Занявшись собой, Анюта не сразу услышала, что в краткой тишине (дракону тоже надо набрать воздуха перед воплем) появились новые звуки — лёгкое вкрадчивое потрескивание. Девочка насторожённо подняла глаза.

— Что это?

Морда — наверное, машинально — попятилась. Кажется, она полностью пришла в себя. Снова опустившись на четыре лапы, она дышала хрипло, и что-то клокотало у неё в груди.

Кивок в сторону леса Анюту обрадовал. Какая бы тревога ни овладела Мордой, лучше держаться подальше от дракона. Она заторопилась за Мордой, тихонько радуясь, что подошвы её кроссовок толстые и мягкие. Шагать приходилось словно по старому пружинистому матрасу. Нога всё время норовила увязнуть в плотной каше слежавшихся в гниль листьев и мелких сучьей. Вытащить же её часто мешали какие-то корни, замурованные в слой и старавшиеся подцепить кроссовку за носок.

Не легче было и Морде. Она как-то осела отяжелела. Притом Анюта разглядела, что левое крыло зверя безвольно тащится по земле, загребая лесной мусор. Представив, что оно вот-вот наткнётся на коварную корягу, девочка перешла на другую сторону от зверя, подняла крыло (Морда чуть дрогнула) и понесла. Мельком Анюта подумала: "Почему Морда снова не меняется? Стала бы снова ящерицей без крыльев... Или больное крыло мешает превратиться?"

Лес был густ, но солнце в него проникало, и длинные тени отмечали идущих. Сердце Анюты сжалось, едва она припомнила расположение солнца на открытой местности, на скате холма. Да, здесь, в лесу, вечер и ночь должны наступить очень скоро. Холм для леса — своеобразная ширма. Скроется солнце за ним — и...

Девочка споткнулась, и Морда подождала, пока Анюта вытащит ногу из ветвистого сплетения. Только теперь они услышали: то самое вкрадчивое потрескивание сначала перешло во множественный шелест и почти сразу — в гудение на несколько голосов, которое становилось всё громче и громче и явно шло по следам беглецов... Двое переглянулись.

— Он поджёг лес, — даже не предположила, а уверенно сказала Анюта и добавила про себя: "Интересно, успеет ли чёрный дракон нас съесть, или мы всё-таки сгорим?"

Последняя мысль не вызвала у неё оживления, поскольку девочка ещё плохо представляла, что может умереть. Опасно — это да, это она понимала.

Громадная когтистая лапа сомкнула жёсткие пальцы на руке девочки, повыше кисти. Вероятно, Морду больше обеспокоило невысказанное предположение Анюты. Зверь тащил девочку вперёд так быстро, что она еле успевала переставлять ноги, шагая.

Съедающая цвет мгла навалилась сразу. Лишь макушки золотисто зеленели в лучах уходящего солнца. "Странное время... Если дома — так там только-только утро начинается, а здесь наоборот..."

О раненом крыле Морды следовало забыть: одновременно быть влекомой за руку и поддерживать конечность самого влекущего страшно неудобно. Но забыть девочка не могла: крыло, исхлёстанное всеми кустами и деревьями на пути, выглядело настолько жалко, что Анюта то и дело бросалась отнять свою руку из лапы зверя и подхватить его повреждённую конечность.

Между тем совсем стемнело. Анюта, разок взглянув вверх, невольно втянула голову в плечи. Так поздно среди высоких, внезапно грозных деревьев она ещё никогда не бывала, даже гуляя с братом и отцом в лесопарке, недалеко от дома.

Следом выяснилась ещё одна неприятная вещь: лучше быть в темноте и знать, что рядом тот, чья лапа вытащит тебя из любых колдобин, чем находиться в лесу, похожем на самый тяжёлый сон больного ребёнка, — в полном одиночестве.

Лучше бы Анюта не оглядывалась!

Позади-то все деревья видны, высвеченные тёмно-жёлтым огнём. Изредка и они, и огонь будто колыхались в воде, а иногда их закутывало полупрозрачной плёнкой — дымом. Тени впереди беглецов снова появились, но не как на солнце, относительно отчётливые. Теперь тени без разрешения хозяев пьяно мотались во все стороны, уродливо корячились по земле.

