Доля попаданская

— Да ты, просто рукодельница, птичечка... Не алхимея, а истинная крестьянка... Откуда столько талантов! Хоть в Цветочную гильдию иди! Но меня не обманешь, дорогуша! Боишься чего? Али натворила делов каких?

Марья села на лавочку, сложив руки на коленях, как образцовая школьница.

— Я обманула вас, аша Арамия. Подвела. Я думала, мы будем спокойно жить, растить детей, учить молодёжь и...

Она заплакала.

А баронесса непринуждённо рассмеялась.

— И что нам может помешать, милая? Боишься остаться без денег? Пустое... Мы никогда не будем бедствовать — я достаточно обеспечена, да и отец Исии обо всём позаботился. Кстати, у вас с ним нет никакой связи?

Увидев, что Марья в знак отрицания качает головой, аша Арамия взвилась рассерженной гадюкой.

— Так за ради какого демона ты дитёнков своих изводишь? Да сама днём и ночью от страха трясёшься? Совсем разума лишилась?

— Вы не понимаете..., — Марья вздохнула. — Мне, наверно, лучше уехать. Что будет, если Огорро меня найдут?

— Ах, ты ж, курлужккина шкурка! Сама притащила нас сюда, сама на шею танне Ирригенье посадила! А теперь сбежать хочешь! Никак в столицу мылишься, драгоценная? По Огоррам соскучилась, али император срочно видеть желают?

— Помогите мне, аша Арамия. Сил нет. Не знаю, как жить дальше... Дома всё было понятно и просто.

Аша Арамия ехидно улыбнулась и сердито топнула ногой.

— А я что в данный момент делаю?

— Не ругайте девочку, аша Арамия, пожалуйста! Мы прямо сегодня сходим к Хранителю Леммо. Здесь недалеко есть его старый алтарь. И он практически всегда отзывается на искренние просьбы, — оспорить железную логику баронессы было невозможно.

— Дак, нам ни сил, ни денег не хватит на все её фокусы и никакие Хранители не помогут.

— Ну, что ж вы так вульгарно, благородная аша? Девочка жилы рвёт, стараясь быть полезной, а вы её ещё и ругаете.

— Простите меня... Заблудилась я в вашем мире. Домой хочу.

— КУДА??? Ишь, какая! Домой она хочет! Делов наворотила и 'домой'? А лапку от дохлой курлужки не хочешь?

Лекарка собралась продолжить своё выступление, но баронесса, к счастью, долго не рассуждала. Схватила Марью за руку и повела к калитке в дальнем конце сада. А та даже не подумала сопротивляться. Пожилой и весьма умудрённой жизнью баронессе видней.

Узкая тропинка, покрытая прошлогодней листвой, петляла между кустами и невысокими деревцами и уводила всё дальше в холмы. Было по — весеннему тепло, хотя время от времени с моря налетал холодный ветер. Он усердно трепал концы тонкой дахатской шали, в которую куталась Марья и невидимыми холодными пальцами оглаживал щёки.

В кронах деревьев пели невидимые птицы, а запахи молодой листвы кружили голову.

Хотелось взбежать на вершину ближайшего холма, упасть на спину и раствориться в окружающем мире. Хотелось кричать от непонятного счастья, растворённого в воздухе. Федька зашебуршился на запястье и взлетел ввысь, едва только Марья расстегнула браслет. Золотая молния замелькала в небесах, рисуя в воздухе невообразимые фигуры высшего пилотажа.

Танна Ириггенья бодро шагала впереди, не мешая Марье рассматривать окружающий пейзаж, замечая то первый весенний цветок, то маленькую изумрудную змейку, греющуюся на камнях, то большого бронзового жука, летящего по своим делам, то ветку кустарника, покрытую нежными клейкими листочками.

— Баронесса Ариша, боюсь, мне придётся вплотную заняться вашим воспитанием. Настоящая аристократка никогда не позволяет себе столь откровенно выражать эмоции. Вы же попадёте в беду при первом же посещении дворца императора.

Марья хихикнула.

— Я там уже была. Два раза... А в беды я и без этого попадаю. При каждом удобном случае.

