— Это заняло у нее слишком много времени, — пробормотал кто-то еще.
Скарборо не мог с уверенностью сказать, кто это сказал. Было слишком много возможных кандидатов, учитывая толпу журналистов, собравшихся этим утром. "И зрителей", — кисло подумал он, глядя вниз на толпу тупых, разинувших рты зрителей, которые выстроились вдоль ландшафтной дорожки с одной стороны дуэльной площадки, чтобы посмотреть на драму, которая, очевидно, была разыграна для их развлечения.
Обычно дуэли были сугубо частным делом, и большая часть новостного сообщества Звездного королевства старалась по возможности не обращать на них внимания. Один особенно отвратительный подвид новостей действовал в прямо противоположном направлении, потворствуя ненасытному аппетиту толпы к скандалам и зрелищам. И, конечно, возможность вывалять тех, кто выше их по положению, в грязи клеветы и общественного порицания, когда они встретятся, чтобы уладить дело чести. Но сегодня присутствующие могли стоять.
Однако, кто бы ни указал на опоздание Харрингтон, он был прав, кисло подумал он. Но затем он взглянул на свой хронометр и поморщился.
На самом деле, он признал, что она пришла почти вовремя, хотя Денвер Саммервейл находился на поле уже почти двадцать минут. Конечно, на подобные мероприятия он обычно приходил пораньше. Скарборо не одобрял дуэлей. В конце концов, никто не одобрял. Но, так или иначе, эта практика всегда привлекала его, и он изучал ее с каким-то заинтригованным ужасом, вот почему он знал, что только два дуэлянта в истории Мантикоры — оба они умерли более двух столетий назад — когда-либо сражались чаще, чем Денвер Саммервейл. Вероятно, это было одной из причин, по которой сторонники Харрингтон — и, по крайней мере, некоторые другие средства массовой информации, по его признанию, — были готовы поверить в нелепые обвинения, которые она якобы выдвинула против графа Норт-Холлоу. До сих пор Скарборо не разговаривал ни с кем, кто действительно был там, поэтому он не был уверен, что она действительно сказала то, о чем ходили слухи. Тем не менее, даже он должен был признать, что количество дуэлей в послужном списке Саммервейла делало его по-детски простым наемным убийцей. Но если бы в этих давних слухах была хоть капля правды, его бы уже давно судили и осудили.
Возможно.
В лучшие моменты своей жизни Скарборо также был вынужден признать, что привилегированное происхождение (или защита тех, кто пользовался этим преимуществом) могло послужить прикрытием для множества грехов. Даже преступлений, если не было юридических доказательств их совершения. Ему не нравилось признавать это, и он старался не делать этого публично, потому что последнее, что ему нужно было делать, — это оказывать какую-либо поддержку толпе или жаждущим сенсаций тупым "журналистам", которые потворствовали этому. Как, например, тому парню, который сейчас стоит рядом с ним.
Он украдкой покосился на Брайанта Хирша, когда мужчина с каштановыми волосами наклонился, чтобы настроить камеру. Хирш, стрингер Минервы Принс и Патрика Дьюкейна в передаче "В огне", был старомоден во многих отношениях, и, учитывая, как далеко полиция Лэндинга этим утром оттеснила толпу репортеров, он предпочел использовать штатив, а не полагаться на встроенные стабилизаторы камеры. Теперь он выпрямился и поправил наушник от микрофона, установленного на камере.
У Скарборо был свой собственный направленный микрофон, установленный на дуэльной площадке, но он не видел необходимости самостоятельно снимать видео. Он мог положиться на технических специалистов, таких как Хирш, которые -заботились о скучных деталях. Кроме того, по меньшей мере четверо репортеров из его окружения вели прямые трансляции, а это означало, что Звездное королевство в целом увидит и услышит каждую кровавую подробность еще до того, как он соберется высказать свое мнение о событиях дня. Нет, он хотел услышать — и записать — то, что было сказано на самом деле, прежде чем писать свою статью. С началом военных действий политика Звездного королевства стала еще более пристрастной, и особенно после военного трибунала над Норт-Холлоу, и, как один из ведущих политических обозревателей Мантикоры, Скарборо полностью осознавал ценность хорошо подобранной аргументации. И почему было так важно сохранить оригинальное звучание во всей его полноте, когда кто-то неизбежно обвинял кого-то в выборочном редактировании или даже откровенной фальсификации.
