Трава зелёная

— Зачем? — удивился Белкин.

— Хочу выяснить, чем ещё, кроме денег, они смогут компенсировать мои убытки.

— Леонид Иванович, вы же сами сегодня говорили, что работой. Только работа выходит слишком неподъёмная, — снова вздохнул мой собеседник.

— Работой ли, товаром ли, деньгами ли — эту возможность дайте решить мне. Постараюсь сделать так, чтобы и овцы остались целы, и волки сыты. Кстати, я же не прошу возмещать всё сразу. Срок выплаты можно растянут лет на пять...

— Хорошо. Я передам наш разговор Николаю Яковлевичу. Между прочим, он хотел видеть вас лично. Как ваша нога?

— Вроде получше, — ненадолго прислушиваюсь к себе. — А не подскажите, что за недуг приключился с Николаем Яковлевичем?

— С поясницей у него что-то неладное. Наклоняться не может.

— И чем его лечат?

— Наш аптекарь посоветовал греть кирпичи и класть их на поясницу. Так и лечат.

'Хм, — подумал я, — а мне Шварц про болезнь воеводы ничего не говорил. Правда, мы этой темы в разговорах не касались. Но такое поведение ещё раз доказывает, что Евгений понапрасну сплетничать не любит. Это, несомненно, радует. Завтра нужно будет к нему зайти. Про радикулит я знаю много. Дедушка им частенько страдал. Михаил Петрович тоже неоднократно просил нас с Данькой поискать в интернете информацию по этой теме'.

— Что же, постараюсь завтра навестить нашего воеводу, — говорю Белкину. Поясница — это не ОРЗ, можно не волноваться. — Надеюсь, он позволит мне переговорить с бунтовщиками?

— Конечно, позволит, — уверенно отвечает Иван Данилович. — С чего бы ему запрещать?

— Что ж, это радует, — отвечаю спокойно.

— Вот и хорошо. А как продвигаются наши с вами дела?

Дальше мы обсуждаем подарок Воронцову, строительство дома, обустройство столярной мастерской... Я жалуюсь на нехватку времени. Особенно в обустройстве столярной мастерской. Тем более там нужно не только время, но и хороший материал. Это, прежде всего, касается стали, из которой нужно изготавливать инструмент. Сами мы её сделать не можем, необходимо покупать...

— Леонид Иванович, вот вы говорили про м-м... цикорий, — Белкин меняет тему.

— Да. И что?

— А можно как-то достать семена этого растения?

— Можно. Только придётся отправлять письма в Европу.

— В Европу? — расстроился Белкин. — Эх, далековато... Кстати, вы как-то обмолвились, что хотите отправить послание в Петербургскую академию наук?

— Да, Иван Данилович, хочу.

— Ну, так вот... Подарок, который мы пошлём Михаилу Илларионовичу Воронцову, повезут наши вестовые. С ними же можно договориться, чтобы они передали письма учёным.

— Нее, — отвечаю после недолгих раздумий, — я не успею. Слишком многое нужно обдумать и описать. А на мне ещё подготовка подарка. Вот если бы на месяцок попозже...

— Попозже... — теперь уже задумался Белкин. — Ну, конечно же! В конце января или в начале февраля два наших купца: Жданов и Копырин, отправятся в Ригу через Санкт-Петербург...

— Ох, ты! Здорово! — не сдержался я. Всё-таки Рига портовый город. Там проще достать всевозможные заморские диковинки.

— А я о чём, — заулыбался Белкин. — Через них и передадите, что вам необходимо.

— Благодарю, Иван Данилович. Кстати, а что за купец — Копырин? Не из тех ли, которые владеют железоделательным заводом?

— Нет, не из тех. Дальний родственник. В Боровске много Копыриных и все в основном промышляют по торговой части. Эти возят в Ригу хмель и ячмень.

— Помилуйте, Иван Данилович, — удивился я, — какой зимой хмель и ячмень?

— Зачем, зимой? Пока Жданов и Копырин доберутся до Риги, весна настанет. Весной цены на зерно всегда выше.

— Ах, вон оно что... — до меня доходит суть бизнеса: часть урожая продают летом или осенью, а часть придерживают до весны.

