— Сдавайте, Алва!
— Вам не везет, сударь, и вам не семнадцать лет. Уходите, пока не натворили глупостей.
— В самом деле, Людвиг, — примирительно сказал кто-то в цветах Дома Волны, — Алва сегодня на коне, и пусть его.
— Не везет в игре — повезет в любви, — заметил, улыбаясь, серый колет.
— Разрубленный Змей! Килеану повезет в любви, только если повезет в Игре, — заржал Валме.
— Людвиг, неужели вы не хотите сбить с Ворона спесь?
— В самом деле, должно же это когда-нибудь у кого-нибудь получиться!
— У кого же, если не у вас.
— Закатные твари, Рокэ рискнул своими «Звездами»… Кто рискует, тому Чужой подсказывает!
Гости были пьяны, Килеан тоже. Он резко повернулся к улыбавшемуся маршалу.
— Сдавайте!
— Извольте. Дикон, вина!
Следующие коло дали графу надежду. Килеан играл медленно и очень осторожно, не слушая ни советов, ни подначек. Рокэ откровенно заскучал и сделал несколько ошибок. Людвиг рискнул и угадал. Рискнул снова и опять выиграл. Алва спросил еще вина и сбросил несколько карт, почти не глядя, видимо, слухи о том, что Ворон не пьянеет, были еще одной сказкой.
Стоя среди зрителей, Дик сам не знал, чего хочет. Людвиг был Человеком Чести, но выходка Ворона не могла не восхищать. Килеан рискнул сбросить четыре карты сразу — выиграл и стал рисковать напропалую. Немного выиграл, много проиграл, потребовал вина, выпил и пустился во все тяжкие. Его охватило присущее большинству игроков безумие — граф перестал следить за очками, прикидывать, какие масти на руках у соперника, запоминать те, что были у него самого. Ворон же больше не ошибался, он по-прежнему улыбался, прихлебывал вино, мимоходом отвечая на реплики гостей, но, когда Дикон случайно поймал синий взгляд, ему стало страшно.
Часы в углу пробили три четверти третьего, когда виконт Валме благоговейно прошептал.
— Догнал!
— Да, — согласился Рокэ. — Вековая ненависть — великая вещь. Что ж, дорогой граф. Счет сравнялся, и я вам ничего не должен, а вот милейший Валме мне задолжал, ну да мы как-нибудь разберемся.
— Вы правы, — согласился Килеан, — уже поздно. Для тонто. Но мы можем закончить вьехарроном[110].
— Можем, — сверкнул глазами Рокэ.
— Только давайте хоть немного перекусим, вы появились позже, а я…
— Разумеется, в мои планы отнюдь не входит уморить коменданта Олларии голодом.
— Маршал, — подал голос кто-то из сторонников Алвы, — не спугните удачу. Прерывать игру — дурная примета.
— Глупости, — махнул рукой Ворон, поднимаясь из-за стола, — Удача не воробей, а женщина. Никуда не денется.
5
Повар как-то умудрился спасти ужин, хоть подавать его пришлось позже часов на пять, если не на шесть. Дик стоял за креслом своего эра, ухаживавшего за баронессой. Марианна почти ничего не ела, сидевший напротив Людвиг тоже не проявлял интереса к кулинарным шедеврам, зато зрители угощались вовсю, рассыпаясь комплиментами красоте и гостеприимству хозяйки и обсуждая великие карточные баталии.
— Баронесса, — Рокэ подлил даме вина, — боюсь, наше общество вам не столь приятно, как ваше нам.
— Я и впрямь немного устала, — призналась баронесса.
— Ночи стоят очень душные, не правда ли?
— Да, а я переношу духоту с трудом. Позавчера я едва не потеряла сознание, но, герцог, умоляю вас, не обращайте внимания. Смерть от жары мне не грозит.
— Надеюсь, сегодня вам не станет дурно.
— О, уверяю вас, это не самая жаркая ночь в моей жизни, — рассмеялась Марианна. — Женский обморок не повод для мужчин прекращать войну или игру. Но мы слишком много говорим о моем здоровье, оно того не сто́ит.
— Ну что вы, оно стоит много дороже всех сокровищ земных. Я полагаю, нам с графом лучше вернуться к игорному столу. Не правда ли, Людвиг? Вы, видимо, несколько преувеличили свой голод?
— Видимо. — Килеан пригубил вина и поднялся. — Что ж, герцог, продолжим. Я зря состязался с вами в тонто, вы же у нас великий стратег, но в вьехарроне все равны.
— Вы так полагаете? — поинтересовался Рокэ, поправляя кружева.
— А вы нет?
— Не верю в равенство и никогда не верил. Валме, вы не будете столь любезны, что бросите монетку? Вы по-прежнему ставите на решку, граф?
— Я стараюсь не менять своих принципов.
— Похвально. Я тоже, ведь нигде не сказано, что можно менять то, чего нет и не было… Благодарю, Валме. Что ж, на сей раз сдавать придется мне.