Крис Скарборо за всю свою жизнь ни разу не сфабриковал ни одной цитаты. На самом деле, он этим гордился. Но любому журналисту приходится редактировать, чтобы уместить материал в отведенное ему экранное время, не так ли? И все редактирование, в конечном счете, было "выборочным", не так ли? Нельзя же было просто вставить все необработанные аудиозаписи без контекста, не так ли? Важно было доказать, что вы действительно прослушали весь разговор, прежде чем выполнять эту функцию отбора. Кроме того, Бог свидетель, там было много вырванных из контекста цитат сторонников Харрингтон и о ненасытных ордах наемников правительства, жаждущих крови Норт-Холлоу. Что касается Криса Скарборо, то давно пора было кому-то немного уравновесить ситуацию.
— На мой взгляд, она выглядит чертовски решительной, — сказал кто-то еще.
— Конечно, так оно и есть. — Скарборо позволил себе лишь легкую усмешку в ответ; в конце концов, человек должен сохранять очевидный нейтралитет. — Это она все затеяла. На самом деле, возможно, это не самый умный поступок, который она когда-либо совершала.
— Вы действительно думаете, что "ум" как-то повлиял на ее решение? — скептически спросил Хирш, и Скарборо пожал плечами.
— На самом деле, я думаю, что это, — он махнул рукой в сторону дуэльной площадки, когда Харрингтон и ее спутники направились к ожидавшему их распорядителю дуэли, — полная противоположность уму с ее стороны. В любом случае, она явно желает, чтобы все закончилось так, как она хочет. После того, как она физически напала на Саммервейла? При свидетелях? — Он покачал головой. — Она ни за что не уйдет с поля живой.
— Вы уже считаете ее мертвой и похороненной, не так ли? — губы Хирша скривились. — Думаете, это удобно для Норт-Холлоу, если все так сложится?
— Только в том случае, если вы достаточно глупы, чтобы поверить в ее нелепые обвинения — во всяком случае, в том, что она якобы выдвигала нелепые обвинения, — ответил Скарборо. — Даже если предположить, что она действительно сказала то, о чем говорят самые дикие слухи, сомневаюсь, что кто-то еще настолько глуп, чтобы поверить в это. Возможно, она могла в это поверить, хотя даже мне это трудно допустить. Но, учитывая, как долго длится ее вендетта против графа, и насколько горькой она была — и, я мог бы добавить, то, как она и ее... покровители в конце концов выгнали графа со службы — не так уж трудно поверить, что она искренне считает его виновным в том, что случилось с Тэнкерсли.
— И вы, конечно, уверены, что это не так.
— Я не могу этого доказать, но ведь всегда трудно доказать обратное, не так ли? — Скарборо презрительно посмотрел на Хирша. — Предположим, как я уже говорил, что она действительно сказала это с самого начала. В конце концов, именно на это рассчитывают она и остальные враги графа. Как он собирается доказать, что он ничего не совершал?
— Особенно если он, вероятно, и совершал, — категорично заявил Хирш.
— Это абсурд! — огрызнулся Скарборо. — И к тому же чертовски безответственно для журналиста!
— О, я видел, какой вы "беспристрастный" и "беспристрастно мыслящий", Крис! — парировал Хирш. — На самом деле, теперь, когда я задумываюсь об этом, между вами и Саммервейлом есть определенное сходство. — Его глаза сверкнули холодом и твердостью. — Я полагаю, что подходящим термином будет "наемный убийца". И за это неплохо платят, не так ли?
