Огня не было. Отряд двигался дальше, заменяя сгоревшие факелы новыми. На удивление благополучно. Ни одна лошадь не захромала, споткнувшись в темноте, никто не свалился с седла, и не отстал. Иерарх не мог этому не радоваться.
Где-то впереди тревожно заржала лошадь. Ополчение вылетело к протоке, и скучилось перед мостом. Лошадь, встретившая их ржанием, стояла тут же, низко склонив голову, обнюхивая нечто лежащее на земле. Был тут и костер, что тщетно высматривал иерарх с дороги, но уже почти погасший, едва теплящийся. Лошадь Зонара едва не ступила ногой в чуть теплые угли. Иерарх заставил лошадь остановиться, она даже немного попятилась, замотала головой, и осмотрелся, вертясь в седле.
Вперед протолкались факельщики, которых наиболее нетерпеливые затерли, было, спинами, и крупами коней. Стало светлее. Еще не успев толком разглядеть, что же творится вокруг, над, чем это таким склонила шею бесхозная лошадь, в желто-красной попонке, и что там за груда валяется у моста, Зонар понял, что произошло несчастье. Остальные тоже, что-то сообразили. Кто видел больше, кто меньше, кто чутьем догадался, что происходит нечто скверное, но даже по задним рядам, которые уж точно ничего не могли разглядеть из-за спин товарищей, прошелестел недоуменный страшненький шепоток.
Отец Зонар тронул пятками коня, медленно объехал небольшую полянку перед мостом, запустил руку в кошель на поясе, нащупал пальцами "куриный глаз". Больше никто с места не тронулся.
Все они были здесь. Весь маленький отряд отца Играма. Все пятеро. Сам молодой иерарх лежал неподалеку от костра, лицом вниз, голова неестественно подвернута вниз. Серая хламида задралась выше бедер, на спине отчетливый отпечаток подковы, наступила, чья то лошадь.
В кустах, отец Зонар, разглядел конский труп, а рядом одного из стражников. Тот стоял под елью, буквально приколоченный к стволу обломком кавалерийской пики. Отец Зонар не стал приближаться, боялся, что может узнать убитого в лицо. Он многих знал, из стражи наместника.
Еще один труп нашелся у самых зарослей. Бедняга пытался спастись в подлеске, но его настигли, и разрубили спину мечем. Как глупо. Все знают, что бегством не спастись от проклятого. Они всегда быстрее. Зелены оказались стражи в охоте на красноглазых. Будь на их месте его сикстелла охотников, могло быть все по-другому. Нет, не отбились бы, но глядишь, и вырвали бы у проклятых хоть пару жизней в уплату за собственные.
Зонар подъехал к мосту, стражник, что лежал на первых бревнах настила, все еще сжимал свою пику в руке. На наконечнике ни следа крови, зато куртка убитого разорвана от ворота до полы, и темная от крови — не различить цвета. Последний, пятый, тот, что лежал под ногами лошади, видимо собирался вскочить в седло, даже ногу вдел в стремя, когда его настиг удар. Сверху. Проклятый обрушился ему на плечи с высоты, и проломил голову.
"Куриный глаз" потеплел в руке у иерарха, начал понемногу разворачивать картину произошедшего. Этот немудреный артефакт, знающий человек мог изготовить его из любого подходящего голыша, чуял присутствие проклятых. Чем дольше кровопийца оставался на месте, тем легче "куриный глаз" его засекал. Сейчас иерарх уже знал, что отряд Играма попал в засаду. Проклятые довольно долго ждали, "куриный глаз" заметно теплел и дергал держащую его руку вперед к протоке. Скорей всего они скрывались под мостом. Потом выскочили сюда, где уже расположились, и разожгли костер не ждущие нападения стражники. Тут камень метался и дрожал, то холодел, то обжигал руку. Здесь происходила беспорядочная и скорая расправа, люди и проклятые метались, нападали друг на друга. Невеликих возможностей "куриного глаза" не хватало, чтобы быстро и точно выявить всю картину.
