Прекрасный новый мир (Мв-23)

— Начнём новый раунд. Игра ещё далека от завершения.

Де-Мойн, Айова. 9 июня 1956 года.

Сквозь широкое стекло первого этажа — словно витрина супермаркета или будуар телевидения — виднелась сердце газеты: машинный зал, где тяжелые печатные валы вращались с грохотом, словно мельничные жернова. Завтра весь Де-Мойн прочтёт то, что здесь рождалось сейчас, в скрежете и чернильной пыли.

Через вращающуюся стеклянную дверь внутрь вошли пятеро подростков. В возрасте по четырнадцать-пятнадцать — но каждый из них успел стать старше за последние месяцы, пережив то, чего многие взрослые не выдержали бы.

Вестибюль встречал прохладой кондиционеров и шорохом бумаги. В центре — огромный алюминиевый глобус, сверкавший при свете люстр. Шесть футов в диаметре, он был здесь с 1950 года — и всё это время оставался символом мира, как его понимали в Айове.

Майк Брайсон положил ладонь на постамент.

— Отец в пятидесятом уже работал здесь, — сказал он. — и привёл меня посмотреть на это чудо. Мне было всего восемь...

Аманда, Кэти, Том и Боб стояли рядом. Девочки в широких юбках, мальчики в застиранных рубашках, все с любопытством рассматривали глобус — а особенно кнопки у основания. Нажмёшь — и лампочка загорается на нужном городе. Сначала — конечно — Де-Мойн. А потом — Москва.

— Почему у нас белое, а у них красное? — спросил Том.

— Белое — свободный мир, — пояснил Майк, — красное — коммунистическая зона. Сначала хотели целиком закрашивать, но потом решили, что лампочки — красивее. И проще менять.

Кэти прыснула:

— Спарки, ты туда полетишь нашим послом — и что скажешь повелителю Всемирного Зла? "Прошу вас, ведите себя прилично"? И он послушается?

— Вы с ума сошли, — отмахнулась Аманда. — Послы — это солидные джентльмены с дипломом Гарварда. А я...

— Не прибедняйся, Спарки, — перебила Кэти. — как ты разнесла одного из "лучших людей штата"? "Мистер, встаньте, пожалуйста" — и на следующий день его фото в газете, "сторонник культа, приносившего в жертву наших детей". Карьера — в прах. После такого, я не удивлюсь, если ты и со Сталиным выкинешь что-нибудь. А он обидится — и в гулаге скормит тебя медведям. Джесси, кстати, поставил на тебя десять долларов — что ты вернёшься.

— Я уже нарвалась, — тихо ответила Аманда. — Меня чуть не зарезали на алтаре. Люди, называвшие себя служителями закона. Я пряталась, как та девочка в Голландии... дневник написала, забыла, как её зовут. Де-Мойн был как Париж под нацистами — и это не кино. Мне хотели вырезать мозги. Дважды. А теперь наши сцепились с русскими в каком-то Мадрасе... — она повернулась к глобусу. — Где это?

Они нашли: маленькая точка на берегу Бенгальского залива.

— Пишут, что русские уже хотели там бросить атомную бомбу на наших парней, — продолжила она. — а после началось бы как пожар, бомбы с орбиты, люди гибнут миллионами, города горят. Я еду — потому что, если есть хоть малейший шанс предотвратить это... я не могу остаться.

Они помолчали минуту.

— Стефани пропала — сказал Том. — в ее квартире уже другие жильцы, мы с Бобом туда ходили. Говорят, она связалась с плохими чернуми парнями. "Джунгли" сгорели. Отец её — умер в госпитале. Может, и к лучшему: иначе бы на стул, за организацию мятежа.

Кэти рассмеялась криво:

— А стадион Дрейка, где наши вояки устроили концлагерь? И как после ни чистили — вонь чувствуется до сих пор. Представляешь, как войдёт в историю? "Игры Гнили"?