Но даже не это было главным. Самых главных было два. К гудению огня и треску сжираемых им деревьев прибавилась близкая грозная поступь и вызывающий рёв, странно успокоенный и злорадный, точно чёрный дракон специально напоминал о себе, пугая беглецов. Второе лавное заключалось в том, что Анюту уже трясло от ужаса, а это очень плохо, потому что ослабели ноги, и девочка чаще спотыкалась.

Они выбежали на открытое пространство — на полянку, равнодушно решила Анюта: позади деревья, впереди деревья, внизу чёрный провал, наверху высокий провал с высокими звёздами, которые упрямо блестели сквозь вспышки пожарного зарева и чёрные клубы дыма.

И тут Морда сделала невероятную вещь: она схватила Анюту, как хватают в охапку котёнка, и швырнула куда-то вперёд в мрачную стену деревьев. Очевидно она хорошо знала этот лес: девочка, успевшая коротко пискнуть, очутилась на груде веток, наваленных явно человеческими руками. Разгневанная Анюта барахталась в ветках, пытаясь встать и рыча не хуже встреченных ею диковинных зверей. Наконец встала и некоторое время определяла, куда идти, чтобы хорошенько отругать Морду. Помогла куча, в которую она свалилась. С одной стороны куча была выше, значит, Анюта влетела в неё с другой стороны.

Сама не зная почему, но к полянке она подошла крадучись.

Морда стояла спиной к Анюте и нервно била хвостом. "Ждёт дракона! — про себя ахнула Анюта. — Он же её одной лапой перешибёт!" Но чувство страха за "своего" ездового зверя постепенно потеснилось, уступая желанию увидеть дракона поблизости. Она уже представляла, как разлетятся вдребезги деревья на краю полянки, как шагнёт из леса гигантский кенгуру — одной лапой раздавит и полянку, и Морду.

Если бы не огонь, Анюта его и не разглядела. Не будучи драконом, огнём он уже не плевался, а нёс его вокруг себя. В оранжево-багряных сполохах девочка увидела неизвестно откуда взявшийся столб. Такой высоты столбы поддерживали ограду вокруг её школы. Столб неподвижно стоял среди пламени, а Морда ещё сильнее хлестала хвостом по бокам, и сухие листья, рваная трава разлетались в стороны.

Столб оказался живым и чёрным — несмотря на огонь, Анюта в цвете уверилась сразу... И он был страшнее, чем дракон: дракон мог бы пройти мимо и не разглядеть беглецов, если б они притаились где-нибудь за деревом. Столб — видел всё, хотя очертаний живого существа в нём не замечалось. Однако девочка чувствовала его пронзивший пространство и упёршийся в неё взгляд.

Она ошиблась.

Перебивая огненный рёв и треск, что-то лязгнуло в воздухе, и Анюта изумлённо поняла, что слышит вполне различимую речь:

— Отдай девчонку!

Ответ Морды девочка разобрала с трудом:

— Уходи!

— Отдай девчонку!

— Уходи!

Поляну перечеркнула прозрачно-жёлтая призма, от которой Морду подбросило и ударило о дерево за её спиной. Анюта отпрянула. Столб стоял так же неподвижно, а Морда перевалилась на лапы — с нею что-то происходило. Анюта никак не могла разглядеть, что именно, только ездой зверь уменьшился в размерах. И тут же на девочку резко пахнуло отвратительно-палёным. Морщась и едва не раскашлявшись, она подавила в себе желание немедленно бежать на помощь Морде. Нет чем девочка могла помочь зверю?..

Она снова приникла к дереву и от неожиданности застыла. Спиной к ней стоял человек.

"Голый дяденька", — почти безразлично констатировала девочка.

Упал зверь — поднялся человек.

Сон всё-таки продолжается. Наяву быть такого не может...

Анюта согнулась в рвотном позыве, но сплюнула только горькую струйку.

... Или она попала туда, где всё может быть.

Ноги болят, руки трясутся. Устала, устала.

Снова выглянула.

Не совсем голый, потому что не совсем человек. Чешуя.