— Ариша, милая, сейчас можно честно признаться: моя жизнь прошла впустую. Вначале я завидовала своим подругам, которым разрешили учиться. Но моё здоровье вызывало постоянное беспокойство у маменьки, поэтому учителя приходили к нам домой, а в свободное время я сидела у окошка и вышивала. Ариша, я вышила за свою жизнь столько вышивок, что ими можно укрыть рыночную площадь в нашем городке. Представляешь? И что? Разве в этом был смысл моего существования?

Потом меня отдали замуж за старика. Увы, он не смог дать мне ни детей, ни счастья. Хвала Леммо, Берриций рано ушёл за Грань, и я оказалась свободна. Но, девочка моя, оставшись одна, я снова вышивала и читала, читала и вышивала. Разве только для этого я была рождена?

А ты в своей жизни увидела горя уже столько, сколько не выпало никому из нас. Но я не позволю тебе согнуться перед трудностями! Не будь я — Ириггенья Мирраске! Мы ещё покажем всем, на что способны!

Огромный пень, метров трёх в диаметре, обнаружился в ложбинке, окружённой невысокой порослью молодых деревьев с белыми стволами и не менее белыми листьями.

Свежий, очень светлый, будто недавно спиленный. И казалось странным, что не принесли ему вреда, ни дожди, ни холода, ни жуки древоточцы. Он даже пах свежесрубленной древесиной.

— С чем пожаловали, девицы? Из — за пня степенно вышел статный бородатый мужчина в полотняных штанах и льняной рубахе навыпуск. — О чём в этот раз хочешь попросить, дева Ириггенья? И что за дары принесла мне в этот раз?

Баронесса склонилась в идеальном дворцовом поклоне, подавая Хранителю небольшую деревянную шкатулку.

Он приоткрыл крышку, улыбнулся в усы и подмигнул женщинам.

— Девочку привела к тебе, Хранитель Леммо. Прошу о помощи, — всё ещё кланяясь, ответила танна Ириггенья.

— Помощь опять нужна не тебе? Да что ж ты за женщина такая? Так и состарилась, а о главном меня и не попросила.

— Не откажи, Хранитель Леммо... Помоги девочке.

Тот подошёл ближе, внимательно присматриваясь к Марье.

— Мать Всех Богов! Кто ж это тебя так приголубил, матушка моя? Небось, Тилара постаралась, по другому никак. Это ж надо было додуматься — дать столько сил простому человеку?

— И что мне теперь с этими силами делать? — не удержалась от вопроса Марья. Происходящее казалось ей нереальным сном.

— Ой, не знаю, девонька, ой, не знаю... Дитёнков то много уже народить успела? — и заметив Марьино удивление, рассмеялся. — Глупая ты, глупая, девонька, хоть и взрослая... Пахнет от тебя дитёнками. Значит, помощи хотите? А может замуж тебя? Супружнику силы то и отдашь...

Но Марья с такой силой затрясла головой, отказываясь от предложения, что Хранитель рассмеялся.

— Хорошо, девонька... Пусть Иригеничка поспит пока, сил наберётся, а мы с тобой поработаем — рощу мою аласпасию спасать будем. Нечего дармовой силе пропадать. Видишь лозинки эти? Дети его, — Хранитель Леммо махнул в сторону пня, на котором сладко посапывала, свернувшаяся клубочком танна Ириггенья. — Не один десяток оборотов расти им без моей помощи... Выручай. Попробуй обойми деревце ладонями и дай ему хоть капельку своих сил! А я подмогну, если что...

— Я... ннне... умею, у меня... ннне... получится! Я — алхимея, а не волшебник.

Но Хранитель сурово нахмурил брови.

— Какой такой волшебник, деточка? Ничего не знаю! Работай!

Марья не успела даже понять, что от неё хочет этот странный мужчина.

Но едва взялась руками за тонкую веточку, как сила, искристая и белоснежная, будто первый снег, уже полилась из неё ровным беспокойным потоком.

— А-а-а-а-а-а-а..., — закричала она, пытаясь спрятать руки за спину.

