Этот снеговик был как зеркало, — говорила ему одна часть его сознания, — или как программа виртуального психоанализа. Там не было никого, кто мог бы ответить, теперь он знал это, но все равно рассказал все.
Он рассказал снеговику о его собственной, весьма незначительной квалификации для этой миссии по ассимиляции. Что он был полицейским; что он специализировался на раскрытии жестоких, порочных, самых причудливых преступлений. Его работа состояла в том, чтобы работать на местах преступлений, пытаясь увидеть разгромленное имущество, кости и разбросанную плоть глазами преступника.
Капур был достаточно квалифицирован, чтобы понять мотивацию снеговиков, после двадцати пяти лет попыток разгадать умы инопланетян, принадлежащих к его собственному виду.
Все это отозвалось дрожью в сердце снеговика, без комментариев или реакции, без похвалы или отвращения.
Капуру стало стыдно за потраченное время. Он замолчал, подбоченившись, перед пастью Снежинки.
Снеговик пристально наблюдал.
И, наконец, Капур понял.
Что-то вроде ряби пробежало под Капуром; это было так, как если бы пространство было озером, по которому пассивно плавало его заключенное в оболочку тело.
— Капур. — Голос Мэйса был напряженным. — Сплайн.
Капур чувствовал огромную усталость. — Что с ним?
— ...Он исчез.
Время вышло. Сплайн открыл свои лазерные пушки.
...Корабль оторвало в сторону, выдернуло со своего места, как глазное яблоко из глазницы, отбросило на миллион миль в космос; он остался вращаться, весь в синяках и разрывах.
Капур вернулся на яхту.
— Были ли травмы?
Лицо Мэйса было широким, пустым, сердитым. — Что вы думаете? Но автоматика работает; корабль возвращается, чтобы забрать нас. Что вы сделали с чертовой Снежинкой, Капур?
— Это не я пытался открыть по нему огонь, — тихо сказал Капур. — Что случилось?
— Гравитационные волны, — сказал Мэйс. — Как тяговый луч. — Внезапно страх проступил на поверхности жестких черт Мэйса; его глаза казались еще более неуместными, металлическими островками в море человеческих эмоций. Он указал в иллюминатор, указывая на темное пятно размером с ладонь. — Со стороны сверхскопления Девы; хотя это, вероятно, совпадение...
— Я уловил эхо луча.
— Капур, думаю, я знаю, как они это сделали.
— Снеговики?
— Принцип Маха. Я думаю, они могут манипулировать принципом Маха.
Капур покачал головой.
С каким-то раздраженным терпением Мэйс сказал: — Сплайн встроен в материальную Вселенную. Эта материя притягивает сплайн гравитационными полями — но поля окружают корабль равномерно; они равны во всех направлениях, изотропны и неподвластны времени.
Капур нахмурился. — И вы думаете, у снеговиков есть способ сделать поле неравным?
Мэйс неловко рассмеялся. — Думаю, за тринадцать миллиардов лет можно многому научиться.
Капур обдумал концепцию. Луч Маха был впечатляющим, решил он. Но Вселенная была наполнена впечатляющим оружием и технологиями.
Однако теорема Геделя — это было что-то другое. Это было действительно ужасно. Мэйс, молодой, лишенный воображения, больше отреагировал на выстрел энергетического оружия, чем на факт существования Вселенной без дна и верха, без смысла, непознаваемой. Капур почти позавидовал ему.
— Думаю, я понял это, — сказал он Мэйсу.
— Что? Их мотивацию? — Несмотря на страх, Мэйс на мгновение заинтересовался. — Скажите мне, полицейский. Я знал, что что-то должно быть; у каждого разумного вида есть цели.
— Кусочки головоломки были у нас почти с самого начала, — сказал Капур. — При разработке Снежинки снеговики уже практически оптимально использовали материю, записывая информацию вплоть до термодинамического предела... которая определяется фоновой температурой Вселенной. Но они знали из теоремы Геделя, что всегда будет больше событий для записи.
