Ролевик: Рунолог. Мелочь пузатая

— Интересно...

— Видел потоки?

— Конечно.

— Повторить можешь?

— Ну... попробую.

— Сперва не напрягайся, а то еще долбанет. Ни ты, ни я твоих сил не знаем.

— Да ладно, не учи ученого... А что-то еще можно?

— Ну, можно сделать очень острую кромку. Тоже меняешь структуру, только более целенаправленно. И потом замучаешься с ножнами, так что проще сделать контур отталкивания. Но это уже глиф. Могу научить. Хочешь?

— Давай.

— А еще дай бумажку, я тебе нарисую простые руноскрипты — ну, «для просветления ума», «для здоровья и силы», «от печали» и «на волю к победе». Переврать их невозможно, а запитывать у тебя есть чем. На амулетах потренируешься. Попрошу Гордея — он книжки любит, поискать в лавках пособие по рунике. Если не найдет толкового — сама начну писать, ибо «Подгорный том», что в академической библиотеке, понимают одни гномы, которые его наваяли. А наваяли, потому что из камня. При всем желании из библиотеки не вынесешь, в дверь не пройдет.

Вожгарь рассмеялся.

— Ну, надо же, сколько заботы, и все ради кого?

— Не так спрашиваешь, — оборвала дурной разговор. — Не ради кого, а ради чего. Чтобы вы отбились. Ладно, давай «стрелы чаровать», я поработаю, а ты отдохнешь и посмотришь. Потом, когда Топа придет, объясню досконально.

Так дотемна и просидели, я формировала астральную составляющую деструктора, вкладывала ее в энергетическую «приманку», закрепляла все в передней части наконечника. Потом резала по отдельности две половинки прямого Хагала, стараясь, чтобы бороздки при повороте точно совпадали, это было привычно, в свое время гранат больше тысячи настрогала. Вожгарь поодаль сидел-сидел, да и ушел в дом, вернулся с хлебом и кувшином молока, потом хлопнул себя по лбу и побежал за кружками.

Я говорю:

— Погоди. Принеси еще два котелка, лучше — чугунных. Хочу тебя удивить.

Усмехнулся, принес котелок и кастрюлю. А мне-то какая разница, главное — металлические. В котелок встроила глиф синтеза мясной кашицы, в кастрюлю — намного более простое плетение синтеза воды. Обвела точки, в которые энергию подводить, показала, как работает. В результате поужинали бутербродами с импровизированным паштетом.

— А это долго продержится? — спрашивает.

— Думаю, да. Оно ж не на каждый день, для убежища. Если людям придется долго прятаться — чтоб с голоду не перемерли.

Пришли Гордей с Топой, я их тоже угостила. Они кашицу проглотили и не заметили — за день проголодались. Помимо топиной магии, там и физического труда хватало, да на холоде. Вожгарь еще полкаравая притащил, они хлеб ломали и кусками из котелка остатки вымазывали.

— Занятная штуковина, — Гордей постучал по котелку и перевернул его кверху дном, разглядывая снаружи. — Никогда о таких не слышал. И не читал.

— Армейская разработка, — говорю. — На весь мир о ней кричать не стоит, а жизнь в походе или в убежище облегчает серьезно.

— Да уж, не только в походе, — согласился он. — Я бы вот от такой не отказался. Чтоб за работой не отвлекаться — не успеешь за стол сесть, а у тебя уже и обед готов.

— Но невкусно же!

— Знаешь, тетя Хюльда, когда я что-то эдакое задумал, мне вся еда на один вкус. Хошь пироги, хошь помои.

— Точно? Так увлекает? А я, вообще-то, собиралась тебя инициировать. Если захочешь, конечно. Вон, дядя твой сегодня магию в себе открыл...

— Да ты что? — Гордей привстал и заинтересованно уставился дядьке в лицо, а тот скорчил рожу и показал язык. — Не-е-е, не верю.

