Всю орду Берестов разделил на два взвода по двадцать одному человеку каждый, отдельно размещались те, кого громко именовали хозвзводом, да еще был штаб из трех человек, писаря и ординарцев-посыльных. Партийных в команде не оказалось, а комсомольцев набралось с десяток, так что политинформации, чтение газет, выпуск боевого листка и прочее, положенное подразделению РККА наладили быстро. Даже и строевой позанимались пару раз, наглядно показав бойцам, что уж лучше им работать, а то все равно свободного времени не будет. Опять же как и положено в армии, где с времен древнего Рима было известно — если у солдат безделье — кончится это лютым безобразием и потому воин должен быть все время занят — тогда ему о глупостях задумываться некогда. Так и тут — бойцы волчками крутились, а все равно для деятельности был непочатый край.
Смущали старика трофеи. Слишком густо и богато началось, а начальству нельзя показывать сразу все — посчитают, что все время такое будет и если поток найденного добра уменьшится — начнут придираться. А начальство раздражать не стоит. И тут появлялось много вариантов — самых разных. Пушки, пулемёты и винтовки надо сдавать, это без вопросов, а пистолеты и ножи трофейные? Очень хорошо пойдут у знающих людей, что к фронту приближающихся, что в тылу начальствующих. Алексеев отлично знал, что у военного люда есть мода, так же как у женщин, и есть такие модники, причем и в больших чинах, что за достойный пистолетик могут многое — от наград, до закрывания глаз на некоторые отдельные и нехарактерные недостатки.
С местными тоже надо налаживать отношения, прокатившаяся тут стальным огнедышащим чудищем война обездолила очень и очень многих, много ли унесешь на себе, убегая из полыхающего дома? Да еще бабе с детьми? Только то, что на себе — и все. Самая настоящая нищета у погорельцев. Всего не хватает — и взять неоткуда, потому как "Все для фронта, все для победы!" Получается — поле боя и остается только для добычи. И тут фельдшер был полностью согласен с сапером Новожиловым — надо помогать местным, самим же от этого польза будет. Пока сделали первую клеть для коллекционных голов, получилось на триста штук, еще только половину заняли, а уже думать надо, чтобы не поломали да и охранять надо, и гвозди нужны для сколачивания незатейливой конструкции из жердей и палок — этакие получались этажерки из пяти ажурных полок и решетчатых же стенок. Потому — не только военные трофеи нужны. Немцы — барахольщики, много с собой всякого тянут. Из невоенного, но полезного — да хоть из одежды, что получше — можно что и отложить, да местным выдать взамен на гвозди и прочее что нужно. Пацаны по погорельям натаскают враз.
За несдачу такого — максимум присвоение найденного, вроде была такая статья в УК. Это же не военное имущество или ценности. То есть, найденное, положено сдать в милицию. Но поскольку милиционера в селе нет — его заменит, к примеру, председатель, как представитель местной советской власти. Однако можно и своеволить. Главное, чтоб не пришили корыстный мотив. А для этого надо, чтобы видно было — без корысти помогали, народ и армия — едины.
Одно смущало старика всерьез — накатывала весна, тепло скоро станет. Сам он многое повидал за свою жизнь и вонь трупная для него была привычной — а вот в похоронной команде может и сбой быть, горожан много, они в этом плане тщедушные. Это пока мертвецы лежат словно ледяные статуи и не пахнут ничем и вид пристойный. А скоро, как потеплеет, вздуются павшие, потекут и завоняют — потому надо максимально использовать это холодное время. Но не получается — приказ внятный — сбор трофейного имущества, в том числе и шинелей с обувью, а это времени отнимает чуть ли не больше, чем само головотяпство и похороны падали. Трудно раздевать окоченевших мертвяков, которые с момента своей гибели замерзли в самых вычурных позах. Описывал известный писатель Шолохов как казаки ноги покойникам рубили и отогревали их на печке, чтоб со смякших ступней обувку стянуть, да сам Иван Валерьянович такое видал в Гражданскую, но тут это не пойдет. Накажут. И приходится распарывать шинели и сапоги по шву, стягивая их чуть не по частям. Сначала — то попытались дробить ноги кувалдой, ан оказалось, что кувалда и обувку гробит, рвет беспощадно, решили оставить такой способ на потом, если ничего другого не останется.
Самому фельдшеру доставалось дополнительно от местных — единственной он тут был медициной, а от голодной зимы люди болели, отказать им, особенно матерям с детьми — не получалось — и хоть разорвись, не хватало времени на все, а возраст уже хорошо сказывался — и возраст и раны, которых досталось как на троих. Хорошо матрос Ванечка помогает, в одиночку бы — помер от переусердствования. Другой бы плюнул на всех, да делал свое, а у Алексеева так не получалось, хотя воспитания он был самого старорежимного. Воспитание — старорежимное. А самосознание — большевистское! — про себя усмехнулся Алексеев. Кто б ему раньше такое сказал!
За окошком зафырчал характерно немецкий вездеход, заглох. Фельдшер поглядел на часы — ну да, время вечерней планерки. Сам же Берестову посоветовал, чтоб была ежедневная планерка, желательно не с утра, а вечером, чтобы утром все сразу работать начинали. Командир совет принял. И сам уже устроил в расписании перед сном — общее построение где следовала чёткая нарезка задач для личного состава на следующий рабочий день.
Следом за вошедшим командиром ввалились сразу кучей и командиры взводов и старшина и сапер Новожилов — видать стояли неподалеку, курили. Задачу Берестов поставил сразу — с завтрашнего утра работать на том месте, где был у немцев сбор раненых. Работы там много, потому быть внимательнее. Особенно к медицинскому имуществу — сам Берестов завтра в город едет за харчами на неделю, заодно поговорит с начальством в госпитале, что там расположен. Не удержался старлей, похвастал фотоаппаратом и пистолетом найденным, и взрослые мужики моментом превратились в мальчишек. Сам фельдшер к такому был не расположен, а вот с Новожиловым поговорить было надо, смущало Ивана Валериановича, что какая-то хлипкая первая этажерка получалась, хотя угловые столбы и вкопали.
Упрямый сапер все же хотел делать нормальные сараи и никак не получалось его переубедить, такие птичьи клетки были ему непривычны.
— Обычные сараи для обработки черепов не годятся. Я ж уже внятно намекнул, откуда ноги растут у способа — от средневековой английской традиции вывешивать обреченного преступника в клетке. Соответственно и сооружения — не сараи. Не сараи, а решетчатые конструкции, воспрещающие доступ птичкам типа ворон, но свободно допускающие всех насекомых, солнце и дождь — в очередной раз выговаривал фельдшер саперу. И на этот раз — получилось. Убедил! При том Новожилов еще и предложил усовершенствование — делать клети в плане как буква Ш. Прочнее будут, а обработке не помешают. И поместится в одну такую клеть порядка 700 голов. Всего, значит, надо 7 таких клетей всего. Как раз там по площади поместятся.
Предложение сапера было принято, на столе, по-чапаевски — а именно при помощи посторонних предметов, как-то карандашей, спичечных коробков и щепочек определили — как на излучине реки лучше поставить клети, чтобы и воду таскать было просто и за черепами приглядывать легко.
— Мыши их не погрызут? Лисы там всякие? — спросил комвзвода раз, бледный, иконописного вида парень, тощий, как швабра — явно выписанный из госпиталя значительно раньше срока. Так вроде в чем душа держится, а по глазам видно — умный и решительный. Сперва комвзвода был другой — но за неделю его Берестов поменял, увидев, что не имеет здоровяк авторитета и командовать не может, хоть и больше по весу раза в два. А этот — железный, не свалился бы только, силенок мало после ранения осталось.
— Лисы не пролезут, если регулярно осматривать, а от мышей надо шерсть жечь регулярно, раз в месяц, лучше всего тех же самых мышей палить. С учетом массы неубранного урожая на полях и прочего вкусного мышам это будет не сильно интересно гнилое мясо жрать. Да и вообще мыши падаль не особо кушают. Птички — и то не все. Крыски — те да, но их в поле мало бывает — как знаток пояснил ему Иван Валерьянович.
— Медведь может на запах придти — напомнил Новожилов — Он тухлятину любит!
— Опа, и пдавда. Еще пост ставить — огорчился командир похкоманды.
— Да, и не просто пост, а вооруженный. Потому охране ружье трофейное оставить и может даже с патронами — заметил молчаливый комвзвода два. Говорил он мало и редко, но по делу. Потом он подумал и добавил:
— Вообще надо бы и бойцов вооружить. Хотя бы — частично, оружия полно, только разрешение получить — и с намеком глянул на командира.
Фельдшер кивнул. Медведи и волки — гипотетическая угроза, а вот бандиты и всякие дезертиры всегда после боев по лесам и деревням шарятся и они — как раз серьезная и вооруженная беда. Да и вообще — мужчинам оружие к лицу, а если еще подстрелят на мясо какую — нибудь дичину, так и совсем хорошо, с приварком-то. Голод сейчас в деревне, ртов много, а харчей — мало. Да и саму "гроб-команду" откармливать надо, хитрованов, которые всеми правдами и неправдами в тылу здоровыми остались и при команде пригрелись — пяток, остальные — слабосильная артель. Между тем работа предстоит тяжеленная и физически и морально.
Надо как-то еще озадачить командира, чтобы не обиделся и выполнил просьбу. Познакомился фельдшер вчера с матерущим седатым мужиком, попросившим починить нехитрое приспособление для производства дранки — деревянной черепицы. Крыши у селян побитые, а чинить некому и нечем. Пойдут дожди, печки русские размоет, погниют дома. Как бы селянам-то помочь? К обоюдной выгоде, конечно. Дранки настрогать не так, чтобы сложно, но нужен специальный тяжелый колун — махало, щепящий на тонкие пластины осиновые и еловые чурки. А по тому, что в деревне был — танк проехал. И предлагал мужик помочь деревенским в починке этого махала, благо не сложная конструкция — в любой механической мастерской сделать не сложно. Но — платить нечем, да и не до того механикам сейчас, на войну работают. Вот если бы армейские ввязались — у армейских бы получилось. В деревнях народ глазастый, могут помочь в работе похоронной команде. Намек был очень тонкий, но Иван Валерианович его понял.
В знак серьезности намерений мужик пообещал показать, где в лес с дороги уехал гусеничный немецкий вездеход с прицепом — водитель так за рулем и остался сидеть, весь в кровище замерзлой, видно прилетело ему в спину, доплыл, спасаясь. Одно попросил мужик, чтобы прицеп ему оставили после того, как работу в этих местах закончат.
Этого фельдшер пообещать не мог, но честно сказал, постарается. Зачем мужику в хозяйстве прицеп, который тягает гусеничная машина Алексеев спрашивать не стал. Поговорил еще, поузнавал что за человек перед ним сидит, по стопочке выпили, чтоб язык развязался. А потом оставалось только головой крутить — как человек верченой судьбы, сам фельдшер уже ничему особо не удивлялся, но тут только хмыкал, понимая, что никакой писатель такого не придумает, а в жизни — вот оно, пожалуйста на блюдечке.
Мужик этот, родом из подмосковной деревни, попал на Великую войну, далее — в плен и за недостатком рабочих рук передали его местному бауэру. Пленный был работящий, бауэр его многому научил и даже хотел дочку замуж за него выдать. Но тот вернулся домой где-то в году 1922 или в 1923, после окончания Гражданской войны. Получил землю и начал хозяйствовать по-немецки, на зависть всем соседям. Женился, пошли дети, а он всё богатеет и богатеет, а тут как раз — коллективизация. Человек он был умный, понял что ему лично Сибирь светит, если не хуже — сам отписал дом с хозяйством комбеду и уехал в Москву. Там у него старший брат работал кадровиком на одном из заводов. Устроился на работу, получил на семью комнату. Работал хорошо, начальство ценило.
Когда началась эта война, его не призвали по возрасту, большую часть завода эвакуировали, а его оставили при пустых корпусах, не стали дёргать с большой семьёй. Хреново им стало, голодно, потому уехали к родне в деревню, как раз под нашествие европейское. Кто ж знал, что так далеко доберутся!
Немцы вошли в деревню, а он уже был с виду форменным старым дедом с седою бородой, лежал на печке, да слушал, что промеж собою немцы говорят. Язык-то немецкий у него свободный, всё понимал, не зря столько лет в плену был. Так немцы как-то вычислили, что он их понимает. Поговорили, посмеялись, только один был какой-то дёрганый, всё искал, к чему бы прицепиться. Дерганый и спросил:
— Какая дорога на Москву самая короткая?
Дед был хи-итрый, играл простого деревенского мужика, а тут прокололся, сказал: — Я человек простой, как сейчас — не знаю, а в прошлый раз ходили ваши через Бородино.
Ка-ак этот фриц взбеленился, деда потащил расстреливать, но остальные не дали, а потом они ушли воевать дальше. Повезло, совестливые попались немцы, даром, что всех курей и поросенка сожрали.
Когда пошло наше наступление, немцы через деревню проскочили быстро, поспешно дома запалив, а этот говнюк дерганый специально вернулся, пошел мужика искать. Они бы и разминулись, у мужика-то за огородами был целый блиндажик для семьи вырыт, да пошел он за домом присмотреть, чтобы не сгорел. Там его фриц и зацапал, и повел на огороды расстреливать. Что-то у бедолаги немецкого в башке переклинило, на месте стрельнуть не сообразил, может от домов жар напугал. Повёл он деда между домами, а наши по деревне из минометов вдарили, мина на улице легла, все осколки немцу в спину. Деда даже не зацепило, только оглох на пару дней. Теперь у родственников угол занимает, а хотелось бы все же свою деревню восстановить, тем более, что и дом не до конца сгорел, печи опять же целы, но без кровли дом не построишь.
Возразить на это было нечего. Решил про себя фельдшер, что выступит ходатаем.
И выступил.
Позвали мехвода Гриценко для консультации. Тот, не чинясь, заявил, что полугусеничные тягачи у немцев годные, а что там за машина стоит он сказать не может. На тонкую ухмылку комвзвода — два обиделся и немного рисуясь, сказал:
— У фрицев этих тягачей — с десяток типов. И Демаг, и Ганза — Ллойд, и Фамо, и Ганомаг, и Маультир, и Бюссинг — НАГ, и Боргвард, и Краус — Маффей, и Даймлер — Бенц.
И все разные, хоть с виду и похожи, а размеры и мощность у каждого своя. И это те, про которые я читал, а может и еще есть, так что не надо тут лыбу строить.
— Годится нам в хозяйство? — резюмировал фельдшер.
— Для нас всякое лыко в строку. Комсомолец, что в мосту сидит чем-то дергать надо. Да и вообще... — пожал плечами мехвод.
— Спасение утопающих... — пробурчал комвзвода — раз. И добавил вроде и неуместно, но понятно:
— Девушка, жаждавшая счастья — Поселилась рядом с воинской частью.
— Если это ты про Васену, то такая удалась девушка, что применение в мирных целях ей не светило — тихонько съехидничал Гриценко, а комвзвода покраснел почему-то.
Поулыбались вежливо остальные, глядя на задумавшегося командира. Видно было, что сидит старшой, решает, что делать. Сидевшие тут, столкнувшиеся с массивом задач и объемом работы, понимали — есть о чем голову ломать.