— Тихо, тихо, девонька, не торопись, — деревце тихонько зашевелило ветками, встряхнулось и потянулось вверх, обрастая новыми набухшими почками и молодыми листиками.

Марья не верила своим глазам. Но помощи и объяснений ждать было неоткуда.

— Что и требовалось доказать! Работай, девонька, работай. И смотри мне, чтобы ни кривых, ни больных деревьев не было! Да покрасивше чтоб, покрасивше! Выполнишь моё задание, так и быть — будет называться роща Марьина. А понравится твоя работа — глядишь, пристрою лесовиком! Или цветочницей! А там, глядишь, и супружника подходящего тебе подыщем... — И Хранитель Леммо раскатисто захохотал, исчезнув в одно мгновенье, как будто его и не бывало.

'... Сиятельный тан.

Довожу до вашего сведения: переселение в поместье Вельсфорр прошло весьма успешно, в основном, благодаря графу Айсдорро. В связи с чем меня терзают смутные сомнения об истинных причинах его весьма подозрительной активности... К счастью, подтверждения своим предположениям я пока не нахожу.

Ещё раз удалось доказать хозяйке целесообразность своего нахождения рядом с ней. Хотя, признаюсь, не сразу и с большим трудом. Вероятно, сказывается усталость и резкая смена климата.

Но в общем и целом ситуация находится под контролем.

Хозяйка поместья, баронесса Ириггенья, весьма и весьма приятная танна, несмотря на множество странностей.

Хлебосольна. Строга, но в меру. Идеально воспитана, что является очень большим плюсом в нашем положении. Боюсь, как бы зеленгирские старухи своими заморочками не испортили детей и танну Аришу.

Погоды великолепны, что весьма положительно сказывается на детском здоровье.

От тепла притихла и даже перестала плеваться ядом лекарка.

Жду Ваших дальнейших указаний. '

— И что, Хранитель прямо так и сказал? — баронесса вцепилась в Марью энцифалитным клещом, пытаясь вытряхнуть из неё максимум информации. — Я? Обрету семью и счастье? Ты не ошиблась? И будет у меня новый дом? Странно... Мне и в этом неплохо живётся... И кажется мне, что вы шутите, моя девочка... Какое счастье может быть в моём возрасте? — танна Ириггенья не шла, а бежала рядом с Марьей почти вприпрыжку, теребя её за руку с каждым новым вопросом. — Нет. Ариша, разве можно представить меня рядом с мужчиной? И кроме того, в ближайшем окружении их просто нет... В столицу поехать, что ли? Сезон балов в самом разгаре... И ведь случится может всякое...

А Марья торопилась к детям. Ушедшая чужая энергия освободила её душу от непосильного груза... Как будто излечила от тяжёлого недуга и дала возможность дышать полной грудью.

Хранитель Леммо даже пообещал, что больше она в таких количествах уже не возвратится. Добавив при этом, что больных деревьев в окрестностях предостаточно.

— Ариша! Вы меня совсем не слушаете! У меня решается, может быть вопрос жизни и смерти...

— Что вы, танна Ириггенья, думаю ваш вопрос уже решён..., — Марья выразительно указала на небеса.

— Но мой возраст, Ариша... Моя жизнь давно закончена.

— И сколько вам оборотов, уважаемая?

— Вы только не смейтесь... Я ужасно старая. Сорок пять...

Сорок пять? И тут Марья 'заржала' счастливой жизнерадостной лошадью... Стыдно, конечно, но ей, подозрительно тон в тон, вторило эхо и в такт шагам покачивались деревья в придорожной рощице.

Или это голова закружилась от неожиданной лёгкости?

— У вас седые волосы и их цвет приходится поддерживать магически? А может вы — лысая, как яйцо ируши?

— Нет, что вы...

— У вас кривые волосатые ноги?

— Как вы можете предполагать такие гадости, Ариша, — оскорбилась баронесса.

— Может вы прячете под корсетом безобразное тело?

Марья закашлялась, пряча улыбку.