— Не веришь — проверь сам. В вашем роду, скорее всего, одаренных больше половины, потому как даже свой источник имеете.

— Источник? А я почему не знал?

— Потому что его не было, — пожал плечами Вожгарь. ься А теперь есть. Как раз тут, в пристроечке, вон, ближе к окошку.

— Хм... — Гордей встал из-за импровизированного стола. — Опять надо мной смеешься, да? Русалок никак не забудешь... Но они были! Ты их просто не ви...

Быстрым шагом прошел к окну, развернулся... и плашмя грохнулся на пол. Выругался. Попробовал подняться — опять свалился. Встал на четвереньки. Тут и мы с Топой подбежали. Инициация у Гордея вышла малость аварийная, но ничего, таких в Академии на десяток две-три обязательно были, там дураков поначалу хватает, вплоть до третьего курса и первой серьезной практики. Придерживая за руки, перераспределила ему потоки, подождала, пока он глазами хлопал и дышал, будто едва не утоп.

— Ну, дядька, ну, удружил... — ага, продышался. — Это он мне простить не может, как на Красную горку...

— Что?!

— На Красную горку, говорю, — Гордей тяжело поднялся с колен, и мы с Топой его довели до табурета. — Я русалок в заброшенном саду видал. В том, который на левом берегу Переплюйки...

— Я не о том, я о Красной горке.

— Ну, праздник у нас такой, ты не подумай, теть Хюльда, не в честь каких-то богов...

— Да плевать на богов, не о них речь. Дело в том, что я его знаю. И имена ваши знаю, что означают. Вот у тебя — что гордый, а у твоего дядьки — что возится он много... с чем-то. А родом ваши предки с Земли.

— Не, тетя Хюльда, с Руси! — засмеялся Гордей. — Плохой из тебя догадчик. Нас таких тут с десяток деревень будет, если не считать места, где не все наши живут. Ну, и в этой, Мшане, кто не наброд — тот наш. Пращуры до Альфара Первого еще пришли. Старец, понимаешь, завел: говорил — в Беловодье, а вывел в болото да к Переплюйке. Тут ему и кирдык настал — мужики в лес прогнали, он и сгинул без воротиши. Оно, конечно, в новом месте странно им было, но прижились, а нам-то тут уже все родное — и леса, и болота.

Смотрю, за разговором успокоился, эфирка постепенно меняется так, как надо, можно до утра не контролировать.

— Пошли спать, — говорю. — Утро вечера удалее.

Потемну в город возвращаться не стали, Вожгарь нам на чердаке шкур и одеял кучу бросил, мы в них зарылись, как мыши. Сперва прохладно было, все же не лето, а потом согрелись. Гордей, слышу, сопит, а Топа откинул одеяло, руки за голову — и мечтает о чем-то.

— Что не спишь, — спрашиваю.

— Да вот думаю, — отвечает. — Эк их проняло-то! А я только наружный поток ощутил — волосы дыбом встали, и все. Ни вот на столечко силы не взять!

— Ну, это же их источник, — говорю. — На их род ориентированный. Гоша завтра придет, или за ним в Мшану зайти?

— Должен...

— Вот и посмотрим — их порода или не их.

— И ты всех учить будешь?

— Ну, не знаю, учеба ли это... Покажу, как на металл по-другому смотреть, чтобы совсем мелкую мелочь видеть, покажу, как на эту мелочь влиять, а дальше они сами разберутся. Книжки еще подобрать подходящие надо, но это уже потом. Практика, Топа — лучший критерий годности для теории, а у них практики и раньше было хоть завались... Так что тут, скорее, я им всего лишь новый инструмент подарила.

— Не прокакают, инструмент-то дареный?

— Не знаю, Топа, не знаю... Вроде бы, не должны. Тут еще источник свое требовать будет, сам знаешь, как оно на физе чувствуется, когда резерв переполнен.

