— Взять и поделить? — не удержался от ответа Денис.
— Точно. Как сам понимаешь идея очень привлекательная для тех, у кого ничего нет, а таких большинство. Когда власти спохватились и стали душить, было уже поздно, если уж рукописи не горят, то идеи — тем более. Ну-у... вроде все сказал. Вопросы есть?
— Чего они на нас-то взъелись? Мы вроде не... — Денис замялся, подбирая нужные слова.
— Представители эксплуататорских классов? — пришел ему на помощь мудрый руководитель.
— Шэф! Ты наверно доктор философских наук! — изобразил восхищение во взоре Денис. Командор бросил на него косой взгляд и ухмыльнулся:
— Мелкий подхалимаж свидетельствует о здоровой обстановке в коллективе... А вообще-то, да — столько всякой хрени в голове сидит... и не выкинуть никак... Ладно, возвращаемся к нашим баранам — я не понимаю, чего они вдруг на нас поперли, как на буфет вокзальный.
— Может демонов сильно не любят? — высказал предположение Денис.
— Может и так... — с сомнением в голосе ответил верховный главнокомандующий, — а может и нет, чего сейчас говорить. Теперь мы тоже враги араэлитов.
— А как они про нас узнают? Мы же вроде всех... а экипаж, по идее, должен молчать — сами замазаны...
— Дэн, мой опыт свидетельствует, к сожалению... что такая информация всегда всплывает... рано или поздно. Так что надо просто быть к этому готовым — не расслабляться!
— Понятно.
Глаза Шэфа на мгновение сделались пустыми и тут же он вернулся из "дозора":
— Пошли, у нас гости.
* * *
*
"Оба-на! Какой типаж! Не узнаю вас в гриме!" — промелькнуло в голове Дениса. Крепкий мужчина, лет сорока, стоящий рядом с боцманом, произвел на него сильнейшее впечатление: он точь-в-точь походил на пирата, каким себе его представлял Денис по многочисленным книгам и фильмам: бандана неопределенного цвета: скажем так — грязно-зеленого; относительно чистая, белая рубашка; ярко-красный матерчатый пояс; синие штаны; черные, до колен сапоги. За поясом у "пирата" имелась пара кинжалов и кривая сабля — по виду, самый что ни на есть, настоящий ятаган. Завершали облик незнакомца густые черные волосы, собранные в конский хвост и такого же колера усы и борода.
"На Карабаса-Барабаса, похож..." — поделился своими наблюдениями внутренний голос.
"Точно! — согласился Денис, — только борода покороче и плетки не хватает. Хе-хе-хе!"
Пока компаньоны двигались от капитанской каюты к месту переговоров, между "пиратом" и боцманом шла нешуточная перепалка, сопровождавшаяся криками и размахиванием руками с обеих сторон. Несколько матросов наблюдали за происходящим, стоя в сторонке — близко никто не подходил. Казалось еще чуть-чуть и торги, а это были именно торги насчет величины вознаграждения за швартовку "Арлекина", непременно перерастут в потасовку, но оба участника переговорного процесса, были мастерами своего дела и словно виндсерфингисты на гребне волны, удерживались на тоненьком лезвии бритвы, отделявшем условно "мирные" переговоры от оскорбления действием. "Пират" дождался подхода компаньонов, замолчал и с достоинством поклонился. Шэф, а вслед за ним и Денис, ответили ему тем же, но более сдержанно. Над палубой на короткое мгновение воцарилась тишина, которую нарушил боцман:
— Господин! — горячо заговорил он, бросая гневные взгляды на "пирата", — это акулье отродье требует за швартовку сто монет!
— Лоцман Алхан! — еще раз поклонился "пират", — к вашим услугам, пир!
... общая форма обращения к незнакомому аристократу...
... да-а... все же хорошо иметь толмача на башке!.. вырезанного...