У отца Играма должен был быть с собой точно такой же камень. Он мог бы без труда обнаружить затаившихся вампиров, но видно не догадался сунуть руку в карман. И камень никак не мог его предупредить. Зонар дал себе слово, что ни за что не выпустит "куриный глаз" из пальцев, до самого конца.
Иерарх вернулся к мертвому Играму, спешился, склонился над трупом. Мужики молча ждали у него за спиной. Потрескивали факелы. Ничего нельзя было сделать. Играму сломали шею. Он был мертв. Мертв уже давно. Зонар ощупал тело. Ни котомки, ни кошелька на поясе. В карманах полотняных штанов, несколько монеток, кругляш "куриного глаза" не спасший хозяина. Охотничий нож на поясе. Все. Ах да, на шее блеснула серебряная цепочка. Отец Зонар потянул за нее, и жестом подозвал кого-нибудь, чтоб посветили. На цепочке блеснул круглый медальон, с женским профилем. Невеста? Или сестра? Мать? Теперь уже не узнать.
— Что ж теперь то, отец иерарх?— спросил мужик с факелом, подъехавший на его зов.
Другой рукой, мужик придерживал лежащие поперек седла, как рыцарское копье, трезубые вилы.
Зонар подумал, что они, пожалуй, будут получше, на проклятого, чем кавалерийская пика. Кровосос способен сам нанизать себя на гладкое древко, и добраться до держащего его, а вилы ему такой возможности не дадут. Будет трепыхаться как жук на булавке.
— Дальше, Кириш,— сказал иерарх, глянув с низу вверх на мужика,— будем ждать ковицынских. С места не тронемся. Все глядите в оба глаза, и в три уха слушайте.
Сам он еще плотнее сжал в кулаке "куриный глаз".
— Как же их так,— покачал головой Кириш,— врасполошку видать застали. Ай-яй.
Иерарх не ответил. Он спустился к мосту, забрав у мужика факел. Тот горел плохо, трещал и плевался искрами.
Под мостом он обнаружил довольно обширное пространство. Здесь вполне могли разместиться несколько верховых, так, что сверху их никто бы не заметил. Трава всюду примята, в одном месте раскопана земля. Широко, в углубление можно было поместить двоих, не слишком тощих людей.
Да ведь они здесь на дневку устраивались, догадался Зонар. Выкопали яму, двое улеглись, остальные присыпали их землей, и остались стеречь коней и пленника. Мост то узкий. Впятером под ним можно спрятаться от человеческого глаза, но не от солнечных лучей.
Не было никакой засады. Проклятые остановились переждать под мостом день, а к вечеру здесь же расположились Играм и стражники, поджидать помощи, его Зонара поджидать. Солнце село, красноглазые вылезли из-под моста, и устроили резню. Перебили всех и поехали дальше, в Гулен. Видно есть у них в этом городке важное дело, раз лезут туда в открытую, не считаясь ни с чем.
Зонар еще раз все осмотрел, и ничего противоречащего своим выводам не нашел. Это его порадовало. Потому что, раз так, раз проклятые вынуждены скрываться от солнца, значит среди них нет Старых. Значит нужно только найти место, где они остановятся в следующий раз, ибо за эту ночь они не доберутся до Гулена, даже если очень будут спешить, даже с заводными конями. У Зонара же, и у гуленских братьев в запасе будет целый день. Сейчас лето, ночи короткие, далеко сволочи не уйдут. Найти вас до заката, и на вилы, да в огонь. Узнаете, паскуды.
Мужики снесли мертвецов в сторонку, сложили рядком, накрыли мокрыми от ночной росы ветками. Будут ехать обратно, заберут. Либо похоронят у себя на жальнике, либо отдадут родным, если те явятся. Грех хоронить храбрых людей.
у дороги, на краю болота, где всякая проезжая сволочь может оскорбить мертвеца нескромным или недобрым взглядом, где лесная и болотная нечисть бродит невозбранно.