— Совершенно, верно, — кивает Белкин. — Так что готовьте свои послания в академию наук. А с купцами я вас познакомлю. Объясните им про цикорий. Может, вам ещё что-нибудь от них понадобится...

— Хорошо, Иван Данилович, и спасибо, — искренне благодарю Белкина. На этом мы желаем друг другу спокойной ночи и расходимся по комнатам.

ГЛАВА 22.

КАЛЕНДАРЬ ЗДОРОВЬЯ.

Вот почему так: крутишься день-деньской, чего-то хлопочешь и, вроде бы, всё в порядке, а только ляжешь спать, как просыпаются разные 'болячки'? Я про ногу, можно сказать, забыл совсем, а она ныть начала. И ладно бы — нога, десна засвербела! И главное, в том месте, где у меня зуб отсутствовал. Покушал однажды роллы. А там вместе с рисом камушек затесался... Да крепкий такой, сука! Хорошо хоть челюсть не свернул. Зато зубу не повезло: сломался слишком неудачно. Отчего стоматолог, уныло оглядев мою ротовую полость, вынес вердикт: 'Лучше удалить'. Четыре года прошло с тех пор. Всё давно заросло. И тут на — тебе, напомнило! Чё за фигня? Вроде грязного ничего в рот не совал, слишком горячего тоже не кушал. Почему болит-то? И самое обидное: спать сильно хочу. Вымотался за сегодня. День и так оказался щедрым на 'подарки', а я ещё после вечернего разговора с Белкиным увлёкся писаниной. Обычно свой почерк тренирую не больше одного часа. А тут вместо совершенствования навыков, марал бумагу своими мыслями, пришедшими на ум в течение дня. Засиделся до боли в спине, рези в глазах и спёртого воздуха в комнате. Свежему-то взяться неоткуда. У меня одновременно горели постоянно две лучины и керосиновая лампа? Причём в керосиновую лампу была залита смесь из спирта и репейного масла, доставшегося мне даром от Шварца, у которого завалялся некондиционный товар. А я его пристроил к делу. Но коптит, зараза!..

Короче, лежу, мечтаю о 'Нурофене' или хотя бы об 'Анальгине'. Но ещё лучше, если бы здесь со мной оказалась армейская аптечка... Эх, мечты, мечты... Надо будет завтра снова Шварца навестить, может у него есть что-нибудь обезболивающее? Только это будет завтра. А сейчас, как быть? В голову приходит лишь одна мысль: 'Алкоголь, он поможет и в горе, и в радости'. Похоже, придётся... Жаль только, что нужно пить здешнее пойло. Тот спирт, который я изготовил с помощью Шварца, ушёл весь на дело, а оборудование по производству высококачественной водки ещё не готово. По планам его установка намечается на послезавтра. Встаю, иду в общую залу за 'анальгетиком' ...

В общей зале душно, печка сильно натоплена. А возле печи на лавке Марфа лежит, скрючившись, и дышит тяжело.

— Что с тобой? — озабоченно подхожу к ней.

Тут из-за печи выходит Шварц. Руки держит перед собой, а на них резиновые перчатки. Мало того, в правой ладони зажат скальпель.

— Аппендицит у неё, сейчас резать будем, — говорит он.

— Как резать?! — пугаюсь я. — Она же помрёт от болевого шока...

И тут лицо Шварца превращается в мою учительницу по химии, которая назидательным тоном рассказывает про реакцию этилового спирта и серной кислоты, в результате которой получают диэтиловый эфир.

— Мы ей сейчас эфирчику накапаем, она и уснёт, — лицо училки снова превращается в Шварца.

— Ох, боюсь я, Леонид Иванович! — неожиданно верещит Марфа и хватает меня за руку. — Не позволяйте этому колдуну резать меня!

— Марфа, успокойся и отпусти руку. Аптекарь тебе помочь хочет.

— Он колдун! Я боюсь его!

— Не бойся, — стараюсь успокоить женщину. — Ты эфир понюхаешь и сладко заснёшь, а проснёшься уже здоровой.

