Красавец из салона тут же оживает. Говорит, чтобы я врубил адскую систему, потом проехал вперед сотню метров, помог ему сгрузить второй квад, он двумя квадами прокроет две трети пространства вокруг машины. А я должен буду взять лесенку с фургончика, залезть на ближайшее дерево и обеспечить безопасность тыла фургона. Это вызывает у меня прямой протест, но красавец упирает на то, что майор должен был меня внятно предупредить, я работаю под его командой. Ничерта подобного мне майор не говорил, я упираюсь как баран, но красавец знает мое слабое место и весьма ровным голосом уведомляет меня, что каждая секунда моего промедления может пагубно сказаться на судьбе моих товарищей. Так что мне стоит выслушать с максимальным вниманием все, что он мне говорит, все это максимально быстро выполнить и не выпендриваться как школьнику, потом как заработают звукоустановки я уже вообще ничего не смогу расслышать. Но с какой стати мне сидеть на дереве? Это-то зачем?
Да хотя бы потому, чтоб зомбаки не мешали, вежливо ставит меня на место красавец. И напоминает, что рев танковой колонны уже должен звучать. Мне остается только выматериться сквозь зубы, выпрыгивая из кабины. Трех зомби у генератора отщелкивает квадроцикл, я диву даюсь как быстро и точно исполняет это механизм. Рев динамиков заставляет трястись каждую клеточку моего тела и я с радостью откатываю фурган подальше от орева. Хотя и не намного, но становится все же тише. В зеркало заднего вида вижу, что 'Недотерминатор' как дворняжка поспешает за машиной, потом среди шума слышу команду встать. Ну здесь, так здесь. Опять из салона выдвигается трапик, еще один квадр съезжает по нему, красавец жестами (все равно ничерта не слышно) — повторяет свое дурацкое распоряжение И я с легкой лесенкой, матерясь в голос, но не слыша себя при этом, галопирую к выбранному для насеста дереву. Один из квадров словно конвоирует меня, прет чуть сзади и слева, хорошо еще его свол не смотрит мне в спину. Лезу на дерево, на всякий случай откидываю лесенку, благо спрыгнуть я смогу, а вот гостей к себе не жду. Квадр, словно убедившись, что я выполнил приказ, укатывается вперед, я очень быстро теряю его из виду. Остается обживаться на ветках.
Кое-как устраиваюсь, на всякий случай прихватываю себя ремнем к стволу дерева. Прикидываю, видно ли меня снизу — вроде б не видно. На душе погано, поневоле вспоминается разведчик, умерший именно в такой позиции. Потом память услужливо выдает — как всегда не самое приятное — воспоминание о встрече с ветераном в школе еще. Этот, на наш тогдашний взгляд, старикан был в войну таким же как мы, но правда не в школе сидел, а уже воевал в партизанском отряде. И их отряд попал под карательную акцию. Выражалось это в том, что выжигались все деревни. А попавшееся под горячую руку население либо истреблялось, либо сгонялось в концлагеря. В результате оставались победные реляции исполнителей германскому командованию: '... в ходе антипартизанской акции ликвидировано 3887 партизан, из них 286 — мужчин...' и выжженная земля без населения. Каратели были опытные, толковые и отряд быстро был разгромлен. Приятели ветерана, такие же мальчишки, нашли нестандартный ход — они решили залезть на высокие деревья — де немцы не заметят. Елки в лесу густые — пролопушат фрицы, не увидят. Ветеран же, хоть и был тогда сопливым пацаном, но сделал ставку на родные болота и залез в ледяную топь по ноздри. Чуть не утонул в трясине, чуть не погиб, когда вылезшие на берег каратели прошили из пулеметов заросли камыша и осоки — кепку с головы сорвало и из ватника на плече выравало здоровенный кусок, но уцелел. Со своими дружками больше не встретился, потом попал в армию, закончил войну в Чехии. А когда вернулся домой, узнал, что никто из его приятелей в село не вернулся. Только сильно позже ходившие за грибами в тех местах, где отряд погиб, стали рассказывать, что на деревьях сидят скелеты. И ветеран — ну тогда он не был еще стариком, отправился проверить 'бабьи слухи'. И нашел своих школьных друзей, которые забрались еще тогда на деревья и не учли, что каратели были с натасканными собаками и всех его дружков так и нашли. Собака лаяла, потом пара очередей вдоль ствола и с елки тонкими струйками текла кровь.