А вокруг него всё горит. И ему попало. Поэтому палёным пахнет. И дракон его сейчас сожжёт совсем, потому что бывший зверь уйти не может. А уйти не может, потому что защищает её, Анюту.

— Отдай девчонку!

— Уходи...

Теперь человеческое слово выговорено человеческим горлом — Анюта услышала глубокий мужской голос и завозилась, вылезая из своего убежища.

Новая призрачно-оранжевая вспышка ослепила её, и несколько шагов девочка прошла с закрытыми глазами. Когда она остановилась у приметного куста, поляна освещалась огнём, который предупреждающе гудел, приближаясь.

Чёрный столб стоял на месте. Теперь девочка видела, что он не вполне столб. С близкого расстояния он, скорее, был похож на вешалку с целой кучей платьев, поверх которых кто-то небрежно набросил длинный, наглухо застёгнутый плащ. И ветер как будто выключили внезапно — он поднял широкие рукава плаща и забыл их опустить. Только Анюта много знала сказок, знала, что таким образом — взмахнув руками — колдуны призывали карающий огонь на головы каких-нибудь не угодивших им несчастных.

Где же её защитник?

Зрение пришло в норму, и девочка перелезла через куст.

Колдун опустил руки.

Защитник лежал справа от куста, скрючившись. Его чешуя поблёскивала кровавым, а по бедру стлался дым.

Девочка попробовала поднять своего защитника. Слишком тяжёлый. Тогда она выпрямилась. Колдун стоял среди огня и не горел. Всё-таки это его огонь. Анюта смотрела на него и в мыслях перебирала: "Драконы, колдуны, превращения... Мне тоже хочется попробовать. А вдруг это м о й сон? И вдруг у меня всё здесь получится?"

Притихшая было во время стремительных событий та самая шальная мысль, которая преследовала девочку раньше, решительно втиснулась в щёлочку между сомнениями и мгновенно вымахала величиной с недавнего дракона. Мысль размахивала ручищами и орала: "Хозяйка! Давай пробуй! Я такая верная — не промахнёшься!"

И Анюта попробовала. Она жёстко — не думала о себе, что может именно так, — взглянула на колдуна и представила на месте чёрного столба яростно-белое пламя взрыва. Представить нетрудно. Это — закрыть глаза — и вот тебе папа улыбается, вот Мишка смеётся, мама с дядей Андреем разговаривает, и вот тебе Новый год, а на палочке белый огонь бенгальский серебрится...

Под ногами дрогнула земля, а уши заложило от близкого грохота. Горячий воздух мягко толкнул Анюту в грудь. Она не удержалась и шлёпнулась. Мелкие колючки на вьющейся сетке кустов джинсовую ткань проколоть не смогли, зато в ладошку впились во множестве. Девочка, не отводя глаз от чёрного земляного пятна впереди, поднесла ладонь ко рту и стала машинально выкусывать колючки из кожи — они не столько болели, сколько раздражали.

Получилось. Она ударила не в самого колдуна, а перед ним.

Взрыв — был. Её взрыв. Колдун не смог бы и не захотел бы так близко к себе что-либо взорвать.

И взрыв подействовал. Колдун уходил, и вслед за ним уходил лесной пожар. Колдун забирал его с собой. Или огонь не хотел оставаться без него.

"Это, наверное, такой страшный сон, — вяло подумала Анюта, пока на четвереньках передвигалась к своему защитнику, — такой яркий, что я всё чувствую, но проснуться не могу. А вдруг он умер?"

Она неуверенно протянула руку и дотронулась до шеи лежащего. Где-то здесь, сказал Мишка, ищут пульс. А у такого зверя, как защитник, вообще пульс бывает? Шея тёплая, и живое тепло немного успокоило Анюту, а затем под её пальцами едва ощутимо и мягко что-то толкнулось. Пульс? Девочка подождала следующего мягкого толчка, после чего ею овладела безучастная усталость. Она легла, прижавшись к тёплой чешуйчатой спине защитника, и — не уснула, а медленно перешла в зыбкое состояние на грани сна и яви. А может, уснула...

