Грузовики, урча моторами и раскачиваясь, словно огромные верблюды, катились из Ирана под бирюзовым небом. Жара уже не так сильно донимала, хотя в полдень всё еще требовалась остановка в тени, чтобы мотор не перегрелся. Позади осталась Бактрия, с песками, где белеют верблюжьи кости, зеленые сады долины Самангана. Хмурые горы и зеленые пастбища, слышали рокот моторов, и радовался окрестный люд привезённым чудесам цивилизации в виде батареек для японских телевизоров и радиоприёмников, русских алюминиевых казанов, китайским шёлковым отрезам и серебряным украшениям для женщин.
Дехкане, погонщики, ткачи, медники и седельники, собираясь по вечерам в чайханах, слушали рассказы о том, что творится в соседних провинциях. Все, конечно, смотрели телевизор, эта модная иноземная игрушка имелась в каждой горной деревне, но ловила далеко не везде, и качество картинки было ужасным, да и одно дело телевизор, и совсем другое — рассказ живого человека.
* * *
Вот уже и показались знакомые до боли родные места. За Гургураком потянулись зелёные делянки бахчевых. Огромные зелёные туши арбузов глянцево блестели среди выгоревшей на осеннем солнце листвы. Мухаммад возвращался в родной Пули-Хумри, где рассчитывал отдохнуть немного от бесконечных скитаний.
За Саки-Келаем пыльная дорога свернула к пенистому потоку Пули-Хумри. Сердце в груди старика сладко заныло. Три года назад он оставил эти места. Казалось бы, что такое жалкие три года, но душа всё равно радовалась, как когда-то в далёком детстве. Хрипло рычали измученные моторы тяжело нагруженных машин. Каравану ехать ещё долго, до Кабула больше 180 миль. Там, надо взять груз драгоценных камней, единственное, чем славится эта, забытая Аллахом страна. Смарагды, фируза и забарджид104 здесь продаются по бросовым ценам. Если повезёт, караванщики вернутся домой с хорошей прибылью.
— Хаджа Мохаммад, уважаемый, — обратился к Хусейни старший из купцов. — Посоветуй, ехать ли нам до Кабула не останавливаясь, или всё-таки сегодня заночевать здесь, а завтра утром по холодку выехать. Уж очень хорош в Пули-Хумри караван-сарай
— Конечно лучше заночевать, — старик рад оказать небольшую услугу, выручившим его караванщикам. — Пули-Хумри, уважаемые, очень древний город. Здесь останавливались караваны ещё в эпоху Искандера Двурогого105!
Если вы не против, я пока с вами останусь. Это хоть и родной мне город, но я здесь не был целых три года. Моих близких забрал Аллах, а как обстоят дела у родни, я не знаю. У нас в стране за последние годы столько изменилось, жаль, что в основном к худшему. Да простит мне Аллах уныние моё, но не видел я радости на лицах моих соотечественников ни в одном уголке страны…Караван, медленно продвигаясь по кривым улочкам старого города, выехал на центральную площадь. Там где когда-то стояла пятничная масджид-мечеть Хаджи Рашида, сейчас высился забор из кривых жердей. За забором — кучи строительного мусора и остатки стен. «Тоже кабульские власти свои порядки наводили…» — догадался Мухаммад.
Вдоль забора расположился импровизированный рынок, на котором продавцов больше чем покупателей. На серых и чёрных чадырах были разложены нехитрые товары: гранаты, виноград, арбузы, пластмассовые украшения из Индии, пыльные отрезы каких-то цветных тканей, деревянные и пластмассовые игрушки и клетки с птицами. Что особенно удивило Мухаммада так это стопки чёрно-белых фотографий с портретом короля Захир-Шаха в полной парадной форме. И это в мусульманской стране, где изображать людей запрещено Кораном.