Ветеран лазил на те елки, под которыми в хвое валялись россыпью мелкие косточки, башмаки с кусками стоп... И в оскаленных черепах рассказчик с горечью узнавал лица друзей, щербатого Петро, смешливого Мишку, степенного Григория... Остались его други на елках, пристегнутые к стволам поясными ремнями, так и просидели, пока дружок за ними не пришел...
За мной приходить будет некому. Да и без разницы мне, что будет, если я на этом дереве дуба нарежу. Кстати на дубе-то и сижу, ветки у него удобные, горизонтальные такие, удобно на них сижу. Как кот ученый. Идиотское положение. Сказки говорить на манер ученого кота смысла нет — танковые движки ревут. Словно тут десяток моторов прогревают со всей дури балбесы-салобоны. Пока гляжу вниз, отмечаю, что да, идут зомбаки на звук. Подо мной прошла молоденькая стройная мертвая девчонка, с задранным под горло топиком — голая и в грязнючих белых когда-то носочках. Вся в старых кровоподтеках и порезах... Поневоле вспомнил забавы Вивисектора. Еще пару мертвяков засек, тоже туда на шум брели. И вроде бы пальба вдали была. Хотя тут не поручусь, уши у меня опухли, наверное, от такого рева и лязганья.
Грохот длинной пулеметной очереди совсем рядом все же перебил шум динамиков.
Я с ужасом вижу, как из борта фургончика вылетают фонтанчиками пыль и какие-то куски и щепки. Кто-то совсем рядом шьет длинной очередью командный пункт квадроциклов в котором так и остался красавец. Сам не понимаю, как сваливаюсь с сука на землю, не заметил — а уже лежу внизу под деревом. Пистолет откуда-то в руке взялся. Нет, не годится пистолет против пулемета. Сую ПБ в кобуру, дергаю со спины автомат. Рассчитывать не на кого, борт фургона, который мне отсюда виден, изрешечен строчками выходных отверстий, из них курится то ли дымок, то ли пыль. Сотни две оспин, не меньше. Хана красавцу. Один я теперь.
Делать-то что? Лежать на месте притаившись — без толку, особенно если засекли мое десантирование с ветки. Пара гранат или еще такая очередь... Убегать? Тогда динамики вырубят. А мне сказано их охранять. Да и не убегу я тут далеко, нарвусь на кого шустрого в лесу... Атаковать? Ага, пузом вперед... Черт! Черт, черт... В итоге, мутно понимая, что явно не самый лучший вариант действий выбрал, но советоваться не с кем, ползу по возможности незаметно к торцу фургона. Там высокая трава и неизвестный пулеметчик ведь должен залезть посмотреть, кого он уделал. А я его сбоку из засады — ррраз!
Черт, надо будет тренироваться, обязательно, плохой из меня пластун, все силы на ползание уходят и я еще ухитряюсь цепляться всем подряд за все, что на земле лежит. Даже старую консервную банку на грудь принял, наполз на нее, как танк на бетонный надолб, абрикосовый компот. Мать его...
Дверь в убитый фургон распахивается наопашь, треснув ручкой об стенку так, что даже сквозь грохот я это услышал. Красавчик-блондин с искаженной от ярости мордой лежа на полу вскидывает на меня свой коротыш-калаш и я понимаю, что он видно решил, что это я стрелял по фургону, он целит в меня и дает три четкие очереди по три патрона раньше, чем я успеваю даже зажмуриться. Чудом пули не попадают в меня. Он широко распахивает рот, орет что-то, не понимаю что. По артикуляции догадывась, что последним словом явно было 'идиот!'. Одновременно какая-то часть моего сознания сигнализирует — тем еще пещерным чутьем — что сзади что-то тяжело грянулось оземь. Так, что я это ощутил даже лежа. Красавец подтягивается на руках, съезжает пузом по трапику для квадроциклов и мне становится немного дурно — обе ноги у мужика явно перебиты ниже колен, никак иначе не объяснишь странно и неестественно вывернутые в стороны носки ботинок, к бабке не ходи — травматический огнестрельный перелом обеих голеней, если можно так сказать. Точнее костей голеней. Точно, болтаются ботинки не в такт движениям, а самостоятельно до тошнотворности.