— Нет, Леонид Иванович! Нет! — и снова сжимает мою руку.

— Блин! Да отпусти ты... — резко дёргаю рукой и... ударяюсь локтем об стенку. — Пля!!!

— Что же вы не встаёте, Леонид Иванович? Я вас бужу, бужу...

Действительно, я лежу на своём топчане и потираю ушибленный локоть. Рядом стоит Марфа с испуганным лицом. Комнату освещают две лучины. Это я так приучил женщину: типа, прежде чем меня будить, настрой атмосферу видимости и понимания.

— Засиделся я вчера допоздна, вот сон и не отпускал, — непроизвольно оправдываюсь. — Всё иди, я уже проснулся.

Только Марфа ушла, я сразу к столу и записываю 'лекцию' учительницы по химии. Не знаю, придумали уже эфир или нет, но благодаря ему можно спасти многих людей. Операции-то делают. Правда, не известно, какими обезболивающими пользуются.

Записав всё, что помнил, выхожу в общую залу. Настроение не очень. Нога, вроде, нормально, а десна свербит, сука! Хорошо, что похмельем не страдаю. Выпил вчера не больше двухсот граммов. Чисто для снятия всяких стрессов, которые терзали мою плоть и душу. Однако всё равно заснул очень поздно. Не выспался совсем, а тут десна в придачу... Что за напасть такая?! А ещё зарядку нужно проводить, сначала с Иванушками 'International', потом с детьми. И ведь сам такой график составил и всех приучил. Белкин как-то по этому поводу даже завёл разговор, типа, дети — понятно, но зачем упражнения работникам? Пришлось объяснять ему, что каждодневные утренние тренировки не только укрепляют тело, но также дисциплинируют, учат вниманию и усердию, что обязательно скажется на качестве работы. Кроме того, обученные холопы — это разве плохо? Такие и двор от разбойников защитят, и в дороге с ними спокойнее, и за детишками присмотрят в случае чего. А то мелкие в последнее время стали жаловаться, что на улице мало бывают. Неправильно это. Детям нужно чаще бывать на свежем воздухе. А чтобы было веселей, Иваны, под нашим с Прохором чутким руководством, изготовят для них санки и лыжи. И никакие-нибудь, а самые лучшие! Крутится у меня одна мысля по поводу лыжных ботинок и креплений к ним. Сначала, естественно, сделаю для себя. Покатаюсь, поэкспериментирую, вспомню школьные годы... Тем более я бегал на лыжах не только на уроках физкультуры. В зимнее время мой тренер по гребле тоже любил проводить тренировки на лыжной трассе. Тут и рукам нагрузка, и ногам, и дыхалке... Короче, если местный люд оценит мою задумку, то и на заказ можно будет делать. За простолюдинов не скажу, слишком они консервативны, зато дворяне на новинки падки. К тому же многие из них любят охоту. А как идти в лес? Только на лыжах. По-другому, слишком проблемно.

Утренние занятия помогли отвлечься от проблем. Сначала потренировался с Иванами и со своим слугой, потом вместе с ними принял водные процедуры, затем определил каждому задачу на день и отправил всех на завтрак. С детьми было проще. Уже не нужно напрягаться самому. Только показывать, да следить, чтобы всё делали правильно. Обыкновенная утренняя гимнастика. Более серьёзные занятия начнутся весной, когда неуклюжие детские тельца немного окрепнут. После завтрака играли в 'повторюшки'. Просто вспоминать и повторять иностранные слова неинтересно. Поэтому я озаботил детишек изготовлением матерчатых мячиков, размерами с грейпфрут. Делали они их под надзором Марфы. Нутро мячиков набили гречишными зёрнами. Для чего они нужны? Всё элементарно. Дети садятся парами друг напротив друга. Тот, у кого в руках мяч, произносит слово на русском языке и делает пас своему оппоненту. Приняв пас, нужно услышанное русское слово произнести на иностранном языке, и кинуть мяч обратно. Через некоторое время дети меняются ролями.