Игра была другая, но игроки остались прежними. Рокэ был спокоен, Людвиг через раз зарывался и проигрывал, хоть и непомногу. В пятом часу комендант Олларии был должен Первому маршалу девять сотен таллов. Сгрудившиеся у стола зрители понемногу разбрелись, осталось лишь с десяток самых стойких.
— Предлагаю не больше трех партий и перемирие. — Людвиг начинал клевать носом.
— Извольте, — с готовностью согласился Рокэ.
— Снимайте.
— Прошу. Мои девятьсот.
— И еще десять. Ваше слово?
— Меняю.
— Следом.
— Мои двадцать.
— Отвечаю.
— Меняю еще раз.
— При своих и еще двадцать.
— Отвечаю.
— Раскрываемся.
— Извольте.
На синее сукно легли карты. Король, Королева и Рыцарь Волн у Рокэ, Королева и Принц Скал у закусившего губу Людвига. Тридцать восемь против двадцати пяти. Килеан угрюмо бросил:
— Ваши девятьсот сорок.
— Мои. Сдавайте, сударь.
Людвиг перетасовал колоду и протянул Рокэ.
— Снимайте.
— Готово. Марианна! Что с вами?
Баронесса, тяжело дыша, вцепилась в край стола.
— Ничего, все в порядке.
— Валме, — Рокэ казался взволнованным, — отведите даму к окну. Мы сейчас освободим вас от своего присутствия.
— Играйте, — прошептала Марианна, опускаясь в кресло, — со мной все в порядке. Играйте….
— Граф, — вспомнил Рокэ, — помнится, вы всегда носили при себе ароматическую соль. Возможно, она поможет баронессе перенести наше общество еще какое-то время.
— О да, — заторопился Людвиг, доставая позолоченный флакон, — я счастлив оказать услугу нашей прекрасной хозяйке.
— Благодарю вас, граф, — щеки баронессы были совсем меловыми, — мне уже лучше, не стоит беспокоиться. Вставать во время игры — дурная примета.
— Ричард, возьмите у господина графа флакон.
Пальцы Килеана были горячими, ручка Марианны — ледяной. Ей на самом деле было очень плохо, но она не ушла. Впрочем, осталось всего две игры. Людвиг сдал карты. Рокэ открыл свои первым, граф за ним.
— Мои девятьсот сорок. — Понять по лицу Алвы хоть что-то было невозможно.
— Отвечаю. Меняем?
— Пожалуй.
— Мои.
— Еще десять.
— Еще двадцать
— Извольте. Желаете сменить?
— Нет.
— Что ж. Нет так нет. Удваиваю.
— Вот как? — Темная бровь на волосок поднялась. — Что ж, отвечаю и еще тысяча.
— Отвечаю и еще полторы.
— Отвечаю и еще две. Кстати, граф, какова ваша ставка?
— Ставка?
— Разумеется. Сначала мы играли на грехи Валме и «звезды Кэналлоа», потом сумма была смехотворной, но теперь я не отказался б взглянуть на ваш залог. Сейчас в игре, если я не ошибаюсь, шесть с половиной.
— Эта булавка вас устроит?
— Не терплю изумруды, — поморщился Алва, — они укрепляют целомудрие. К тому же этот вряд ли сто́ит больше четырех.
— Тогда вот это!
— Бриллиант Килеанов? Люди Чести становятся людьми риска. Принято. Сколько за сей осколок Света дал бы пройдоха Йордан?
— Не меньше восьми.
— Не верьте ему, Рокэ, — вмешался кто-то из гостей. — Красная цена пять с четвертью.
— Ну, может, пять с половиной, — согласился Валме.
— Честь должна стоить дорого, иначе ее никто не купит, — заметил Алва, — согласен на семь.
— Ценю вашу любезность, но не могу ей воспользоваться. Пусть бриллиант идет за пять с четвертью, но в придачу даю изумруд.
— Воля ваша. Итак, мои шесть с половиной.
— Отвечаю семью.
— Семь и полторы.
— Мои и еще пятьсот.
— Здесь. И еще тысяча.
— Рокэ, — голос Людвига слегка дрогнул, — а теперь я спрошу о вашем залоге. «Звезды» или долг Валме?
— Всему свое время, — засмеялся Рокэ, — сначала десять, потом — двадцать…
— Так долг или «Звезды»?
— Долг.
— Раскрываемся.
— После вас!
Людвиг раскрылся. Он изо всех сил старался сохранять спокойствие, но не мог — слишком много было пережито в этот безумный вечер.
Дик со странной смесью восторга и сожаления уставился на Сердце и Короля Молний и Повелителя Кошек. Сорок четыре! Удаче надоело бегать с Вороном, и она повернулась к Килеану-ур-Лембаху. Кто-то присвистнул, кто-то ругнулся, кто-то помянул Чужого, кто-то всех Святых.
— Вы, Рокэ, и после этого будете говорить, что вас все ненавидят? — Комендант столицы не скрывал своего торжества.
— Буду, — подтвердил Алва, со скучающим видом бросая на скатерть карты. — Дикон, вина!
Ричард было сунулся к буфету, но не удержался, глянул на стол и выронил кубок, но этого никто не заметил.
— Триада! — вопил Валме. — Чтоб я провалился! Закатные твари! Разрубленный Змей! Все кошки и все святые мира, Триада!