И ей приснилось, что её защитник шевельнулся и всё-таки поднялся. Наверное, он и правда поднялся, потому что девочке стало холодно, и она сжалась в клубочек, обхватила плечи ладошками. Чтобы согреться. А защитник стоял над нею, и Анюта, тяжело разлепляя веки, смутно видела, какой он большой.

Потом ей приснились две тени. Они возникли из деревьев и стали тенями, потому что на небе появилась огромная луна. Красная и помятая, как старая мамина любимая сковорода, она светила достаточно, чтобы защитник начал поблёскивать чешуёй, а тени превратились в двух серых драконов, которые раньше были сопровождением.

Потом начался настоящий сон. Защитник уселся на шею одного из драконов, а второй дракон передал ему Анюту. Потревоженной девочке не хотелось, чтобы сон продолжался, и она плаксиво — сил всё же хватило удивиться: я плакса? — забормотала: "Не надо... Я домой хочу..." Но тёплые руки обняли её, она — привалилась к горячей чешуйчатой груди — и заснула крепко. И даже прохладный ветер высокого неба не разбудил её.

В её сне множество людей двигалось, разговаривало, а она сидела в папином кресле, чувствовала папину руку на своём плече, и ей было уютно под это тяжёлой ласковой рукой.

Девочка проснулась вдруг и сразу.

Они снова были в лесу. Стояли. Никто не удивился, когда Анюта, всё ещё на руках защитника, открыла глаза и стала внимательно рассматривать всё попадавшееся в её поле зрения. А рассматривать есть что. Стояли в лесу — перед едва заметной дверью, спустившись к ней почти как в яму. Вокруг суетилось несколько человек. Анюта заглянула за плечо защитника, увидела двух мужчин. "А, это драконы, которые с нами летели", — безо всякого удивления решила она. Трое открывали дверь, очень тяжёлую и тугую. Кто-то накинул на плечи защитника плащ и расправил так, чтобы он укрывал и плечи Анюты. Здесь и правда было попрохладней, может, оттого что чувствовалась сырость, и девочка зябко потянула краешек плаща на себя. Защитник шевельнулся. Анюта взглянула на него. В свете факелов, принесённых незнакомцами, она рассмотрела крепкий рот со смешливыми морщинками по краям и странно ласковые глаза.

— Замёрзла, сестричка?

— Ты кто?

— Потом разберёмся, — пообещал защитник, — в более подходящем месте. Угу?

— Угу. Я не сплю?

— Нет. Тебе не страшно?

— Я есть хочу.

— Это хорошо. Я тоже хочу. Потерпим чуток, сестричка, ладно?

— Меня зовут Анюта.

— Тебе не нравится, что я называю тебя сестричкой?

Анюта подумала и решила — нравится. В "сестричке" есть что-то весёлое и лёгкое, "сестричку" нельзя обижать или ругать. "Сестричкой" быть хорошо.

— Ладно. Называй. А мне как тебя звать?

— Меня — Юлий.

— Здорово! Ты, наверное, родился в июле.

— Как ты догадалась?

— Я не такая маленькая, как выгляжу, — с достоинством сказала Анюта, — а ещё у нас в классе есть мальчик, он родился второго августа, и мама назвала его Ильёй. Куда мы идём?

— Ко мне в гости.

От собственных вопросов Анюта устала больше, чем думала. Она замолчала, чувствуя своё тяжёлое лицо, неповоротливые губы и болезненно-сухие глаза. Девочка ещё глубже спряталась под плащ и попыталась задремать, прижавшись к горячему плечу Юлия. Некоторое время она вяло думала обо всех превращениях Морды от ящера до человека. Потом вспомнилось — очень нехотя, как она, Анюта, приветствовала Морду на пороге своей комнаты — выбросив вперёд длинный узкий язык. Мелькнула смутная мысль: "Вот почему он называет меня сестричкой... И всё-таки я сплю... Ой, всего не увижу!"

Подстёгнутая догадкой, что возможности больше не представится — рассмотреть мир, который сон не сон, явь не явь; в котором она плевалась огнём, как заправский дракон, девочка высунула из-под плаща встрёпанную головку движением, вызвавшим у Юлия улыбку: так котёнок таращится на мир вокруг из-под материнской лапы.