— Несносная девчонка! Я и не поняла сразу, что вы так неудачно шутите! Вы едва не довели меня до сердечного приступа! Оставим меня в покое! А вам, Ариша, Хранитель Леммо что-то предсказал?

Ага, сказал... Только вот слова его похожи были на насмешку, а не руководство к действию. 'Хочешь жить — замуж пойдёшь за первого встречного. Его спасёшь от участи, худшей, чем смерть. А он тебя — от самой себя.'

И всё то они знают...

Когда в усадьбу возвратились две смеющиеся женщины, аша Арамия непроизвольно вздрогнула. Себе она напридумывала и нарисовала уже всяческих гадостей, страстей и ужасов, пугаясь не хуже своей подопечной проблем дальнейшей жизни.

Но та, загадочно улыбнувшись, проскользнула на веранду, где стоял плетёный из тонкой белой лозы манеж (и откуда только взялся), подхватила, прижала к себе малышей, целуя их вместе и по очереди, шепча им ласковые слова и щекоча животики.

А ночью случилась первая весенняя гроза. С проливным дождём, ураганным ветром и фантастическими ветвистыми молниями всех расцветок.

От ударов грома дрожали стёкла в рамах. Деревья в саду скрипели и качались, а по земле непрерывным потоком текли настоящие реки, вымывая и ворочая огромные камни.

Никто не спал — гудела крыша, хлопали ставни, и, казалось сам дом раскачивается в такт ударам грозы. Казалось, разбушевавшаяся стихия старается смыть с лица земли всё, с таким трудом созданное человеческими руками.

Выйдя утром в сад, Марья едва не заплакала: клумбы и сад выглядели так, словно по ним прошёлся пьяный великан: землю покрывало месиво из веток, камней, грязи и остатков растений.

Столько трудов оказалось перечёркнуто за одну ночь.

А в золотистой утренней дымке сверкали и переливались драгоценными каменьями миллионы капель, превращая поместье в волшебный лес. Воздух дышал свежестью и запахом моря, голоса птиц звенели радостно и звонко, раскрывали лепестки редкие спасшиеся в дождливом аду цветы.

Предстоящий фронт работ пугал масштабами, но не в наших правилах сдаваться — Марья направилась к шпалерам с кирессиями, решив начать именно с них.

И именно это утро выбрала танна Ириггенья, чтобы в срочном порядке перебраться в Риммелию, настоятельно попросив Семмая сопроводить её до места назначения. На все доводы о необходимости его присутствия в доме, отмахнулась с кокетливостью юной девушки, апеллируя к тому, что одной ей в столице на первых порах будет очень трудно. А порядок в поместье Марья наведёт и без неё. Но надо отдать должное, инструкции по ведению дел получили все вместе и каждый в отдельности. На замечание Арамии о том, что в доме остаются женщины и дети, неугомонная баронесса вызвала из города пару полисангеров для охраны поместья.

— Аша Арамия, ужель вы наивно полагаете, что престарелый слуга окажет вам большую помощь, нежели служба городской стражи?

— Нам тут мужиков чужих ещё не хватало для полного счастья, корми их, следи за ними, чтоб чего не украли. А девок беречь хто будеть? Тоже мне, радость! — бухтела лекарка, но скорее для порядка, нежели возмущаясь.

— Не волнуйтесь, милочка, я попросила прислать ветеранов. Персонально для вас. Умудрённых жизнью, но крепких физически.

...Сама танна Ириггенья изменилась до неузнаваемости в считанные дни, превратившись из засушенной престарелой вдовы в милую даму очень и очень неопределённого возраста.

Она даже сменила свою жуткую всесезонную шляпку с корзиной цветов на тулье, под которой пряталась, стянутая в тугой узел роскошная коса цвета горького шоколада. Косу выпустили на волю и уложили в такой же узел, но не такой строгий и более изысканный.

Из каких — то совершенно секретных запасов достала строгое стильное платье цвета кофе с молоком, что всегда вне изменчивых веяний моды и на все времена, расшитое дивным эльфейским кружевом в тон.

Вместо шляпки баронесса стала носить легкомысленную мантилью из тех же кружев, заставляя в ужасе содрогаться старомодных зеленгирок.