— Лорд Атос! — дотронулся до краешка шляпы главком, даже не делая вид будто пытается ее приподнять. Денису ничего не оставалось, как последовать примеру верховного главнокомандующего:
— Лорд Арамис!
"Карабас" поочередно бросил пристальный, тяжелый взгляд на обоих и придал лицу почтительное выражение, которое все же плохо маскировало его корыстные намеренья. Через легкую вуаль почтительности как бы приоткрывалось истинное лицо чернобородого корсара, на котором аршинными буквами было написано: Лорд там, или не Лорд — это дело десятое. А цену придется заплатить! И все! И точка!
"Тертый калач. Тяжело будет Шэфу с таким торговаться..." — решил Денис, но главком в очередной раз посрамил маловера.
— Ваша цена, почтеннейший? — с барственной улыбкой обратился верховный главнокомандующий к Алхану. "Карабас-Барабас" сразу отвечать не стал, выдержал приличествующую важности момента паузу, и только потом огладив двумя руками, на восточный манер, свою пышную бороду, степенно ответил:
— Сто монет... Лорд. — Боцман возмущенно засопел и уже было открыл рот, чтобы высказать все, что он думает по поводу мироеда, но командор остановил его легким движением руки.
— Серебренников? — безмятежно полюбопытствовал Шэф. И тут впервые с того момента, как Денис увидел "пирата", он уловил на его невозмутимом лице признаки некоторого волнения. Казалось внезапный шквал возмутил зеркальную, до этого, водную гладь.
— Сто золотых. Лорд. Сто золотых. — Веско проговорил "Карабас" и дерзко уставился своими горящими, черными глазищами в холодные, серые глаза верховного главнокомандующего.
— Сто золотых... — меланхолично пробормотал главком, как бы про себя, а потом встрепенулся, будто его посетила какая-то неожиданная мысль, — а почему не сто пятьдесят, любезнейший?.. Или двести? — он улыбнулся Алхану "специальной" улыбкой, от которой того, несмотря на очевидно богатый, и наверняка весьма специфический, жизненный опыт, слегка передернуло. — А может ты хочешь триста полновесных золотых монет, за то, чтобы твои опухшие от пьянства, ожиревшие бездельники, слегка пошевелили веслами? — взревел Шэф.
И тут по выражению лица "пирата" стало понятно, что он начал сомневаться, что мысль явиться на борт "Арлекина", со своим нескромным предложением, была удачной. Похоже, до него стало доходить, что он слегка переборщил, а самое главное — не на того нарвался.
"Умеет же Шэф вселить почтение в девственные души, не то что я..." — с завистью подумал Денис.
"Какие твои годы?.." — утешил его внутренний голос.
"Будем надеяться..." — с некоторым сомнением подумал Денис.
"Не боись! — научишься!" — твердо пообещал внутренний голос, бросив тем самым лучик надежды в душу владельца. Такая поддержка дорогого стоила, потому что надежда — важнейшая составляющая жизни человека. И даже трудно сказать, какое из высказываний более правильное: "Человек живет, пока надеется", или "Человек надеется, пока живет"? А может быть оба правильные? Короче говоря, внутренний голос свою задачу по поддержанию душевного равновесия Дениса, выполнил с честью.
— А какую цену хочет предложить Высокий Лорд? — продемонстрировал готовность к диалогу чернобородый.
— Высокий Лорд... — медленно заговорил командор, — хотел бы сначала поджарить тебе пятки, а потом вздернуть на рее! — "Карабас-Барабас" от этих слов ощутимо побледнел: он отчетливо понял — печенкой прочувствовал, что Высокий Лорд нисколько не шутит — верховный главнокомандующий умел быть чертовски убедительным, когда это требовалось. Денис обратил внимание, что борода "пирата" стала казаться не просто черной, а иссиня-черной, по контрасту с белым цветом щек и лба. Боцман в этот момент бросил на него восхищенный взгляд, как бы говорящий: "Учись студент!"
"Учусь... куда ж я денусь... — мысленно ответил боцману Денис, — даже если бы не хотел, все равно пришлось бы..."