Управившись с трупами, затеплили на том же месте маленький костерок. Не для тепла — ночи стояли теплые — для света. Стражник, которому повезло остаться в живых потому, что брат Играм отправил его к Зонару гонцом, организовал из мужиков три караульных поста, по два человека. Двоих отправил на полверсты назад по дороге, двоим, велел пройти за мост, и маячить там, так чтобы видели свет костра, еще двоих послал в лес, наказав спрятаться там не далеко от опушки, да не спать, а постоянно перекликаться ночной птицей, одному сычом, другому филином. А сам отошел к кустам, куда сложили мертвых, сел там на землю, и свесил голову. Иерарх вспомнил, парня звали Везя. Может, был у него среди погибших верный друг, и он теперь винил себя, что не оказался с ним рядом, может, нет, а просто парень ошеломлен крутыми поворотами судьбы? Ведь повернись все по-другому, пошли Играм к Зонару не его, а, например того долговязого, что умер приколоченный к сосне, и сидел бы сейчас долговязый понурив голову, а, Везя, лежал бы рядом, прикрытый ветками. Многим такие игры рока кажутся странными. Отцу Зонару тоже казались раньше, никак он не мог понять, чем руководствуется провидение, посылая одному смертельный сюрприз, а другому оставляя возможность ходить по земле, дышать воздухом, спать и видеть сны. Потом как-то раз в одну из пьяных ночей, снизошло на него откровение: ничем судьба не руководствуется, рассыпает свои подарки щедрой рукой направо и налево, кому что попадет. Потому что сука. Потому что судьба.
Отец Зонар хотел подойти к парню, поговорить, если надо утешить. В академии был специальный курс прикладной риторики, как словами облегчить человеку ношу, отвалить с души камень, коий многие самолично на себя взваливают, а потом прут всю жизнь, дрожа коленками и треща хребтом. Кому, как ни иерарху оберегать души паствы. Хотел, но не стал. Успеется. У Зонара было еще дело, которое нужно было сделать в первую очередь.
Он снял с седла мешок, что собрала ему в дорогу жена. Там завернутая в смену исподнего, рядом со склянкой бальзама закрывающего раны отыскалась заветная шкатулка. Иерарх достал флакончик с вещанкой, пересчитал взглядом оставшиеся. Еще четыре, должно хватить. Он сел у костра, мужики подвинулись, учтиво предложили ему чей-то потник, зажмурился и выпил.
Среди мельтешения цветных пятен, он не сразу нашел изумрудную стрекозу, досадуя на себя за промедление. Действие вещанки кончалось быстро — чем дольше провозишься, разыскивая сигнал, тем меньше останется времени на разговор. Не успеешь сказать что-то важное, пей снова. А вещанку ведь в лавке не купишь, да и пить ее ковшами не следует. В темной пахучей жидкости скрывается безумие.
Стрекоза нашлась, Зонар ухватил ее, и вытащил вперед, приколол к месту внутренним взглядом, подождал один вздох.
— Кто?— спросила стрекоза.
— Брат Зонар, из Телячьего Лога.
— Слушаю тебя, брат,— голос стрекозы показался Зонару знакомым.
— Не нужно больше рассчитывать на брата Играма,— холодно сказал Зонар,— он и его люди покинули сей мир.
Стрекоза помолчала немного, и Зонар даже не сердился на нее за промедление.
— Досадно и прискорбно,— сказала наконец, стрекоза.— Засада?
— Нет. Беспечность и неудачливость. Они остановились на привал там же, где красноглазые расположились на дневку, и не заметили их.
— Досадно,— сказал знакомый голос.— Будь начеку брат. Мы идем по дороге, скоро увидим овраг. Укрепись сердцем. Со мной трое братьев, два "академика" практиканта, и два десятка стражи.
— Я дождусь, подкрепления из Ковиц, и с рассветом двинусь вам навстречу,— сказал отец Зонар.— Кто ты брат?
— Болев, не узнал? Я сразу понял, что это ты.
Зонар слегка опешил. Не ожидал встретить вот так старого друга, с которым в академии выпил тайком не одну баклажку водки.