Скарборо быстро открыл рот, затем снова закрыл его и уставился на другого репортера, злясь не только на Хирша, но и на себя за то, что позволил этому кретину достать себя. Затем он отвернулся, презрительно повернувшись спиной к другому репортеру, когда Харрингтон добралась до места дуэли.
Не имеет значения, что ты думаешь о том, что здесь происходит, придурок, — громко подумал он в сторону Хирша. — Примерно через десять минут твоя драгоценная графиня Харрингтон станет статистической фигурой. Давай посмотрим, как долго продержатся ее обвинения в адрес графа после того, как она умрет!
Он проверил, включена ли функция записи на его унилинке, затем сосредоточился на собственной аудиозаписи, наблюдая, как лейтенант полиции Лэндинга приветствует ее.
— Доброе утро, леди Харрингтон. Я лейтенант Кастелланьо, полиция Лэндинга. Этим утром я буду распорядителем поля.
— Лейтенант, — ответила Харрингтон, и Кастелланьо махнул рукой в сторону толпы людей, собравшихся вокруг поля.
— Миледи, я сожалею об этом, — сказал он. — Это неприлично, но по закону я не могу их убрать.
— СМИ? — спросила Харрингтон.
— Да, миледи. Они задействовали все свои силы, а эти... люди там, наверху, — он ткнул пальцем в сторону холма, на котором стояли Скарборо и остальные, — вооружены телефотоаппаратами и микрофонами, чтобы улавливать каждое слово. Они воспринимают это как какой-то цирк, миледи.
— Понимаю. — Харрингтон некоторое время смотрела на холм, затем тронула лейтенанта за плечо. — Это не ваша вина. Как вы сказали, мы не можем исключить их. Я полагаю, лучшее, на что мы можем надеяться, — это случайный выстрел в их сторону.
Глаза Скарборо сузились от отвращения, вызванного совершенно неуместной шуткой. Отвращение перешло в гнев, когда Кастелланьо улыбнулся.
— Полагаю, что так, миледи, — сказал он. — Что ж. Не могли бы вы пройти со мной, пожалуйста?
Скарборо внутренне разозлился и сделал мысленную пометку включить этот инцидент в свою статью. Одно дело, когда кто-то вроде Харрингтон шутит о том, что случайный прохожий может быть ранен или даже убит. Конечно, даже для нее это было печальное положение вещей. В конце концов, она была офицером королевы! Но это было совсем другое, гораздо худшее нарушение, когда официальный представитель столичной полиции сделал то же самое!
Харрингтон и ее спутники пристроились за Кастелланьо, следуя за ним к месту дуэли, но лейтенант остановился у простого белого ограждения, огораживающего собственно место дуэли.
— Простите, миледи, — сказал он. — Мне, конечно, сообщили о ваших охранниках, но закон запрещает присутствие вооруженных сторонников любой из сторон на дуэли. Если они хотят остаться, им придется сдать оружие.
— Я понимаю, лейтенант, — ответила Харрингтон и повернулась к людям в зеленой форме, стоявшим за ее спиной.
— Эндрю, Джейми, — сказала она.
На мгновение Скарборо показалось, что ее телохранители — и вообще, какой идиот потащит телохранителей на эту чертову дуэль? — откажутся сдать свои пульсеры, но затем один из них вытащил оружие из кобуры и передал его Кастелланьо. Другой телохранитель последовал его примеру мгновение спустя, и лейтенант начал отворачиваться, но...
— А теперь еще один, Эндрю, — сказал Харрингтон.
Глаза Скарборо расширились, и на мгновение он пожалел, что не смотрит в видоискатель Хирша. Ему бы очень хотелось увидеть выражение лица телохранителя. Судя по языку его тела, он не был счастлив.
Мужчина замер на мгновение, затем его левая рука дернулась. Из подпружиненной наручной кобуры в его пальцы попал пульсер гораздо меньших размеров, который он также передал Кастелланьо.