— Ага, проще понос удержать.

— Так что спи, не волнуйся. Завтра у нас с ранья запарка начнется, ты мне нужен отдохнувшем и свеженьким...

— Как огурчик, теть Хю!

Да, местное «как огурчик» значит совсем не то, что на Земле. Тут огурцы красные, крупнопупырчатые, формой напоминают кабачок-кривошейку, на вкус сладкие с ощутимым мятным «холодком» на языке. Так что когда говорят «как огурец», то часто имеют в виду краснорожесть и прыщи, а вовсе не мятную свежесть. Да, и не солят их тут, не маринуют, а варят компот и повидло. Зато листья и цветы у них в точности огуречные — ни отнять, ни прибавить.

С мыслями об огурцах и заснула. Эх, если бы нам снилось то, о чем перед сном думаем, как просто было бы высыпаться. Обычно, оно наоборот: ты о хорошем, а тебе о плохом.

Нисколько не удивилась, что, не доходя до черного сна, наткнулась на Альфлед. Ее саму не увидела, а суть ощутила четко. Она тянула меня за руки, уговаривала и сердилась. Еле удалось удержаться от полного перехода, на Кугро выскочила в сновидческом теле.

— Как дела, союзник?

— Тоскливо, — протянула Альфлед. — Идет серый снег. Дерек пригнал три подводных корабля со специалистами, сейчас одни собирают портал, а другие исследуют источник в вулкане. Говорят, больше нельзя рисковать с черным вихрем, и так тут все энергопотоки искорежены, восстанавливать не один год придется. Вот и будут теперь вдоль архипелага на этих каменных кораблях кружить, хорошо хоть, под водой... позорище.

— Каменных кораблях?

— Да. Пустотелый камень, обмотанный каменными волосами и облитый каменной броней. Выглядит жутко, стихийной магией не пробивается.

— Пенокварц, что ли?

— Там, насколько я знаю, три разных камня использованы. А какие — мне не говорят.

— Ну, наверно, пенокварц, пенобазальт... и что-нибудь магоемкое внутри, в качестве большого аккумулятора.

— Да, корабли черные, со стеклянистым блеском. Хочешь посмотреть — поднимись наружу, один из них в бухте стоит. А тут окон нет.

— Так что тебя не устраивает?

— Понимаешь, я хотела все сама. Когда сюда сбежала, главной была ветка судьбы, в которой я — королева. А сейчас ее нет. Самое большее, что возможно — островное герцогство, и мне это не нравится.

— Ну, ты и загнула! — нет, я понимаю, что Альфлед — подросток, но чтоб такая наивность... не вяжется это ни с ее происхождением, ни с интригантвом. — Какие у тебя вообще-то возможности? Армия, флот, ну, хоть поселенцы... нету? И откуда королевство возьмется? Кем ты, вообще, собираешься править?

— Ллири, уверена, предпочтут наши острова своим плавучим. У них сейчас тесно, молодняк отселять некуда, так что жду, скоро явятся самые смелые и любопытные. А тут эти корабли. Они развернутся — и назад: кому охота тягаться с империей.

— Так ты скажи капитанам, пусть стоят в Серповидной бухте и не высовываются.

— Они вообще со мной не разговаривают! Я только одного и видела, и то издалека. У них приказ, и они его выполняют, а я — как дорогая кукла: спрятали в ларец и стерегут.

— Ладно, — говорю. — Подумаю, что можно сделать.

— А еще поговори с Иллхом.

— О чем? — да что ж это за союзничество такое, может, еще сопли им вытирать?

— Сопли не надо, — серьезно отвечает девочка. — А вот слезы... Если бы ллири могли плакать, то Иллх бы ревел... когда никого рядом нету, — она перешла на мысленную речь, рот перестал двигаться. — Он жить не хочет. Целитель сказал, если так дальше пойдет, то он никогда не поправится.