К счастью, постоялый двор остался цел и невредим. Его, в отличие от мечети, похожие на крепость стены, не привлекали внимания политиков и реформаторов. Караван-сарай манил караванщиков журчанием хауза106, горячей водой хаммама, уютом шумной чайханы с традиционным зелёным чаем, ароматом свежих лепёшек и горелого бараньего жира. Вот только высокая «надстройка» над купеческими грузовиками не позволила им протиснуться в ворота. Распаковывать груз было лень, хозяева решили, что за одну ночь ничего не случится с их грузом и решили оставить машины прямо на площади, припарковав их в тени высокой и толстой арчи. Осторожность всё же не покинула их головы окончательно, договорились караулить парами, со сменой через каждые два часа.
Мухаммад решил наведаться в Тапакалах, что на противоположном берегу бурного горного потока Пули-Хумри. Он надеялся найти там кого-то из родственников. Хоть и вырос он в самом городе, но в Тапакалахе жили родичи его отца потомственные седельщики, которым всегда была работа в городе на важном торговом пути.
— Подождите, уважаемый! Да благословит вас аллах! — закричал Мухаммаду какой-то пожилой прохожий, едва тот направился в сторону чёрной вершины Исламкала, нависающей над Пули-Хумри.
Услышав призыв, Мухаммад остановился, перекинул на другое плечо чадар, и опёрся на дорожный посох.
— Салам алейкум, почтеннейший! — выдохнул прохожий. — Не вы ли будете Мухаммад Хусейн ар-Рустам, сын почтенного Рустам Ахмата, племянник седельщика Исмаила?
— Ва алейкум ас-салам! — Мухаммад с удивлением пристально посмотрел на бодро ковыляющего ему на встречу пожилого горожанина. — Вы помните меня и моего отца, да простит всех нас Аллах.
— А ты, я вижу, забыл своего приятеля Мустафу Джафара, — засмеялся встречный. — Помнишь, как мы мальчишками подложили нашему мударису107 кизяков под стол? Нас с тобой потом били палкой по рукам. Больно было… Ты точно должен это помнить.
— Ах, брат мой, Мустафа! — Картинка в голове Мухаммада сложилась и он отчётливо, словно дело было вчера, вспомнил шалости полувековой давности. — Конечно, я помню тот прискорбный случай и надеюсь, что хаджем в священную Мекку я искупил этот детский грех.
Он раскинул руки, чтобы обнять старинного приятеля. Старики похлопали друг дружку по пыльным васкатам.
—Мухаммад, храни тебя Аллах, не хочешь ли рассказать старому приятелю о своих странствиях? — Даже состарившись, Мустафа не растерял мальчишеского любопытства.
— С превеликим удовольствием, брат, только я сначала хочу дойти до нашего родного кишлака, должен же кто-то остаться.
— Не ходи, друг мой, в Тапакалах… — сразу помрачнел Мустафа. — Нечего там сейчас делать. Нет там никого… Совсем нет.
— Как нет? Там же две дюжины семей жило ещё три года назад. Что за мор напал.
— Будь прокляты эти кабульские вероотступники. Пусть им джинны в Джаханнаме углей погорячее подсыпают. Они же в мае в Пули-Хумри все три мечети взорвали. И в кишлаке вашем тоже. Те, кто взрывал, далеко не ушли. На Катайбакальском перевале их ночью догнали и всех зарезали, как баранов. Животы набили камнями и бросили в реку. Через неделю пришли каратели с пушками и пулемётами. Весь Тапакалах сожгли начисто. Ни одного дувала, ни одного чаппари не осталось. Жители, которым удалось выжить, перебрались в город, а в Тапакалахе — только камни.
— Брат мой, Мустафа, я разделяю твоё горе, оно для меня так же велико… — Мухаммад положил ладонь на плечо приятеля. — Ты будешь желанным гостем в моём доме.
Мухаммад не был обременён поклажей, поэтому быстро вернулся в караван-сарай, свернул скромные пожитки в чадар и, попрощавшись с караванщиками, быстрым шагом отправился за Мустафой.
Вечером он рассказывал большому семейству о приключениях в Священных Городах Пророка.
— …обошёл я вокруг Каабы семь раз, отошёл, чтобы обратиться с молитвой Всевышнему, и тут кто-то толкает меня в спину… — за пиалой зелёного чая размеренно течёт речь Мухаммада. Развалившись на курпаче, он рассказывает всем собравшимся домочадцам о перипетиях хаджа.