Ещё я периодически устраиваю весёлые старты. Для этого дети разбиваются на команды. Одна из них временно садится в сторонке, а вторая устраивается на лавке напротив школьной доски. Я произношу иностранное слово и кидаю мяч ребёнку. Тот его ловит, соскакивает с лавки, бежит к школьной доске, кладёт мяч на полочку, берёт в руки мел и пишет иностранное слово. Как только слово написано, нужно положить мел на место, снова взять в руки мяч, добежать до своей команды и передать мяч партнёру. Тому тоже нужно скорее подбежать к доске и написать рядышком с иностранным словом русский перевод. В запарке дети забывают мяч у доски, делают ошибки в словах, пишут коряво... Но это пока. Со временем разовьются и внимание, и почерк, и грамотность, а также умение быстро ориентироваться в нестандартной ситуации. Тем более победа каждой команды оценивается по совокупности успехов. Победителей Марфа обязательно угощает чем-нибудь вкусным. Такая у нас договорённость. Женщина понимает, что победителей обязательно нужно награждать, чтобы стимул к учёбе не пропадал. Команды я постоянно тасую, ибо детей пятеро, да ещё среди мальчишек одна девочка. Дисбаланс выходит. И не только по людям, но и по чувству собственного достоинства. Никто не хочет 'возиться' с девчонкой. Все мечтают попасть в команду, где два человека. Можно лишний раз пробежаться к доске. Если есть игры, где Наташеньке не хватает пары, то этой парой становлюсь я. Иногда девочка просто сидит в сторонке вместе с Марфой. Та её учит шить и готовить. Вот так и проводим время.

Единственное, что меня напрягает в учебном процессе — это слишком большое внимание со стороны. Марфа-то постоянно рядом. Слушает, запоминает, а потом передаёт всё Марии Васильевне и отцу Лазарю. А те начинают доставать меня вопросами. И ладно — Белкина. Образования у неё, по сути, никакого. Умеет лишь читать по слогам, писать не шибко грамотно, да считать по необходимости. Поэтому убедить её можно в чём угодно. А вот батюшка знаниями не обижен. И его вопросы достают до печёнок. К тому же поучать любит:

— Дети должны сидеть смирно и внимать учителю со всем почтением. А у вас весело, словно они на дворе играются. Какое же это учение? За такое розги полагаются.

— Дети никому и ничего не должны! — отвечаю раздражённо. — И они не скотина безмолвная, чтобы их бить! Да и скотину бьёт лишь дурной хозяин. Если учитель не способен заинтересовать детей учением — это вина учителя и только учителя! Раз не умеешь разговаривать с людьми без палки, то тебе дорога не в учителя, а в палачи!

— Да что ж вы такое говорите?! — теряет самообладание отец Лазарь. — Эдак вас послушать, то старших почитать совсем не надобно.

— Не приписывайте мне того, чего я не говорил! Почтение к старшим — это святое. Но где сказано, что почтение нужно вбивать палками и розгами? Так воспитывают лишь рабов, внушая им страх перед хозяином. Только вместе со страхом приходит и ненависть. Или мало по России случается бунтов? Я в Москве и в Санкт-Петербурге пообщался со многими знатными дворянами и ужаснулся от их рассказов. Если посчитать по всей стране, то выходит, что от бунтов погибает невинных людей намного больше, чем от болезней. Сея зло — взращиваешь зло! Что же касается детей, то подобные методы наказания вызывают у них отторжение к учёбе. Они начинают её ненавидеть! Если ребёнок не понимает урока — это не он глупый, это учитель — дурак, так как не умеет толково объясняться.

— Хотите сказать, Леонид Иванович, что детей вообще нельзя наказывать?

— Нет, не хочу. Бывают поступки, которые нельзя оставлять без наказания. Но это поступки! Что же касается учёбы, то в детях наоборот нужно развивать к ней интерес. Только тогда в России появится много своих учёных мужей, и не надо будет приглашать их из-за границы.

— Тогда подскажите, как вашей беготнёй можно заучивать молитвы? — задаёт вопрос отец Лазарь, не скрывая насмешки.

— Вы батюшка забываете основную цель обучения, — я нагло улыбаюсь в ответ. — Основная цель — это не запоминание молитвы.

— А что же? — безмерно удивляется тот.