Выждав время, достаточное для того, чтобы лоцман хорошенько проникся и осознал, главком продолжил:
— Шучу... шучу... — проговорил Шэф таким тоном, что даже последнему дураку стало бы ясно, что шутить он и не думал, а лоцман Алхан, судя по всему, дураком не был. — Не буду скупиться, — продолжил верховный главнокомандующий, — и дам настоящую цену! — слово "настоящую", командор выделил тоном, показывая, что фантасмагорическое предложение лоцмана никто всерьез рассматривать не собирался. — Пятнадцать эмаров!.. — произнес он. — Пятнадцать полновесных золотых монет! — командор чуть глаза не закатил от восторга, предлагая "Карабасу-Барабасу" тоже визуализировать такую колоссальную гору золота, сосредоточенную в одном месте, и получить от созерцания этого зрелища неземное наслаждение! — И по рукам! — Как только "пират" услышал такое предложение, весь его страх за свою жизнь и здоровье испарился, вытесненный куда более сильным страхом, не получения запланированной мзды, тяжесть которой он уже физически ощущал в кошельке на своем поясе.
— Пятнадцать золотых!!! — завопил чернобородый так, будто его уязвила гадюка в самые чресла. — Да за пятнадцать монет мои ребята задницы не оторвут от скамеек в борделе, а не то что выйдут в море! — Он хотел добавить еще что-то про величину вознаграждения, но осекся под суровым взглядом главкома.
— А скажи-ка пожалуйста... Синбад-мореход... — неожиданно ласково и вкрадчиво начал Шэф, совершенно сбив с толку "Карабаса-Барабаса" незнакомым идентификатором и мягкостью тона, — а разве кроме тебя никто не занимается таким доходным промыслом, как швартовка большегрузов? — "Карабас" ошарашено уставился на командора, чем-то напомнив очкарика, остановленного поздно вечером в проходном дворе троицей гопников, поинтересовавшихся у него насчет мобилы. Лоцман смотрел на командора, как ботан на предводителя гопоты, произнесшего сакраментальное: "А если найду?", в ответ на его клятвенные заверения об отсутствии у него искомого предмета. А верховный главнокомандующий не унимался, он видимо решил добить соперника, и так уже лежащего на лопатках: — У меня что-то со зрением... — доверительно сообщил он чернобородому, и в ответ на его непонимающий взгляд, пояснил: — Я что-то не наблюдаю очередь из судов ожидающих швартовки и жаждущих воспользоваться твоими услугами... видимо у меня что-то с глазами... — ты видишь эти корабли, а я — нет!.. Так что у тебя, — тон главкома снова стал жестким, как асфальт для плохого велосипедиста, — есть альтернатива: или ничего не заработать, или получить пятнадцать монет! Полновесных, золотых, желтых кружочков!.. — тоном змея искусителя произнес он, — или ничего... Выбор за тобой!
— Так... эта-а-а... — начал было "пират", но ничего конструктивного сформулировать так и не смог, и инициативу снова взял в свои руки Шэф:
— Так... эта-а-а... — передразнил он чернобородого, — я сейчас велю спустить ялик и отправлю боцмана на берег, поспрошать кто сколько берет за швартовку, и клянусь яйцами Великого Кракена, найду швартовщиков за двадцать монет!
— Высокий Лорд! — возопил лоцман Алхан, — конечно же, этот ушлепок Тахир согласится и на тридцать монет, но у него только две галеры, а для нормальной швартовки нужно три! Он разобьет твой корабль о причальную стенку, а не ошвартует! — высказав все что он думает о подозрениях главкома в своей финансовой нечистоплотности, чернобородый замолчал с видом оскорбленной невинности.
— Терзают меня смутные подозрения в правдивости твоих слов, мореход... — негромко проговорил Шэф, пристально глядя ему в глаза.