Триада — три Сердца — Сорок Пять! Единственная комбинация, способная перебить карты Килеана. Граф глядел на лежавшие перед ним картинки, как глядят на привидение или ядовитую змею. Дик видел, как он закрыл и открыл глаза, надеясь, что все изменится, но триада не исчезала — извивались золотые щупальца Спрута, грозно сверкали клыки Вепря, спорил с неистовым ветром Ворон!
— Этого не может быть, — пробормотал Килеан, — просто не может быть…
— Чего только не бывает, — светским тоном заметил Рокэ, рассматривая манжету, — вы не поверите, но однажды…
— Герцог, — голос графа нехорошо зазвенел. — Этого. Не. Может. Быть.
— Сударь… — Алва был холоден и спокоен, как ледник. — Сдавали вы.
— Но…
— Сударь, — повторил Рокэ. — Вы сдавали.
— В самом деле, Людвиг, — вмешался какой-то гвардеец, — откуда вам знать, чего не может быть, если вы не плутовали?
— Разумеется, нет, — подтвердил маршал, — граф Людвиг Килеан-ур-Ломбах — Человек Чести, просто он несколько взволнован. Бессонная ночь, знаете ли. Кстати, вы должны мне больше, чем стоблагородного происхождения.
Килеан-ур-Ломбах дернулся, словно ему за шиворот бросили кусок льда, его глаза налились кровью, казалось, граф бросится на победителя, но этого не случилось. Усилием воли, справившись с охватившей его яростью, комендант Олларии передал драгоценности Первому маршалу Талига и церемонно сказал:
— Прошу разрешения нанести вам завтра визит.
— Зачем? — поинтересовался Рокэ, вертя в руках выигрыш.
— Чтобы договориться о выкупе и вернуть долг.
— Я не продаю свою удачу, — покачал головой Алва, ловя гранями бриллианта огонек одной из свечей.
— Этому кольцу красная цена шесть тысяч таллов, но я готов заплатить девять, а изумруд можете оставить себе.
— Зачем мне девять тысяч? — поднял бровь кэналлиец. — Я не столь стеснен в средствах, а целомудрие мне и вовсе без надобности.
— Сударь, — Килеан с трудом сдерживал гнев, — проигравший вправе выкупить свое имущество.
— Не спорю.
— Назовите вашу цену.
— Кольцо.
— Простите, сударь?
— Кольцо, — Ворон оставил в покое манжеты и теперь смотрел сопернику прямо в глаза. — Очень старое. Большой квадратный карас, оправленный в золото. По ободку — надпись «Тверд и незыблем», на само́м камне вырезан знак Скал. Углубление залито золотом.
— Вы описываете фамильное кольцо Окделлов. — Людвиг не мог скрыть удивления.
— Совершенно верно.
— Обыграйте вашего оруженосца.
— Оруженосца? — переспросил маршал, не отрывая взгляда от соперника. — Я, сударь, не ищу легких путей. Или вы приносите упомянутое кольцо, а заодно приводите некую весьма посредственную короткохвостую лошадь, или я жертвую свой выигрыш на богоугодные дела. Думаю, кольцо будет неплохо выглядеть на пальце Его Высокопреосвященства. Сильвестр любит бриллианты…
— Рокэ, — если б Людвиг Килеан умел убивать взглядом, герцог Алва был бы уже мертв, — вы предлагаете мне обыграть вашего оруженосца?
— Его или кого-нибудь другого, — пожал плечами Алва. — Меня чужие игры не волнуют. Повторяю. Или к полудню я получу кольцо и клячу, или вечером кардинал будет поучать паству, сверкая бриллиантом Килеанов.
Прощайте, господа, — Рокэ с ленивой грацией поднялся с места, — по обычаю я должен угостить вас ужином, но сейчас это был бы уже завтрак, а пить по утрам — дурной тон. Если баронесса согласится принять всех нас вечером, я буду счастлив отметить сегодняшнее событие здесь и с вами
— О, сударь, — улыбнулась карминовыми губами Марианна, — я всегда счастлива видеть своих друзей.
Глава 6
Оллария
«Le Six des Coupes»[111]
1
Дикон не был в кабинете своего эра с того приснопамятного дня, когда герцог перевязал ему руку, но тогда одуревший от боли и неожиданности юноша запомнил только кабаньи головы на стене. Это вряд ли было оскорблением дома Окделлов, но вспоминать об охотничьих трофеях маршала было неприятно. Тем не менее Ричарда встретили именно убиенные вепри, а вот Алва изволил смотреть в окно, хотя дверь стукнула довольно громко. Ричард топтался у порога, созерцая спину герцога и не зная, что ему делать. Часы отсчитывали минуты, равнодушный, как само время, монотонный стук смешивался с шумом дождя.
— Юноша, — не отрывая взгляда от мокрых крыш, наконец бросил Рокэ, — вы бы меня чрезвычайно обязали, если б вернули мой перстень и взяли свой. Он там, на каминной полке, а ваше короткохвостое чудо — на конюшне.
— Эр Рокэ, я… я не могу это взять.