— Да позволит Аллах всем совершить свой хадж, — вдруг с улицы раздался хриплый бас. — И пусть Всевышний примет его. Салам алейкум, бахайрасти108, уважаемые, могу ли я преступить ваш порог?
— Входи быстрее, Хаджи. Садись. Пей чай, ешь плов, халву, пахлаву, но не перебивай нашего гостя.
— А кто у нас сегодня гость?
— Ты должен его помнить, он всего на два года старше тебя. Это Мухаммад Хуссейн из Тапакалаха, со мной в одном медресе учился. Он последние три года странствовал, хадж в святые места совершил. До самой Мекки дошёл и вокруг Каабы тааф выполнил. А вернулся к пепелищу. Пока у меня поживёт, а там посмотрим.
— Гость — посланник Аллаха, это добрый знак, да будет Аллах милостив к нему. — Хаджи подобрал ноги под себя и оглядел достархан в поисках пиалы. И тут же скомандовал громким голосом, — Зулейха, дочка, чай неси.
За столом потекла неспешная беседа. Гость подробно рассказывал о Мекке, о мечети Аль-Ахрам, о толпах паломников одетых в некроеную одежду, о женщинах с неприкрытыми лицами, об источнике Зам-Зам и бег между холмами Сафа и Марва.
Про путешествие через Ирак и Иран он тоже рассказал. Рассказал, что научился по дороге высокому искусству предсказания, освоил изготовление шамаили, чем очень гордился. Вот только на родине его народ жил так бедно, что шамаили даже вырезанные на деревянных досках были роскошью для большинства горожан.
— А не слышал ли уважаемый хаджи Мухаммад, как живёт наш король Захир-Шах, которого предал брат его сердар Дауд? — обратился к гостю Хаджи Худадад. — Мой сын109, да будет милостив к нему Аллах, говорит, что король может вернуться в страну, если народ его поддержит.
— А как, дорогой Хаджи может народ поддержать короля? Ведь сегодня вся страна разорвана на части разными властолюбцами, лицемерными вождями и прочими порождениями шайтана. — В голосе Мухаммада звучит горечь. — Пуштуны доблестного Маулави воюют с таджиками Льва Панджшера Масуда, Лев Герата сражается с узбеками и туркменами Мухаммади Наби. Ночь безумия накрыла нашу несчастную страну.
— Ты абсолютно прав, хаджи, да благословит тебя Аллах. Мой сын говорит то же самое, но добавляет при этом, что если найдётся человек готовый пожертвовать семьёй и родом, чтобы объединить всех заблудших и погрязших в грехе братоубийства, то народ пойдёт за таким человеком. Ему кажется, что наш старый король как раз таков. Ты, дорогой брат, заметил на базарах портреты короля? Ещё полгода назад их не было, а сегодня они пользуются огромным спросом. Кроме портретов продаются ещё и сборники поучительных историй, которые приписываются Захир-Шаху. Толкования священных сур и аятов, разоблачение ложных пророчеств и всё в духе обретения единства разных племён Афганистана.
— Это мне нравится, это греет мне душу, но как эти картинки могут помочь в борьбе против автоматов и пулемётов?
— На спусковой крючок автоматов жмут люди, а если в голове у человека правильные мысли, то и автомат он направит туда, куда следует.
— Кстати, а кто в Пули-Хумри у власти? — решает перевести разговор с опасной темы Мухаммад Хусейн. — Я сегодня вечером приехал и ещё не успел вникнуть в здешнюю жизнь.
— Эмир Раббани, да ниспошлёт Аллах ему милость и процветание, прислал к нам какого-то ненормального джаграна110, который тут же из молодых парней набрал отряд в полтораста человек и начал наводить свои порядки. Обложил проезжающие караваны лютым налогом, начал оружие у нас отбирать… Всё это без решения шуры, без советов со старейшинами. Мы пожаловались на него в Кабул самому Раббани. Тот оставил все его самоуправства в силе, но самого отсюда убрал. Пообещал, что новый будет обязательно все порядки устанавливать через шуру города.