— Обезвредь его! — доносится до меня крик наконец сквозь рев танковых моторов.
— Кого? — ору я в ответ и получив в ответ теперь уже ясно слышимое 'Сзади, идиот!', наконец-то делаю, что давно было бы положено, а именно привстаю и смотрю назад. Сзади колотится о землю, сдирая дерн каблуками сапог, здоровенный мужик в грамотном камуфляже, лоскутном таком, черта лысого такого в кустах разглядишь. Мужик хрипит, изо рта пузырями валит кровавая пена, четко различимая на измазанном камуфляжным гримом лице.
— А пулеметчик? — кричу я подползшему ближе красавцу.
— Он — пулеметчик! Кончай его! Быстро!
Неожиданно для себя на четвереньках кидаюсь к бьющемуся мужику. Но он уже и так обезврежен, это явно агония. Все же бахаю ему в башку из ПБ. Он последний раз судорожно царапает землю каблуками. Вытягивается, странно выпятив грудь. Теперь обратно к красавцу, сейчас у него еще шок после ранения, но скоро боль его прихватит, да и не дело, что перебитые ноги не зафиксированы, шок будет и так, а с болтающимися конечностями — вдвое. Перевязать опять же, то, что крови еще не видно — не показатель, скоро мышцы спазмированные расслабятся и польется. Лезу в сумку, красавец некрасиво оскалившись буквально рычит:
— Проверь! Там еще один! Вон там, рядом с 'Терминусом'! Пулемет захвати, он его где-то бросил! Быстрее, я постараюсь прикрыть!
Он делает то, что меня удивляет еще больше — встает на коленки, довольно уверенно причем, кивает головой — давай дескать. Перехватив удобнее автомат и потея от волнения, на полусогнутых бегу в указанном направлении. Первым попадается в кустах скособоченный разбитый квадроцикл. Он изрядно побит, собственно потому я его и увидел, белеет сколами. Ствол смотрит почти вбок. Вертя башкой во все стороны сразу и понимая, что подстрелить меня сейчас любой дурак может, топочу в том направлении, куда смотрит ствол квадра. Что-то громадное шумно шарахается в сторону и я чуть не долбаю туда очередью, потом понимаю, что это вроде как лось. Животина выскакивает на свободное от кустов место, я вижу, что это обычная оседланная лошадь. Вроде даже как такой окрас гнедым называется. Кобыла останавливается поворачивает ко мне морду, смотрит. Ладно, это не помеха, понятно, как пулеметчик сюда этот чертов добрался, бегу дальше и наступаю на приникшее к земле тело, под подошвой дрябло подается мертвая плоть, тоже в камуфляже, но простецком, я такой часто видал. Чуть поодаль валяется АК с глушителем, еще чуть поодаль что-то странно выглядящее... Доходит, что это колеса перевернутого вверх тормашками второго квадроцикла. Подхватываю валяющийся автомат, переворачиваю труп на спину, дергаю из кармашка разгрузки какой-то незнакомый пистолет, сую себе в разгрузку, отметив про себя, что эта рожа с дырой на переносице, мне не знакома.
То, что по мне никто еще ни разу не бабахнул успокаивает, видно эта пара вся тут и осталась. Беглый осмотр перевернутого и расстрелянного квадроцикла ясно говорит — и эта машинка свое отслужила. На обратном пути, уже немного успокоившись, прикидываю, откуда пулеметчик лупил по фургону, нахожу там брошенный ручной пулемет — он даже и сейчас раскален, жжет сквозь перчатки руки. Запыхавшись, добегаю до фургона, оглядываюсь в поисках партнера. Тот тихим свистом обращает на себя внимания, притаился в траве чуток поодаль. И вдруг становится тише. Осточертевший рев танковых двигателей меняется, такое впечатление по изменившемуся звуку, что машины разъехались и встали, работая на холостых.