— В "Империи Зла" таких мест — тысячи, — сказала она уже тише. — Там держат "врагов народа", "вредителей". Если ты закончишь жизнь в одном из таких... Лучше бы уж в огне атомной войны. Я-то ещё лет десять проживу — отрываясь напоследок. А ты — попробуй выжить. И быть вежливой с Великим Злодеем. А потом расскажешь, о чём ты его просила.

Аманда взглянула на глобус.

— Помнишь, как нам рассказывали про Афины и Спарту? Афины — это свобода. Спарта — всё общее, даже еда. Как в восточной деспотии, где могут строить великие стены и пирамиды — когда один правит, это удобнее, не надо договариваться, а просто приказать. Но мы хотим быть, как Афины. И пусть история решит — мы по эту сторону океана, они по ту, и кто успешнее?

— Класс! — выдохнула Кэти. — Ты говоришь как взрослая. И где сейчас те монархи и фараоны? Сама придумала?

— Учитель истории, родители. И свои мозги. У меня, знаешь ли, пока что ничего не вырезали.

Кэти вздохнула:

— У моих родителей вроде мозги целы — но ум, будто после лоботомии. Достали уже, своим кудахтаньем — чтобы все как у всех: дом, автомобиль, примерная семья, работа — место в курятнике, который завтра снесет торнадо! Изобрели бы машину времени — сбежала бы в прошлое, чтобы шпаги, абордаж, любовь и кровь. Всё лучше, чем завтра — радиоактивный пепел. Лучше быть пираткой, чем просто пеплом.

— В "Парамаунте" сейчас новый фильм — сказал Боб — на афише герой в черной маске, черной шляпе и черном плаще, в одной руке шпага, другой обнимает прекрасную мисс, или сеньорину — что-то из времен Капитана Блада. Может, успеем еще сегодня, на вечерний сеанс?

— Не хочу — ответила Кэти — это как шоколадный торт на витрине: смотришь, а не съесть. Вот если бы и правда, туда попасть... Где у тебя шпага и кольт, и ты увидишь того, кто хочет тебя убить.

— Вот и я потому лечу, — сказала Аманда. — хотя бы попытаться, чтобы этого не было. Хоть мизерный шанс, но все же...

— Ты вернёшься, Спарки, — сказал Майк. — сейчас сам Главный босс из "Регистра" с тобой подпишет договор — эксклюзив по возвращении. А потом — напишешь книгу. Не хуже, чем у того латиноса на мотоцикле.

— Не со мной, с моим папой, — поправила Аманда. — сейчас он приедет. А мне ещё нельзя подписывать, до совершеннолетия.

— Но в Москву пригласили тебя, — улыбнулся Майк. — И все это понимают. Вернешься, станешь и известной, и богатой.

— Ребята, а может после все же сходим в "Парамаунт"? — предложил Боб — посмотрим на этого "Мстителя Зет"?

— Скука — ответила Кэти — не смотрела, но мне Джесси рассказывал. Там этот герой влюбляется в дочку самого важного дона, который главный враг и злодей — и эта курица постоянно доставляет герою заботу ее спасать, путается у него под ногами и падает в обморок в самый неподходящий момент. Ну а в финале, как положено, сначала они вместе скачут по прерии в закат, а после, вроде как через сколько-то лет, они вместе на собственном ранчо, нянчатся с кучей детей. Наверное, с намеком, чтобы снять продолжение.

Лазарев Михаил Петрович.

Флотских забот у меня — через край. Но Вождь, как известно, любит повторять ленинское: "самым важным для нас видом искусства является кино". Потому и сказал мне, будто между прочим, на совещании у Маленкова:

— Товарищи из Союза кинематографистов, Михаил Петрович, на вас в обиде. Разберитесь. Мне потом расскажете.

Сказано-то просто, но за этим — ясный намёк. Имел он в виду одну давнюю историю — как хотели тут, в нашей реальности, переснять "Тайну двух океанов". Мол, раз уж в космос вышли, и "Туманность Андромеды" печатаем — то и в кино пора шагать вперёд. Вписали в сценарий версию с атомной подлодкой "Пионер", с американцами вместо японцев, и, как водится, кульминацией — наши топят два американских авианосца у берегов Вьетнама. Сюжет — почти документальный.

И я тогда рубанул: "Нет". Официально — по соображениям секретности: натурные съёмки на действующих лодках, а там и при беглом взгляде есть, чего показывать не следует. Неофициально же — ну простите, помню я один самиздатовский роман начала XXI века, где был подобный фильм, с подводной одиссеей, нацистами в Антарктиде и лучевыми ударами с орбиты. (прим.авт. -С.Симонов, "Цвет сверждержавы — красный"). Интересно, да. Но повторять "Грузия-фильм", как в 1954 году, — не надо. У нас здесь — другая планка.

Киношники не простили. И, как водится, нажаловались Вождю. А он — мне:

— Разберитесь, товарищ Лазарев. Я третейским судьёй буду.

Встретились в Доме кино, на Васильевской. Мой собеседник — Журавлёв Василий Николаевич. Фантастику уважает: в 1935 — "Космический рейс" (Циолковский был консультантом), потом — "Гибель "Орла"", "Пятнадцатилетний капитан". Теперь вот — новая задумка: экранизировать "80 000 километров под водой".

— Осовременим, — говорит. — У Верна техника устарела.

Читаю — и волосы под фуражкой шевелятся. "Наутилус" — атомарина, переданная СССР флоту Народной Индии, но попавшая в прошлое. Экипаж — индийские коммунисты. Немо — не капитан, а командир восстания. Да вы что!

Хотя... Сам ведь помню, как мы тут поначалу слухи распускали — про подводные силы Марса, про Полярный Ужас. Дезинформация, да. Но, значит, и такие фантазии тут всерьёз принимаются. И межвременной контакт в этом сталинском СССР — не ересь, а допустимая экзотика.

Передам это всё Анюте. Пусть Контора ненавязчиво проверит: откуда у Журавлёва такие идеи?

А пока — по сути.

Говорю ему:

— Не надо нам такой экзальтации. Можно поправить классику, но не ломать жанр. И уж точно не превращать всё в смесь сказки и пропаганды на уровне самодеятельности.

Объяснил по-человечески. Как сыну объяснял — тот после "Пятнадцатилетнего капитана" мне сказал:

-Папа, Дик Сэнд герой, но настолько тупой, долготу не мог определить? Если у него не было хронометра — то были хоть какие часы, поставленные по времени Сиднея, Нью-Йорка, Сан-Франциско? Полдень по местному времени определить по изменению тени — и сравнить с часами. Точность будет в градусы, даже в десяток градусов — но в каком океане, покажет!

Вот что значит — сыну на ночь вместо сказок, морские истории рассказывал. И даже он теперь Жюль Верна поправляет. Потому, снимаем, товарищ Журавлёв, если уж снимать — так, чтобы наш зритель понял и поверил. Немо не сказочный раджа, а глава наёмников британского миллионера (он же безумный гений), строившего "Наутилус" на тайной британской верфи, пусть даже и в Индии. Отчего там — например, там рудник с "радийным минералом" открыли, а этот ученый свое время опередил. Экипаж собрал из своих индийских слуг, обработанных наркотой или чем-то вроде лоботомии, что там их йоги умели — иначе, как бы они выдержали, не сойдя с ума, пожизненно на подлодке, ведь им там даже в "зону отдыха" вход был воспрещен? Ну а Немо решил, что его тоже — и потому восстал, убил своего хозяина и увел корабль в море. И теперь, скучает без образованных собеседников, бродит по океану как неприкаянный, без цели — ну и по мелочи, помогает всяким повстанцам.

Вот в таком ключе — снимайте. Чтоб и детям, и взрослым — было о чём подумать. Без нафталина. Без глупостей. И чтоб не приходилось потом Вождю третействовать.

А Владику, сыну, всё же — пора в Нахимовское. Пусть узнает, что такое честь и долг. А что мама против — так мы это ещё обсудим.