— Рад тебя слышать,— сказал он, наконец, и поспешил добавить, потому что контакт хирел и истончался, изумрудная стрекоза побледнела и пыталась уплыть за ромб с фиолетовыми разводами.— Среди них нет Старых, Болев.
Неизвестно расслышал ли его Болев. Стрекоза сорвалась с привязи, и пропала.
Иерарх открыл глаза. Сидящие у костра мужики, все это время неотрывно за ним наблюдавшие, тут же поопускали глаза, закряхтели, завозились. Один стал подкладывать в костер хворост. Боятся — понял Зонар. Боятся оказаться под ветками, как те, Играмовы стражники. Плохо. Само его присутствие, иерарха Зонара, должно исключать всякие страхи. Не может быть ничего плохого, там, где есть иерарх. На этом высокая иерархия и держится. Увы, сегодня брат Играм всем этим людям показал, что может. Может и случается.
— Кхм...,— сказал тележник Допога, глядя в огонь,— одначе, ковицынские то, отец Зонар, должны уж и подойти, кхм, мыслю так. От Ковиц то, ближе, нежели от нас.
— Это от Сохрыни ближе,— сказал кто-то по ту сторону костра, по голосу младший Дроге,— а отседова дальчее.
— Все одно, пора уж,— сказал Допога.
Остальные молчали. Языки огня играли тенями на лицах мужиков.
— Братья из Гулена идут нам на встречу. Завтра, еще до вечера настигнем красноглазых, и насадим на колья. Теперь сил хватит, даже и без ковицынских. Гулен пятерых иерархов отправил нам в помощь,— не дрогнув голосом, соврал Зонар, причислив двух студентов академии к полноправным братьям,— и два десятка стражи.
— Стражи?— вперив взор в огонь, сказал тележник, и добавил, повергнув Зонара в ужас.— Лучшее бы дружинников.
Вот так рушится мир. Когда крестьянин, услыхав о пяти иерархах — неодолимой силе, идущей ему на помощь, вздыхает и печалится, что нет с ними дружинников.
Там, за спиной Тифонии, переулок заканчивался, сливаясь с ярко освещенным проспектом. Отсюда, из тени, можно было видеть краешек афишной тумбы, ажурные стойки газовых фонарей, лаковые экипажи, катящиеся в это время — ранний вечер — по Виктории сплошным потоком, без просветов. Время от времени появлялся полицейский капрал. Его силуэт в синем мундире пересекал проем между домами, пропадал из виду, а через некоторое время шествовал в обратном направлении. На другой стороне проспекта Виктории, ярким пятном раздражал глаза магазин "Лучшие ткани". Со стороны проспекта, переулок выглядел узкой темной щелью. Тусклый свет падал туда, только из окон домов. Их было немного, и если бы капрал и бросил в эту сторону безразличный взгляд, ровным счетом ничего бы не увидел.
Неподалеку, в помойке под лестницей, ведущей на захламленную террасу, опоясывающую второй этаж доходного дома, шуршали осмелевшие крысы. За минувшее время они привыкли к присутствию двух людей, тем более что те вели себя тихо, и в сложное течение крысиной жизни не вмешивались.
-Я сплю и грежу,— сказала Тифония. Она сидела на деревянном ящике и мягкой меловой тряпочкой полировала короткий клинок. — Старый орден возрождается. Кто бы мог подумать.
Ходоки, как правило, люди скрытные. О большинстве тех, кто населяет Эспеф, и другие подобные места, никто не расскажет ничего кроме слухов. И никто эти слухи не опровергнет, и не подтвердит их достоверность. Хочешь, верь, хочешь, нет. Не любят эти люди рассказывать о своем прошлом, по крайней мере, рассказывать правду. Так же и расспрашивать друг друга, "Кем ты был, до того как впервые ступил на путь?" не принято. Таковы принятые среди них правила. Тифония была одним из немногочисленных исключений.
Каждый знал, что прежде, она была помощницей в книжной лавке, в месте, которое на картах пути обозначается Вращ, или реже, Ки. С ней случилась там неприятная история. Один молодой человек, в которого она имела неосторожность влюбиться, поступил не так как подобает порядочному человеку.
