихонько рассмеялся, вспомнив наказы профессора Финка ограничиться разведкой, и не геройствовать. При этом Еремей поглядывал на Барабаша, прячущего виноватый взгляд, и с нажимом повторял:

— И наплевательское отношение к безопасности в отряде недопустимо! Я вас научу Родению любить!

И ведь научит — профессор всегда выполняет обещанное. Так что придётся позабыть про подвиги и наблюдать за устроенной пиктийцами бойней.

Интересно, зачем они это делают? Сам факт убийства мирных жителей имперскими солдатами возмущения или отвращения у Михася не вызвал, но кое-какие вопросы появились. Любопытно же! И мундиры неизвестного покроя... А если подобраться поближе и рассмотреть повнимательней? Вон из того дома, там и окна выходят в нужную сторону.

У настояжего разведчика мысли никогда не расходятся с делом! Прыжок с крыши сарая, распугавший копошившихся в мусорной куче цыплят... невнятные ругательства при виде поднявшейся тучи жирных зелёных мух...

В дом Михась зайти не успел — пиктийцы опередили. Что понадобилось служителю Благого Вестника, явившемуся в сопровождении двух воинов, в покосившейся мазанке? Явно не мародёрствовать пришли — тут кроме грязных тряпок и пары медных монет, закопанных где-нибудь за очагом, отродясь ничего не водилось. Тогда зачем?

Воины остались снаружи, а ублюдок в чёрном одеянии вошёл в дом. Сквозь тонкую стену, сделанную из обмазанных глиной ореховых прутьев, Михась услышал его довольный голос:

— Ну точно, вот этот пащенок!

Хриплый детский плач, переходящий в едва различимое поскуливание, больно ударил по нервам.

— С-с-сука... — руки непроизвольно сжались на прикладе самострела.

Рвётся бычий пузырь, затягивающий крохотное оконце. Точно напротив Михася.

— Всё загадил! Эй. Там... принесите воды! Мы же не потащим благородному конту кусок дерьма!?

Щелчок тетивы. Шум падающего тела. Недовольный ответ с улицы:

— Это не наша работа, фра Каролус! Приказ отдан вам, и хоть языком вылизывайте!

Жизнерадостный хохот, сопровождаемый комментариями и советами по наилучшим способам очищения крестьянских задниц. Особенно громко ржал тот, что слева — согнулся в приступе смеха, держась за живот, потом упал на колени и захрипел.

— Да, уморил нас господин благовестник! — правый страж вытер выступившие слёзы рукавом. — Бадди, ты ещё не помер?

И сам поперхнулся словами, когда прилетевший болт пробил его шею и пришпилил к двери.

— Хорошо смеётся тот, кто стреляет быстрее, — Михась выглянул из-за валяющейся у дома дырявой бочки. — Да и я погожу веселиться.

Финк слушал доклад, и по мере рассказа становился всё мрачнее и мрачнее. Обернулся к Барабашу, ковыряющемуся с воротом трофейного самострела:

— Я тебе говорил про вундерваффе? Это оно и есть.

— Ага, говорил. Только потом случился "большой бабах", и подробностей не последовало.

Михась насторожился — ни профессор, ни Матвей не распространялись об обстоятельствах совместной вылазки в ныне несуществующий Эдингташ, и лишь по немногим обмолвкам можно было догадаться о случившихся там неприятностях. Еремей, заметив интерес бывшего лётчика, ухмыльнулся:

— Смотри, у Михи даже уши в два раза больше стали.

Тот не смутился:

— А что там с вафлями?

— Вундерваффе, что в переводе с одного забытого языка означает "чудо-оружие".

— Не заметил никакого оружия.

— Значит повезло.

Дальше Михасю стало неинтересно. Ну да, сжирают колдуны заболевших сервов, и что с того? Из-за какой-то сраной заразы их мощь увеличивается чуть ли не впятеро? Чушь, умирают они точно так же как до... до... да, до сжирания. А голые теории идут лесом, степью, и в кагулью задницу.

— Ребёнка зачем притащил, герой недоделанный?

— Что? — встрепенулся Кочик.

Серебряные, неприкрытые иллюзией глаза профессора смотрели с укоризной и какой-то жалостью.

— Подумаешь, ребёнок. Не бросать же его в деревне.

— Лучше бы оставил.

— Почему?

— Не жилец, — Еремей запнулся, и продолжил со странной интонацией, с трудом выговаривая слова. — Вечером или ночью умрёт. В муках. Это не лечится.

— Но...

— Отпусти его душу. Сам. Спаси от боли.

В руку Михасю ткнулась рукоять ножа.

— Я? — Кочик растерянно обляделся. — Почему я?

Товарищи прячут взгляды. Старший сотник Медведик отвернулся, и делает вид, будто наблюдает за низкими облаками. Матвей сопит, пересчитывая болты к самострелу. Маски вместо лиц. Тишина.

Михась сгорбился. Замедленным движением взял нож.

— Какие же мы уроды, профессор. Даже в милосердии уроды...

Он ушёл неуверенной походкой придавленного несчастьем человека, а старший сотник за спиной Финка прошептал:

— Неужели ничего нельзя сделать?

— Можно.

— И ты...

— Да, и я! У нас нет двух недель на лечение, Вольдемар. Нас найдут раньше.

— Но ребёнок умрёт.