— И вы так вот просто и согласились оружие отдать? — удивился Мухаммад.
— Нет, конечно. Отдали только совсем старое и то, что уже не починить, всё остальное собрали и попрятали. Против современных автоматов наши винтовки в прямом бою нас не спасут, а вот из засады, вполне годятся. Да и парни, что служить пошли, против нас вряд ли воевать будут, это же наши сыновья и внуки. Они, скорее автоматы против пришлых повернут, чем в родню стрелять начнут.
— А я слышал, — подал голос Мустафа, — что в Баглане аскары111 Хекматияра уже вершат суд и расправу. Почему они сразу к нам не продвинулись не понятно.
Долго ещё в свете тусклой электрической лампочки, еле разгонявшей темноту душной афганской ночи, шло обсуждение жизни города.
Не заметили, как досидели до утреннего намаза, оповещавшего правоверных о даровании им Аллахом нового дня. Помолившись на рассвете, старики отправились отдыхать. Однако утренний отдых был не долог. Рёв дизельных двигателей и скрежет траков по камням мостовой прогнал сон. А когда тишину провинциального городка разорвала очередь крупнокалиберного пулемёта, стало понятно, что в городке снова меняется власть. У бойцов Раббани крупняка не было.
Ещё через четверть часа в ворота дувала раздался частый стук.
— Бобо112 Мустафа! пусти нас быстрее! — до слуха присутствующих донёсся громкий шёпот. Ну, пожалуйста, поскорее!
— Исмаил, ты что ли? — издалека крикнул Мустафа, узнав голос внука. — Сейчас-сейчас, уже иду.
Он сдвинул тяжёлый засов, приоткрыл толстую деревянную створку и впустил внутрь троих парней с автоматами. У одного из них вся левая сторона головы была обильно залита кровью.
Калитка за вбежавшими закрылась. И в то же мгновение задрожала под ударами прикладов.
— У вас скрываются душманы113. Открывайте! Не то выломаем ворота, — почти мальчишеский голос сорвался в фальцет. — У нас приказ сердара Хекматияра об изъятии оружия у всех, кто не относится к армии «Хезб-и-Ислами».
— У нас нет оружия, — крикнул в ответ Мустафа. Эмир Раббани, да благословит его Аллах, уже изъял всё, что у нас было.
Душманов у нас тоже нет. Вы гнались за моим внуком и его товарищами. Они простые парни, помогали милиции эмира Раббани в поддержании порядка. У них даже оружия не было, только палки.
— Ничего не знаю! — удары прикладов по доскам ворот усилились. — За не подчинение приказам сердара мы можем сжечь ваш дувал и повесить всех, кого найдём. Поэтому пока мы не сломали вам ворота, открывайте их сами.
— Хорошо, хорошо, уже открываю, только не ломайте мне ворота, — ворчал Мустафа, снова сдвигая засов. — Входите. Можете искать, сколько вашей душе угодно.
— Вот этого в крови, расстрелять! — тут же ткнул пальцем в сторону паренька низкорослый щуплый парнишка в чёрном васкате. Паколь он где-то потерял, а едва наметившаяся бородка торчала патлами, поэтому выглядела, на взгляд аксакалов, совершенно непристойно.
— За что? Это же просто мальчишка!
— Он кинул гранату в наш мотар114! Нам повезло, что не добросил. За это мы убиваем без всяких судебных заседаний. Пуля в голову, мясо — стервятникам. — Снизошёл до объяснений молодой командир, но тут же принялся командовать обыском.
Вскоре команда не найдя ничего, покинула двор Мустафы. Целый день по всему небольшому городку продолжались обыски. То тут, то там слышались одиночные выстрелы. После вечернего намаза отряд покинул Пули-Хумри, пообещав, что утром прибудет постоянный гарнизон из бойцов Хекматияра.
Горожанам очень не понравилось такое неуважительное отношение к ним со стороны очередного претендента на власть. Аксакалы, старейшины, главы махалли к полуночи собрались в караван-сарае на городскую джиргу.