— А что, есть шанс полностью восстановить физтело?

— Да, и высокий. Серьезно пострадали только конечности, ну, и печень, естественно, но ее уже вылечили. А кости регенерировать долго, два года, не меньше, и все это время ему придется провести в специальной ванне, ее сюда первым кораблем привезли. Вэль Энис говорит, это экспериментальный, пока единственный в мире артефакт подобного рода.

— Парню повезло с папашей. Иначе максимум, на что он мог бы рассчитывать — это протезы, и хорошо, если с артефактной начинкой.

— Вот ты ему и скажи. Меня даже слушать не хочет.

Двигаюсь к Иллху. Прохожу сквозь три стены, торможу перед конструкцией из металла и камня, издали чем-то напоминающей малолитражку. Вблизи случайное сходство пропадает, тем более что вся она утыкана техническими кристаллами разного назначения. И вместо крыши нечто полупрозрачное, когда взлетела к потолку — оказалось, эфирная дымка сияет, столько глифов под ней понаверчено. Над ней видно голову и плечи ллири, все остальное погружено в мерцающую жидкость, от нее вверх поднимается холодный туман и оседает каплями на потолке и стенах. Будь я в физическом теле, наверно, передернулась бы, но ллири, судя по всему, не мерзнет. Спустилась поближе, пригляделась. Лицо изможденное, но не отечное, как было в первую нашу встречу, «волосы» упругие и едва заметно движутся, будто змеиные хвосты или щупальца осьминога. Хм... медуза Горгона — ему не родня? А то уж больно похож. Черты красивые, но на грани с уродством, когда еще чуть больше глаза или короче нос — и уже «неведома зверюшка», да и бледность до синевы никуда не делась, так что все равно впечатление как от картин Врубеля, двойственное.

Вглядывается в меня, шевелит губами:

— Призрак...

— Не-а! — отвечаю мысленно (иначе не могу), но вполне бодро. — Мое тело спит далеко отсюда, а я к тебе по зову пришла. Говорят, ты жить не хочешь.

Скалится игольно-острыми зубами, или это улыбка?

— Кто же так говорит? Девчонка?

— Если ты об Альфлед, то да. Так она не права?

— Подумай сама. Что от меня осталось? Огрызок.

— Вообще-то, есть шанс восстановиться полностью, Альфлед сказала, весьма неплохой. Может, подождешь результатов?

— Не знаю, что она тебе наговорила. Вокруг меня только люди, — он скривился. — А им я не верю.

— Но ты сам наполовину...

— А отца я не-на-ви-жу! Если бы не он, стали бы меня пытать? Убили — может быть, но фчиам под кожу не запустили бы, незачем. Магия крови и подобия... надеялись, что моя боль будет мучать его.

— Слушай, из-за него ты попал в беду, но он же тебя и вытаскивает. И у тебя есть шанс стать в дальнейшем, как минимум, герцогом. Иллх доэн Кугро, нормально звучит?

— Нет никаких шансов. Мой народ не признает калеку. Знаешь, почему у нас нет уродов? Потому что больные и искалеченные сами кончают с собой.

— А ты, значит, не можешь... это здорово. Это мне повезло. Вот скажи, есть ли у дельфина ноги?

— У него плавники и хвост.

— А скажи, сколько у кракена глаз?

— Один.

— Так почему они не калеки?

— Им хватает того, что имеют.

— Пока просто запомни это.

— Зачем?

— Низачем. Просто так.

— Ладно, запомнил.

— А теперь будем убирать границу между собой и не-собой... так, где у нас нет плетений? Вокруг головы и шеи, на плечах до уровня ключиц... В общем, постарайся слиться с окружающим пространством, с паром, с воздухом... волосами, шеей, лицом. Забудь пока об остальном теле, присоедини к себе весь воздух в этой комнате. Нет, я не задохнусь, я вообще тут астральная. Интересные ощущения?