Лицо Мэйса кисло сморщилось. — Ой. Вы хотите сказать, что они ждут, пока Вселенная остынет... только для того, чтобы они могли хранить больше данных?
Капур улыбнулся. — Идея приятная. За эоны, прошедшие со времени постройки Снежинки, они уже достигли шестикратного увеличения емкости! И еще через сорок миллиардов лет вместимость снова удвоится...
— Терпение, Мэйс. Это ключ.
Мэйс пристально посмотрел в лицо Капура, морщинки вокруг его глаз выдавали враждебность. — Полицейский, иногда вы меня пугаете.
Капур, смутно довольный такой реакцией, ничего не ответил. Мэйс спросил: — Как вы думаете, будет еще одна попытка?
— Ассимиляции? — Капур покачал головой. — Сомневаюсь, что Снежинка позволит нам снова подойти так близко.
Он повернулся лицом к пустоте иллюминатора. Глазами, не отличающимися от человеческих, он посмотрел за прозрачные паруса лазерной яхты и увидел сплайн, приближающийся, чтобы забрать их. Тот двигался осторожно, все отверстия для оружия были открыты.
За столетия и миллионы сражений человечество достигло положения, напоминающего господство над себе подобными. И оно начало противостоять ксили, которые перемещались в космосе, как корабли по поверхности океана.
Постепенно, медленно, люди исследовали великие проекты ксили. Была предпринята сотня эпических поисков, названа сотня имен, которые нашли отклик в течение долгого дня человеческой истории...
И более чем в сотне опустошенных человеческих миров истребители ксили сложили темные, как ночь, крылья.
ВАКУУМНЫЕ ДИАГРАММЫ
21124 год н.э.
Пол открыл глаза.
Его тело болело. Он лежал лицом вниз на поверхности, которая светилась белым светом. Трава или тонкие волосы покрывали поверхность.
Что это за место? Как я сюда попал? И...
Как меня зовут?
Его лицо стало скользким от пота, дыхание вырывалось изо рта. Он воспринимал очертания ответов, как фигуры, видимые сквозь туман. Он корчился на блестящей земле.
Ответы уплывали прочь.
Бессмысленный звон пронесся в его голове: — Мы здесь, потому что мы здесь, потому что мы здесь, потому что мы здесь...
Трава исчезла. Он ждал, опустошенный.
Трое мужчин медленно шли по городу Рафинадная Глыба. Пол следовал за Тафтом и Грином, их оживленный разговор проносился мимо его сознания. Виды, звуки и запахи нового города хлынули в его пустую память.
Зарождающаяся улица была застроена блочными зданиями из вспененной руды метеорита. Большинство зданий все еще были темными и безмолвными. Пол миновал строительную площадку. Огромные машины с похожими на рты носами для руды разгребали обломки метеорита и выплевывали полы и стены. Холодный воздух был наполнен пылью, вонью машинного масла и неуместным запахом свежесрубленной древесины. Четверо рабочих расхаживали по стройплощадке, покрикивая на огромные устройства, которые выполняли их приказы.
Тафт и Грин остановились у края светового колодца высотой по колено. Пол присоединился к ним и заглянул в колодец. Открытая поверхность Рафинадной Глыбы на глубине двадцати футов представляла собой сияющий диск. Луч света вырывался прямо из колодца и отражался в изогнутых зеркалах над их головами, освещая окружающие улицы.
Тени проплывали под открытой плоскостью, как рыбы в залитом светом пруду.
Небо было иссиня-черным. Над тонким слоем воздуха над городом кружили военные корабли-сплайны, отчетливо сферические.
Пол чувствовал, что парит, подвешенный между тайнами вверху и внизу.
— Сосуществование с ксили, — говорил Тафт. — Вот в чем суть колонии. Падение метеорита, размазавшего камень по поверхности этой Глыбы, было чудесным разрушением. Терраформируя этот регион и колонизируя его, мы можем доказать ксили, что нам не нужно воевать с ними. — Он был высоким, крепко сложенным мужчиной лет сорока; недостаточное освещение колодца придавало его бородатому лицу демоническую силу, и когда его металлические глаза остановились на нем, Пол испытал психический шок.
— И разве ваш таинственный беспризорник здесь не собирается подвергнуть это опасности? — потребовал ответа Тафт.
...И однажды, понял Пол, этот человек попытается убить его. Он придвинулся ближе к коммандеру Грину.
Грин встал своим невысоким, коренастым телом между Тафтом и Полом. Яркий свет отражался от его богато украшенных эполет военно-космического флота. — Ваш проект колонизации в настоящее время не ставится под сомнение, доктор Тафт, — сказал он оживленно.
— Так ли? — Тафт приподнял кустистые брови. — Тогда отзовите своих боевых псов со сплайнов. Потратьте свои ресурсы на мои усилия по терраформированию здесь, внизу.
Грин развел мозолистыми руками. — Давайте придерживаться сути, хорошо? Вы знаете, что у меня нет полномочий отозвать флот исключений. А те, кто может, вряд ли откажутся, пока с Рафинадной Глыбой связано так много загадок, так много угроз.
Тафт фыркнул. — Угроза? Правительство ведет себя как кучка суеверных дураков каждый раз, когда упоминаются ксили. Послушайте, Грин, мы добились большого прогресса. Мы установили, что Глыба является артефактом, изготовленным из конструкционного материала ксили...
— И это, пожалуй, все, что вы установили, — сказал Грин с оттенком стали. — Несмотря на деньги, которые вы уже потратили.
— Коммандер, плита конструкционного материала ксили — это не папиросная бумага. Вы не можете просто проделать в ней дыру.
— Я знаю это. Итак, мне кажется, что Пол здесь — с его доказанными способностями к нелокальному восприятию — наша лучшая надежда получить какие-то достоверные данные. — Он подмигнул Полу. — Чего я не понимаю, так это какую угрозу представляет для вас Пол.
Тафт уставился на Пола. В его металлических глазах блеснул яркий свет, и Пола снова охватил безымянный страх. — Я не буду обсуждать это при мальчике, — сказал Тафт.
Пол постарался, чтобы его голос звучал ровно. — Я бы хотел услышать, что вы хотите сказать. И я не мальчик, доктор. Физически мне двадцать лет.
Грин ухмыльнулся, показав ровные зубы. — Рад за тебя.
— Черт возьми, Грин, мы ничего не знаем об этом вашем мальчике. Его нашли в грязном, плохо сидящем скафандре на открытой поверхности на окраине города. Никто, включая самого Пола, не знает, кто он такой и как он туда попал, поэтому он говорит...
— У него настоящая амнезия, — вмешался Грин. — А что касается того, как он попал на Глыбу — Тафт, вы когда-нибудь путешествовали на корабле-сплайне?
Тафт впился в него взглядом. — Я похож на головореза военно-космического флота?
— Военный корабль-сплайн, — терпеливо объяснил Грин, — это живое существо. Сфера диаметром в несколько миль. Его экипаж из людей занимает помещения, выдолбленные в слизистой оболочке желудка. Корабль-сплайн — большое, сложное, беспорядочное место. Если бы Пол был безбилетником, он был бы не первым...
— Он неизвестен, — настаивал Тафт. — И, вводя его в эту ситуацию, мы подвергаемся неизвестному риску.
— Но что не подлежит сомнению, так это его причудливая способность к квантово-механическому восприятию. Он представляет огромные возможности.
Тафт скрестил руки на груди и уставился в световой колодец. — Предположим, я откажусь сотрудничать?
— Честно говоря, у меня достаточно полномочий, чтобы принудить вас, — тихо сказал Грин. — Официально это зона военных действий.
— Я буду действовать через вашу голову.
— Я мог бы вас арестовать. Реквизировать ваш персонал. Доктор, у вас нет особого выбора.
Медленно Тафт кивнул. — Вы правы, коммандер. У меня нет выбора. Пока что. — И он бросил еще один свирепый металлический взгляд на Пола.
— Я рад, что мы согласны, — сухо сказал Грин. — Итак, полагаю, у вас есть план, как взять Пола на край. Это кажется хорошей идеей.
Тафт неохотно кивнул. — И при необходимости мы могли бы подняться на Угловую гору.
— Мы? — подозрительно спросил Грин.
Тафт указал на строительную площадку в нескольких ярдах от них. Четверо рабочих собрались вокруг машины, которая разбила сопло о неподатливый кусок скалы. — Вы можете видеть, насколько мы заняты, — сказал Тафт. — Я не собираюсь жертвовать своим расписанием ради этого предприятия. Я сам буду сопровождать мальчика.
Четверо рабочих тихо пели, вытаскивая сломанный патрубок. Пол напрягся, чтобы расслышать их слова, пораженный необъяснимым чувством значимости.
Грин осторожно сказал: — Конечно, я провожу вас обоих.
— Как пожелаете.
— Ну что, приступим?
Слова песни рабочих разносились в холодном воздухе: — Мы здесь, потому что мы здесь, потому что мы здесь, потому что мы здесь...
Пол стоял как вкопанный. Слова эхом отдавались у него в голове.
Грин коснулся его руки. — Пол? Ты в порядке?
Пол с трудом повернулся. Морщинистое лицо Грина обнадеживало. — Эта песня, — сказал Пол. — Что это значит?
Грин послушал несколько секунд, затем усмехнулся. — Пол, солдаты и моряки поют это веками. Всякий раз, когда их заставляют делать что-то, что им особенно не нравится. Мелодия называется "Доброе старое время". Считается, что она происходит еще до оккупации кваксов... — Он вгляделся в лицо Пола. — Ты слышал это раньше?
— Я... не знаю. Возможно.
Грин грустно улыбнулся. — Да ладно. Давай догоним Тафта, пока он не сбросил нас с Глыбы.
Тафт проводил их к машине на окраине города.
Воздух здесь казался холоднее и разреженнее. Необработанный метеоритный материал, обожженный и раздробленный, хрустел под ногами Пола. На горизонте виднелась обнаженная грань Рафинадной Глыбы, неподвижная и плоская, как море света — море, которое простиралось на тысячи миль, пока не перехлестывало через край, словно через какой-то огромный водопад фотонов.
Двойные тросы проходили по обломкам и выходили на поверхность. — Мы проложили тросы по всем граням Глыбы и по краям, — сказал Тафт с ироничной улыбкой. — Мы завернули эту огромную тайну, как посылку на день рождения, а, Пол? — Он открыл машину. Это был цилиндр длиной около сорока футов, который цеплялся за свои тросы, как стекловидное насекомое. Большая часть корпуса была прозрачной, и в нем находились пять подвешенных на сложных подвесах больших сидений в два ряда. Тафт помог Полу устроиться; ремни были перекинуты через его плечи и вокруг талии, придавая ему дополнительное чувство безопасности.
Тафт занял место в передней части машины, перед приборной панелью, центром которой был маленький джойстик. Тафт толкнул ручку вперед, и машина, вздрогнув, начала подтягиваться вперед по тросам.
Они выбрались из городского атмосферного купола. Глубокая синева неба поблекла, обнажив твердые звезды. Корабли-сплайны проплывали мимо звезд, острых как алмаз.
Темный метеоритный материал становился все более редким, и вскоре они плавно плыли над сияющим океаном. Случайные тени, слабые и шириной в мили, простирались от горизонта до горизонта.
Тафт сделал корпус непрозрачным, превратив машину в уютный пузырь нормальности. Пол вцепился в ремни и погрузился в беспокойный сон.
Свет вернулся потоком. Пол резко проснулся... и закричал.
Его кресло повернулось назад на шарнирах. Нос машины приподнялся по меньшей мере на десять градусов. Снаружи Рафинадная Глыба тоже накренилась. Он падал навзничь...