— Или сегодня он один, или завтра вместе с нами. Предлагаешь мне сделать выбор? Выбор уже сделан, и не в его пользу.

— Михась прав, мы уроды.

Финк молча смотрел в догорающий костёр. Ответил через силу:

— Когда-нибудь Миха поймёт.

— Но не простит, если узнает правду.

— Узнает. А что до прощения... лишь бы понял.

Стражи Тумана уходили из деревни. Из дымящихся развалин деревни — обнаруживший убитых подчинённых и служителя Благого Вестника, конт не стал искать виноватых. Может быть, кто-то и сумел спрятаться во время поднявшейся на площади суматохи, но это не принципиально. Двое-трое убежавших серва послужат общей пользе дела, растрезвонив по округе весть о неотвратимости наказания за нападение на воинов императрицы. Весть не новая, но никогда не помешает напомнить быдлу о месте у корыта. Даже в корыте. Пища... Взбунтовавшаяся пища? Смешно.

Но некоторые меры предосторожности предприняты — вдруг тупоголовые дракониры не зря распускают слухи о шастающих здесь роденийцах? Тоже смешно... вояки с одной извилиной, той самой, что цепляется за седло дракона, знают больше всеведущих Стражей Тумана? Бред! Лорд-протектор непременно бы поставил в известность своих любимце. Корпус — его детище.

Кстати, совсем скоро появится возможность оправдать доверие эрла Эрдалера в боях с тёмными отродьями на их территории, по тут сторону Калейского хребта, и показать надменным наездникам крылатых ящериц, как должны воевать настоящие мужчины. И они узнают!

Негласное соперничество между Корпусом и драконирами отравляло жизнь конта тем, что сами небесные всадники не подозревали о существовании такового. Старшие сыновья древних родов, наследники земель и состояний — им ли обращать внимание на мелких дворянчиков, чьего магического дара хватало только на пару боевых заклинаний, годных лишь против бунтующей черни. Но ничего, это уже в прошлом. Магическая импотенция в прошлом!

Конт расправил плечи. Неведомая доселе сила переполняла его, играла в крови и заставляла быстрее биться сердце. Энергия чужой жизни, приправленная восхитительной горечью мучительной смерти. Вкусно.

— Йохан, друг мой, патрули ещё не вернулись?

— Никак нет! — оруженосец смотрел влюблено и преданно. — Прикажете послать ещё, мой конт?

Довольная улыбка ответом. Титул получен всего месяц назад — перешёл по наследству от сгоревшего в небе над Роденией двоюродного дедушки, так что каждое его произнесение вслух греет душу и тешит самолюбие. Мелочь, а приятно.

— Нет, Йохан, пока подождём, — Браггис многозначительно подмигнул. — Побережём коней, мы же не на летающих жабах.

В пиктийской армии конница давно считалась пережитком прошлого, и редко кто из благородных д`оров ездил верхом даже на охоте, но Стражи Тумана являлись исключением из правила, чем очень гордились. Конечно, скорость передвижения несравнима с полётом на драконе, но перед Корпусом и не ставятся такие задачи. Прибыть на место, спешиться, навести порядок, вернуться домой, доложить о выполнении приказа. Всё!

Барабаш с сомнением покрутил в руке длинный тонкий меч, пренебрежительно фыркнул, и плашмя ударил по стволу ближайшего дерева. Отшвырнул обломок:

— Я так и знал.

— А что ты хочешь? — откликнулся профессор, вырезающий болт самострела из спины мёртвого пиктийца. — Колдуны вообще оружие не жалуют.

— А эти?

— Специфика работы.

— Кто? Можно объяснить нормальными словами?

— Это слабые колдуны, и на заклинания совсем не надеются. А что шпажонка плохонькая, так им не против тяжёлой пехоты воевать. И так сойдёт.

— Но они что-то говорили про скорое отплытие в Родению.

— Разберёмся.

Финк уже сожалел о своей торопливости, помешавшей дослушать разговор пиктийского патруля полностью, и о меткости Михася Кочика, оставившего их без пленника. А ведь предупреждал, чтоб лётчик бил по лошади. Нет же, залепил удирающему колдуну точно под левую лопатку, а тот даже щит не успел поставить. Или никогда не умел этого делать?

— Попробуем взять главную шишку? — без особого энтузиазма предложил Вольдемар. — Как встанут на ночёвку, так мы и...

— Не получится, — отмахнулся профессор. — Верхами они опередят нас на полдня, да и кто сказал, будто вообще остановятся? Судя по карте, в двух часах езды расположен храм Благого Вестника, а я не хотел бы штурмовать эту крепость с двадцатью бойцами.

— Крепость?

— Угу, — кивнул Финк. — А вокруг неё целый город за стенами. Вот помню, однажды...

— Что?

— Ничего, но как раз после этого и начали укрепляться. Помнят, уроды!

Когда не вернулись ещё два патруля, конт Браггис забеспокоился. Конечно, была вероятность того, что Стражи попросту проехали вперёд и сейчас сидят в таверне у ворот, ожидая прибытия отряда с удобствами, вином и непотребными девками. Да, была вероятность — в мирное время. "Красная тревога" объявленная лордом-протектором в самом начале весны, предусматривала строжайшую дисциплину и жесточайшие наказания за её нарушения. Проступок всегда приводил на виселицу. Исключений не существовало.