— Не думал, что вы знаете об этом, миледи, — сказал он.
— Знаю об этом. — Она легонько ударила его по плечу.
— Ну, если вы поняли это, то кто-нибудь другой сможет. Теперь мне придется искать другое место, чтобы спрятать его.
— Уверена, вы что-нибудь придумаете, — сказала она, когда Кастелланьо забрал оружие и рядом с ним, как по волшебству, появилась женщина-полицейский.
— Спасибо, миледи, — сказал лейтенант, передавая оружие женщине-полицейскому, затем махнул в сторону огороженной лужайки. — Вы готовы, миледи?
— Я готова, — ответила Харрингтон и взглянула на огромного космопехотинца с пистолетами в футляре. — Хорошо, Томас. Давай займемся этим, — сказала она.
Она, космопехотинец и Кастелланьо прошли через отверстие в ограждении, окружавшем территорию, и направились к Саммервейлу, его секунданту, и сопровождавшему их офицеру в форме. В отличие от униформы Харрингтон с блестящими золотыми галунами и знаками различия, Саммервейл был одет в темную, сдержанную одежду опытного дуэлянта, и язык его тела выражал смесь гнева и презрения, когда он наблюдал за ее приближением. Вновь прибывшие остановились в двух метрах от него, и Кастелланьо отступил в сторону, чтобы оказаться лицом к лицу с ними обоими.
— Мистер Саммервейл, леди Харрингтон. Мой первейший долг — призвать вас к мирному разрешению ваших разногласий, даже сейчас, когда уже поздно. Я спрашиваю вас обоих: не могли бы вы уладить вашу ссору?
Харрингтон только взглянула на него, но губы Саммервейла скривились.
— Продолжим, — сказал он. — Я встречаюсь кое с кем за завтраком.
Плечи Кастелланьо, казалось, напряглись, но все, что он сказал, было: — В таком случае, предъявите свое оружие.
Секунданты открыли футляры с пистолетами, и лейтенант выбрал два экземпляра оружия, внимательно осмотрел их, проверил их функциональность, а затем вручил по одному каждому из дуэлянтов.
— Заряжайте, джентльмены, — сказал он секундантам и наблюдал, как каждый из них вставил по десять патронов в магазин, а затем передал его своему дуэлянту.
— Заряжайте, мистер Саммервейл, — сказал Кастелланьо. Он наблюдал, как Саммервейл вставляет магазин, затем посмотрел на Харрингтон.
— Заряжайте, леди Харрингтон, — сказал он и подождал, пока она это сделает.
— Займите свои места, — сказал он затем, и Харрингтон с Саммервейлом, повернувшись спиной друг к другу, направились по мокрой от росы траве к белым кругам, расположенным на расстоянии двадцати метров друг от друга. Они встали в центр кругов и снова повернулись лицом друг к другу.
— Мистер Саммервейл, миледи, вы можете дослать патрон в патронник.
Скарборо отчетливо услышал резкий металлический звук в направленный микрофон, когда оба дуэлянта приводили в действие свои анахроничные пистолеты. Он слышал голоса вокруг себя, когда некоторые репортеры, особенно те, что вели прямую трансляцию, тоже склонились над своими микрофонами, но эти голоса, казалось, только каким-то образом делали тихое утро еще тише.
— Вы согласились встретиться в соответствии с протоколом Эллингтона, — сказал Кастелланьо, доставая свое оружие и белый носовой платок из кармана. — Когда я брошу свой платок, каждый из вас поднимет оружие и выстрелит. Огонь будет продолжаться до тех пор, пока один из вас не упадет или не бросит оружие в знак капитуляции. Если произойдет то или это, другой немедленно прекратит огонь. Если он или она этого не сделает, моим долгом будет остановить его или ее любым доступным мне способом, вплоть до применения смертоносной силы. Вы понимаете, мистер Саммервейл?