Интересно, какой в этом смысл и что это означает конкретно для меня сейчас? Звукозапись-то ведь обдумывалась, когда ее подбирали, не просто ж так. Прикидывалось, какое она моральное воздействие на противника окажет, да и прогнозировались ответные действия. Нас вот героичных тут прикрытием оставили. Предполагали, значит, что возможно гости на шум заглянут?
— Дальше что? — спрашиваю я осторожно осматривающегося напарника. Спрашиваю потому, что не имею ни малейшего представления о том, что дальше-то делать.
— Нам еще минут десять позицию держать надо, не меньше — отвечает он мне.
— Мне тебя перевязать надо — настойчиво говорю ему.
— Зачем? — искренне удивляется он.
— У тебя ноги перебиты — по возможности деликатно просвещаю раненого. В шоке люди не замечают самых очевидных вещей и написанное, например, Ремарком о том, что на перебитых конечностях сгоряча человек еще и бежать может — совершенная правда.
— А, это... да, хорошие ноги были, жалко — как то нелепо соглашается красавец.
— Конечно жалко — соглашаюсь и я с ним и лезу в сумку за бинтами. Он грустно улыбается и задирает штанины. Ну да, все верно, конечности перебиты, это я правильно заметил, только вот ниже колен у него протезы на обеих ногах, так что его грусть понятна, такие ноги и впрямь жалко, не более того. Мне становится понятно и почему он не вылезал из кузова и почему на нем были не берцы, а ботинки и штаны навыпуск... Даже немного стыдно — не того, что я на него злился, а того, что сразу не заметил, что это безногий инвалид... С другой стороны все просто отлично — куда лучше такой расклад, чем перебитые очередью ноги и тяжелораненый на руках. Хотя с такими изуродованными протезами он опять же не ходок, а по машине уж больно задушевная очередь прилетела, сомнительно, что она ехать сможет, хорошо хоть не загорелась.
— Этот автомат вы с второго сняли? — спрашивает красавец.
— Ага. Пуля ему в переносицу попала.
— А рожки забрали? — кивнув на сообщение о попадании, продолжает напарник.
— Нет. Некогда было — ворчу я, так как понимаю, что вообще-то забрать боеприпасы — недолгая работа, и мне сто раз говорили — без боезапаса оружие бесполезный кусок железа.
— Лошади там? — продолжает спрашивать безногий.
— Одну видел.
— Тогда так, гляньте что с машиной, если на ходу, закиньте трапик и подгоните ее поближе, чтоб мне на четвереньках-то не бегать. Квадры совсем в утиль?
— Не знаю. Один-то скорее всего да, там пулевых меток было много и заметил, что пуля в диск попала, этот, автоматный который. А второй кверху колесами лежал. Я его не осматривал подробно. Но и в нем дырок с десяток.
— Понял, давайте гляньте, что с машиной! — командует безногий.
Ага. Я сам-то не понимаю, что отсюда сваливать надо, мне тут так понравилось, что я собираюсь здесь навеки поселиться, как же, как же.
Хлопнувший выстрел из трофейного АК сбивает меня с потока язвительных мыслей. Та самая голая девчонка в носочках, вылезшая совсем рядом из кустов, валится навзничь, инвалид поворачивается ко мне и уже просительно добавляет:
— Побыстрее бы, а?
Трапик не хочет лезть в кузов, оно и понятно — пули разворотили внутренности салона так, что там ногу поставить некуда, обломки какие-то везде и пыль еще висит плотно, откуда только взялась-то. Вижу разбитые мониторы, рация валяется на замусоренном полу и выглядит... Ну как выглядит несколькими пулями простреленная рация? Ладно, хватаюсь за трапик. Запихиваю наполовину, дальше не лезет, бегу к кабине. Там все в порядке, завожу двигатель...