И тут "Синбад-мореход" доказал, что не зря ест свой хлеб, и что его подельники... тьфу ты — сослуживцы, знали кого отправлять на переговоры. Что ни говори, а "Карабас" был мастером своего дела! Он воздел руки к небу и с грустью, которую человек с "улицы" в жизни не сыграет — для этого надо иметь природный талант и закончить, как минимум, цирковое училище, а лучше Институт Театра Музыки м Кинематографии, или что-то еще в этом роде, воскликнул: — Высокое Небо свидетель, что я пытался этому помешать... но не все в моих силах... и я ухожу... После этого с видом: делай что хочешь: хозяин — барин... и если тебе не жалко твое судно, то я умываю руки и отправляюсь восвояси, "пират" очень правдоподобно изобразил, что больше его ничего на борту "Арлекина" не интересует и направился к штормтрапу, дабы прекратить эту бесполезную дискуссию, и покинуть место, где его благородные порывы по оказанию бескорыстной помощи людям были так бессовестно оболганы, а сам он выставлен рвачом и стяжателем. Мудрый руководитель, конечно же, на эти дешевые, фокусы не купился, но все же дал возможность "Карабасу" сохранить лицо, остановив его буквально в последний момент, когда тот уже готовился перебросить свое жилистое тело через фальшборт:
— Твоя цена лоцман? — услышав вопрос, "пират" с проворством чертика из табакерки вернулся за "стол переговоров":
— Восемьдесят монет!
— Двадцать две! — парировал Шэф, сохраняя на лице невозмутимость и загадочность сфинкса.
— ... семьдесят пять!.. акульи потроха и якорь всем в глотку! — разгорячился чернобородый.
— ... двадцать четыре!.. и то, только потому что мне нравится твой хвостик! — это заявление главкома сильно насторожило "Карабаса-Барабаса", но сбить себя с толку он не позволил и продолжил азартно торговаться:
— Семьдесят пять!.. Дешевле только трахнуть пьяную русалку!..
— Двадцать пять!.. Акулий плавник тебе в гланды!..
— Семьдесят!.. себе в убыток, но уж больно корабль красивый... жаль если криворукие уроды разобьют его об причальную стенку...
— Ты разорить меня хочешь!?.. — грозно набычился командор. — Двадцать семь!.. осьминожью мочу тебе вместо пива!..
... здорово Шэф торговаться умеет...
... и ругается тематически...
... капитан Врунгель, блин!..
... интересно, где научился?..
— Это ты меня хочешь пустить по миру!.. у меня одних гребцов шестьдесят человек!.. а у всех дети... — маленькие засранцы!.. и жены — тюленьи задницы!.. Шестьдесят пять! И не медяком меньше!
— А чего так мало-то? — глумливо удивился верховный главнокомандующий. — Набрал бы сто дармоедов... селедкам хвосты крутить!.. Хер моржовый!.. Двадцать восемь!.. И не медяком больше!
— !!!... шестьдесят пять!.. сучья икра!..
— !!!... тридцать!.. выкидыш медузы!..
— ... !!!...
Через десять минут криков, ругани и взаимных оскорблений, высокие договаривающиеся стороны устало смахнули пот с вспотевших лбов и пришли к консенсусу, остановившись на тридцати пяти золотых. И все равно, уже после того как ударили по рукам, лоцман время от времени бросал на Шэфа такие взгляды, как будто не мог понять, как это он так обмишурился, согласившись на такую цену. Было у него во взгляде, скажем так — некоторое обалдение. Но! — договор есть договор, и перефразируя цитату из одного замечательного фильма, можно было бы сказать: "Договор окончательный, и обжалованию не подлежит!" Сразу же после его заключения, главком отправил Дениса в каюту за деньгами, а "пират" распорядился чтобы были подняты пять сигнальных флажков: три красных, белый и зеленый.
— Деньги вперед! — попытался он хоть в такой, абсолютно ничего незначаще мелочи, настоять на своем, но был сражен сакраментальным ответом верховного главнокомандующего:
