— А я так смогу?
-Вряд ли. Таких стрелков немного. Лично я знаю всего два-три человека. Но это и ненужно. Монетку проще просверлить. Стрельба, она для другого. Хотя, бывало и так, отстреливали гранаты в полете. Научиться дырявить летящие пятаки нельзя. К такой стрельбе надо быть готовым изначально. Умные люди говорили: особая комбинация психофизических качеств. Короче, талант у меня. Говорят, редкий.
Затем последовала демонстрация стрельбы по двум мишеням из двух пистолетов. Тоже впечатлило.
Интервал не превышал двух секунд, а сектор, в котором показывались мишени, был достаточно широк — градусов шестьдесят. Получилась своего рода олимпийка, только с боевым оружием. Промахов не было.
— А так ты вполне сможешь научиться, — заметил Валентин Михайлович.
Следующим упражнением стала стрельба из пистолета на дистанцию сто метров. И тоже по движущейся мишени. Только теперь уже — ростовой.
— Это каждый стрелок должен уметь. Стреляем с высокой мушкой. Но такое можно вытворять только хорошо изучив свое оружие на практике, научившись видеть, как летит пуля, почувствовать ветер. Не по таблицам просчитать, а по тому, как он холодит щеку.
Стрелок, использующий недокументированные возможности оружия, уже относится к категории 'особо опасен'. Особенно, в лесу, городской застройке, на пересеченной местности. Он способен быстро отбить охоту преследовать себя, наделав подранков. А потом приблизиться и добить.
-Да, за таким и с автоматом гоняться закаешься!
-Точно так. Противник думает, что твой лимит — 25-50 метров, а я и со 150 в ростовую могу. Убить, конечно, вряд ли получится, но боеспособности лишу. И, при случае, обзаведусь более серьезным вооружением. Представляешь, как люди в таких случаях огорчаются?
Потом я увидел, как стреляют на звук с дистанции 10 метров. Мы расставили на земле ряд бутылок. Михалыч закрыл глаза и начал стрелять. Бутылки разлетались после каждого выстрела. Сначала справа, потом слева. И так, пока оба пистолета не стали на задержку. Затем последовал комментарий:
— Фокус простой, но полезный. Только надо иметь хороший слух. Обрати внимание, как ветер в горлышках свистит. Когда порыв или направление меняется, направление на цель чувствуется особенно точно. Полезный навык, особенно, если учесть, что иногда приходится стрелять в темноте.
Кстати, ты теперь понимаешь, что хорошему стрелку магазин большой емкости не особенно нужен? Лично мне в подавляющем большинстве случаев удавалось ограничиться четырьмя-пятью выстрелами. Это при том, что в двух обоймах -16 штук. Пистолет — оружие для скоротечного огневого контакта, не для войны.
Чаще всего так: не хватает обоймы, значит — не повезло.
— По бутылкам на звук у меня дед умеет, — заметил я. — Маузер у него, наградной, еще с Гражданской.
— А интересно посмотреть будет — улыбнулся Валентин Михайлович. Тем более, он завтра приедет. Сходим на стрельбище втроем?
-Конечно! — обрадовался я.
В тот день я начал учиться стрелять. Оказалось, что эффективные методики ускоренного обучения существуют и здесь.
-Да мы коллеги! — восхитился я.
-До некоторой степени, — согласился со мной Валентин. — А что прикажешь делать, если жизнь требует из слегка подготовленных здоровых парней за месяц-два сделать волкодавов.
И помолчав, добавил:
-Когда надо, и не так раскорячишься! Война — строгий учитель. Она оценивает бойца по двухбалльной системе: 'сделал или погиб'.
Потом добавил:
— Бывает и так: сделал, но погиб. Это тоже плохо. Ладно, отставить лирику, продолжаем.
...Как ты видишь, отрабатывать спуск надо не фалангой, а первым суставом указательного пальца. Пока я отрабатывал спуск до появления судорог в руке, мой учитель о чем-то глубоко задумался. Захотелось сделать человеку что-то приятное.
Улучив момент, я спросил:
— Не пробовали помечтать о покое и маленьком уютном домике на склоне? Чтобы рядом река и морской берег. Крики чаек, крабы, выползающие на берег, пенные барашки волн. И играющие дельфины, подходящие совсем близко к берегу в часы, когда восход окрашивает воду в розовый цвет, и это розовое свечение смешивается с клочьями пропадающего под солнцем ночного тумана...
— Не мое это!
— А вот вы представьте, только представьте: летняя кухня, затянутая виноградной лозой, запах мяса, жарящегося на углях, молодое вино, которое ты сам давил из созревшего на твоих глазах винограда, сам ставил на брожение, сливал с осадка...
Сжав челюсти так, что на щеках резко проступили желваки, Валентин Михайлович вытолкнул из себя:
— Юра, а засунь-ка ты этот свой домик себе в задницу!
Слегка удивленный неожиданно грубой репликой, я скромно ответил:
— Не могу, Михалыч. Не влезет. Там уже много чего есть, например мечта о счастье для всех, 'и чтобы никто не ушел обиженным'!
— Знаешь, за что тебя когда-нибудь прибьют, Юра? — слегка успокоившись, спросил Валентин.
— Только догадываюсь.
— А вот я знаю точно! За художества с людскими душами! Ты же как будто записываешь свое в чужие мозги. Напрямую, как пером по бумаге! Это ж уму непостижимо, я увидел тот дом, тропинку к крыльцу, трещины на краске оконных рам, занавески, колышущиеся под легким сквознячком. Хозяйку в легком сарафанчике...
— Что не так? — спросил я.
-Да все! — с болью ответил мой сегодняшний учитель. У меня своя мечта была! Без твоей, я бы славно прожил! А теперь я могу точно нарисовать дельфина, хотя никогда в жизни их не видел. Теперь я помню, как здорово плавать в большом бассейне, уцепившись за скользкое, будто сделанное из мокрой губчатой резины, тело. Помню, как забавно верещат дельфины, загоняя косяк ставриды. Ощущаю запах креветок, сваренных в закопченном мятом ведре на костре, разложенном на песке. Слышу, как трескаются раковины мидий на углях. Вспоминаю, как все это здорово запивать вином, и рот заполняется слюной, как у собаки Павлова. Но ведь это не мое, правда?
— Подарок. Что еще подарить хорошему человеку, кроме хороших чувств?
— Не делай так больше! И, кстати, мне стало интересно, можешь ли ты вообще просто беседовать с людьми? Без этих эффектов? Хватит мне загонять напрямую в мозг все, что вздумается! Хотя бы из уважения, а?
Я слегка сосредоточился. Собеседник, напротив, обмяк, будто из него выпустили воздух.
— Вот и все, Михалыч. Нет у тебя больше мечты о домике у моря. Тебе легче? А насчет голого убеждения я тебе вот что скажу — это и в той жизни не работало... Времени, у меня, понимаешь, мало.
Неожиданно, мне стало грустно. Хотел как лучше, а получилось, что обидел хорошего человека. Как всегда, короче. Подумав, я произнес:
— Валентин, помнишь, я тебе говорил, что с миром можно разговаривать?
— Помню, но не особо верю.
-И не надо! Мне, чтобы поверить, пришлось сгореть и возродиться, а ты еще ни разу не умирал. Откуда вере взяться? Видишь тот скальный выход на верхушке холма?
— Вижу.
— Пошли.
-Зачем?
-Увидишь!
Периодически проваливаясь в снег по колено, оскальзываясь на пятачках льда, зализанного ветром до синевы, мы поднялись на вершину холма. Стало ощутимо холоднее.
Наградой нам стал фантастической красоты вид на присыпанный снегом лес, отблеск заходящего солнца в еще не замерзшей речке и силуэт крупной хищной птицы, парящей в синеве, начинающей темнеть у горизонта.
-Пожалуйста, сними перчатки и положи обе руки на камень. Плотно прижми! Вот здесь, где поверхность практически ровная. Не бойся обморозиться, это займет всего лишь минуту-две.
В удивленном взгляде Михалыча явственно читалось: 'Парень, а у тебя как с головой, все в порядке'?
-Не сомневайся, — ответил я ему взглядом.
Пожав плечами, мой спутник снял перчатки и положил ладони на выстуженный ветром камень.
— А теперь почувствуй — не думая при этом словами — кто ты и зачем. Подумай об окружающем тебя пространстве как о бездне, способной поглотить любого.
Ощути себя птицей, парящей в небе, небом, под которым сейчас стоишь, и на которое так редко смотришь. Ветром, который несет переполненную снежинками тучу. На мгновение стань лесом, а затем устреми внимание на камень, холодящий руки. Он пролежал здесь сотни лет, но еще помнит слепую, сметающую все на своем пути мощь принесшего его ледника и ярость кипящей магмы, из которой он произошел.
Не надо ничего просить. Ты — часть мира, плоть от плоти земли, на которой был рожден. И она поможет тебе. Лишь иногда будут сниться странные сны — силы, которых ты сейчас впервые коснулся, иногда любят смотреть на мир глазами людей.
Отняв руки от камня, спутник смотрел ошалелыми от наскоро придуманного ритуала глазами.
— Странные какие-то ощущения. В теле легкость, голова пустая.
— Да не обращай внимания. Это скоро пройдет. Сам увидишь! Только расскажи потом, как оно, когда к миру ближе. Удивленно пожав плечами, я добавил:
-Не каждому удается, а ты вон как — с первой попытки. Что ж, Валентин, готовься к мелким приятным чудесам.
— Посмотрим...— недовольный зряшной, по его мнению, потерей времени, буркнул Валентин.
Забегая вперед, замечу, что полковник мне так ничего потом и не рассказал. Разве что обмолвился как-то, что действительно, временами ему снится всякая чушь.
Только по рассказам третьих лиц я узнал, изменения были. Буквально через неделю, начальство выделило новую квартиру. Через месяц — неожиданно для врачей выздоровела умиравшая от рака гортани мать. Чуть позже — брат оказался единственным выжившим, когда на скользком склоне перевернулся автобус. Более того, на нем даже царапин не было!
Валентин Михайлович потом все же признался, что в тот день он остро захотел оказаться от меня подальше. И написал рапорт, который так и не удовлетворили по причине несерьезности предъявленных аргументов.
Позже подчиненные иногда шутили над забавной привычкой командира подолгу, будто согревая, держать ладони на больших камнях и стволах деревьев. Но кто без странностей?
Спустившись вниз, мы пошли домой, а еще через час запыхавшийся посыльной позвал к телефону. Поговорив, пришлось помянуть всех известных богов и героев, а также их родню тихим незлым словом, и пойти собирать народ. Выходной испорчен.
Еще через час мы собрались в выделенном для работы помещении и начали мозговой штурм.
— Товарищи, нам дана возможность вволю пофантазировать на тему оптимального устройства системы управления и некой идеи, внедрив которую в общественное сознание, мы сможем избавиться от проблемы с национализмом.
Единую общность типа 'советский народ' и лозунги о плавильном котле наций, где все становятся приятно смуглявенькими, велено даже не пытаться предлагать. С ними, говорят старшие товарищи, конфуз получается великий.
Последний вопрос повестки дня: чем заменить идею построения коммунизма, которую вот-вот признают недопустимым идеализмом.
— Это как? — недоуменно развел руками Миша Мещерский.
— А так! Уже появились публикации о том, что коммунистическая идеология в нынешнем состоянии — не более, чем слегка перелицованные идеи библейского толка. Типа морковки перед ослиной мордой, которую вешают, чтобы животное быстро бежало в желательном направлении.
Руководство считает, что их предшественники готовили измену и демонтаж системы. А потому искажалось и уродовалось все, до чего можно было дотянуться — от теорий построения общества до повседневной правоприменительной практики.
Необходимо срочно проработать более конкретную модель справедливого общественного устройства. Особо подчеркиваю: конкретную.
— Да если бы он хоть где-то существовал, тот коммунизм... — скептически протянула сестренка.
-Оценка 'два'! Вера, мне за тебя стыдно! Мы-то с тобой как раз при коммунизме и прожили большую часть жизни. Папа и мама давали нам все по мере возможностей, и, заметь, платы не требовали! В любой нормальной семье — всегда — коммунизм! А вот в обществе — пока нет. Надо сделать так, чтобы был.
Хуан Антонио задумчиво заметил:
-После того, как меня вывезли из Испании, я три года прожил в детском доме. До сих пор благодарен! О нас заботились, как о родных!
— Ой, а я об этом всем как-то и не подумала, — огорченно вымолвила сестренка, смешно наморщив лоб.
— Продолжаю! С того момента, как было задекларировано, что СССР в свой деятельности не руководствуется более никакими догмами, в профильных журналах — вал статей на тему о том, что марксизм оказался хорош как инструмент разрушения. И не более того.
Тут же последовали реплики:
-Читали, как же!
— Так у него и задачи такой не было — строить. Этому ашкенази деньги не на то давали. Он кормил Женни и детей за счет того, что создавал в Европе движения, которые будут в будущем рушить государства. И, надо сказать, этот еврей свою получку отработал честно!
— Зато он поломал сидящее у людей в подкорке почтение к Власти, которая, якобы от бога.
— Поломать-то поломал. Ломать — не строить! Но вот потом — пустота, заполненная херней!
— Хоть коммунизм пока и не родился, но религию из него сделать уже пытались!
— Ага, пытались! Но лишь затем, чтобы превратить идеологию в набор ритуальных завываний, а затем свернуть лавочку. Мудро придумали, однако!
— Зато люди поняли, что не стоит стесняться, когда режешь неправильную власть. Объективные законы исторического развития, так вот! И за это бородатому Карле — наше пролетарское мерси!
Я постучал кулаком по крышке стола. В учебном классе узла связи, отданном в полное наше распоряжение, слегка поутихло.
— Напрасно тратим время! Перечисляем известное, а вперед — ни на шаг! Андрей, подведи итоги:
— Ну, про марксизм — ясно. О прошлом, вроде, тоже. Думаю, интересен исключительно текущий момент. Как обычно, у нас проблемы. Как все давно привыкли, большие.
Тот уродец, который называется у нас социализмом, фактически нежизнеспособен. Его поддерживают, но это как раз та ситуация, когда система действительно может рухнуть, и придавить наших детей. Ну, и нас, если доживем. Пока что мы снова и снова воспроизводим общественные отношения, отжившие еще до нашего рождения. Однако, теории пока нет, и завтра ее ожидать не стоит.
Потому самое важное на данный момент — половчее управляться с имеющимся в наличии. Спроектировать хотя бы не общество справедливости, а для начала систему, не пропускающую подонков во власть. Ну, и комплекс мер по эффективной и перманентной очистке всех уровней управления от негодяев.
Помявшись, Андрей закончил:
-Ну, это я так думаю. Могу и ошибаться.
— Сегодня понедельник. Свои соображения по перечисленным мной вопросам мы должны в связном виде подать не позже среды. В понедельник, 17 ноября, в газетах будет инициирована широкая, всенародная дискуссия по этим вопросам.
Работаем, товарищи, время пошло! И помним, что на данный момент ключевых вопросов всего два — идеология и эффективность системы управления.
Минута тишины. Затем в аудитории будто сорвался камнепад. У каждого оказалось свое, отличное от всех прочих видение проблемы. Полетели клочья виртуальных бород.
