Наука русских и наука Америки шли голова в голову. У них ракеты — у нас ракеты. У них kuzkinamatt — у нас Бомба… Если ученые Лос-Аламоса исхитрились открыть Врата, наверняка, что-то имеется и у русских. Там, за рекой с хрустящим названием Скахазадхан.
Чарльз Беквит легко мог представить степняков, всей ордой нарвавшихся на десяток БТР с пулеметами. Самое страшное: степняки не знают, что такое “пулемет” и что такое “БТР”.
Знающая конница отвернет и побежит сразу, врассыпную, зигзагами. Конечно, потеряет кого-то, но основная масса ускачет. На БТР по степи быстро не погоняешь. Конь сам видит, куда ногу ставит, а БТР так не может.
Не знающая конница подъедет на дистанцию выстрела из лука. То есть, метров на полтораста-двести. Где сразу половина и ляжет, потому что на такой дистанции древний русский патрон 7,62х54R будет пробивать первые три ряда и калечить остальные шесть. Что же до патрона 14,5х125, тут и говорить нечего, буквально полетят руки-ноги.
Уцелевшим всадникам еще целую милю, почти два километра, отступать в зоне действительного огня, причем они в ужасе погонят по прямой, не сходя с линии прицеливания. Мало кто доскачет!
Дейнерис посмотрела на крупно вспотевшего пришельца и выпила еще кубок.
— Можете не отвечать. Уже понятно. Что они сделают с Миэрином?
— Миэрин, скорее всего, им не нужен. Иначе они бы уже пришли, — теперь полковник говорил спокойно.
— Народ они жестокий и воинственный, давно нам известный. Сейчас, однако, у нас мир. Более того, в последней войне мы стояли под общими знаменами.
Почему тогда гость покрылся потом с крупную вишню, Дейнерис не спрашивала. Вчера союзники, сегодня противники, завтра опять союзники — дело обычное. Политика.
— Благодарю за откровенность, Чарльз by other side. Я должна обсудить ваши вести с моими людьми. Ровно через три дня приходите за ответом.
Глядя вслед Королеве Миэрина, яростно семенящей в церемониальной простыне, полковник складывал фразы отчета.
Отчет начальство проглотило без единого вопроса, по чему Чарльз и догадался: начальство само не ожидало ни того, что посланец легко свяжется с Королевой Миэрина, ни успеха переговоров. У большей части американцев — не исключая и высшего общества! — до сих пор сохранялся некоторый пиетет перед самим званием королевы.
Впрочем, на Земле царствовала минимум одна королева, достойная бриллиантовой короны — конечно же, Елизавета Британская, вторая своего имени. По ней все о королевах и судили, на нее и равнялись.
Чарльз не скоро узнал, что Дейнерис, по молодости и от скуки, наплевала на большую часть многосложного этикета; а главное — росла то на птичьих правах в изгнании, то в кхаласаре, среди невоспитанных дотракийцев. Дейнерис пока не привыкла убивать просто за неверно отданный поклон или там чересчур вольный взгляд. Поэтому и захотела говорить с Чарльзом; потому-то и слушала его наглые речи. Дальше-то, конечно, полковник нашел, что сказать и правильно выбрал курс на экзотику, полную неотсюдность — конечно, не зная, что напоминает этим самым обычаи Вольных Городов, о которых Дейнерис до сих пор вспоминала, как о последних спокойных днях жизни.
Начальство быстро прислало новые инструкции, с которыми Чарльз и явился в Великую Пирамиду.
Встретили его не миэринские стражи в пыльно-желтой броне, а пара молчаливо-желтых Безупречных личной охраны, из чего полковник догадался, что поведут вовсе не в зал приемов, а говорить с ним будут в ближнем кругу. И не ошибся: привели Чарльза на малый совет. Сама Дейнерис, Тирион со значком раскрытой ладони — Чарльз уже знал, что так обозначается Рука Правителя, практически заместитель Королевы по всем вопросам, не подлежащим четко ни одному из прочих сановников.
Прочие сановники выглядели так. Военные — рослый немолодой мужчина, даже здесь и сейчас в кольчуге; представили его как Барристана Селми. Несколько дальше ревниво глядящий на всех молодой красавец Даарио Нахарис, тоже военный — розданные Чарльзом подарки принесли ему сведения, что под рукой красавца собственный отряд “Младшие сыновья”. Совсем юный парень в очень простой одежде, практически поддевка под броню, и все — Серый Червь, командир личного войска Дейнерис.
По другую руку Королевы Миэрина за столом располагались неприятный на вид лысый толстяк, названный Варисом, главным над монетой, и рослый печальный брюнет с огромной сложной прической — Хиздар зо Лорак, представляющий старую знать города Миэрина.
Чарльз еще раз осмотрел собравшихся, потом вдруг понял: Дейнерис не надела токар. Она пришла в обычном платье, без изысков и фривольности. Тогда Чарльз понял, что Дейнерис для себя уже все решила. И, как бы тут на совете ни спорили, как бы ни кричали — она примет помощь от начальников Чарльза. Дейнерис отправится на Вестерос.
— … На Вестерос? Но на кого мы оставим город?
— Миэрин твой, Нахарис. Правь разумно и справедливо.
Нахарис хватанул ртом воздуха. Либо правь Миэрином, либо иди за любовью. Весы колебались недолго; Даарио склонился в учтивом движении:
— Я сберегу его для тебя, моя королева.
Дейнерис милостиво улыбнулась; оба понимали, что прощаются. И, скорее всего, навечно.
Поодаль Тирион выкручивал руки — фигурально, разумеется — представителю гискарской знати.
Карлик и толстый евнух Варис провернули неплохую интригу, собрав немало интересного, и заставив проболтаться пару ключевых игроков. Оказалось — все предполагали, но пока не имели доказательств! — что “Сынов Гарпии” содержали, конечно же, знатные дома Миэрина. Те двадцать пирамид, кроме Великой.
И вот представителю этих семейств, Хиздару зо Лораку с невообразимой прической, Тирион теперь спокойно, по пунктам, объяснял — как чудесно хрустят косточки в драконьем огне. А потом и тушки на зубах. Дрогон вольное существо, летает, где хочет. Но вот Рейгаль и Визерион пока что сидят в пирамиде, и очень сильно хотят есть.
Гискарец потел, пыхтел, но соглашался. Кроме кнута, Тирион приготовил работорговцам и пряник. Семь лет на освобождение рабов. Чтобы успеть переписать законы, перенаправить потоки золота и товаров, объяснить непонятливым: “Сыны Гарпии” то ли успеют убить Разрушительницу Оков, то ли нет, а драконы-то вот они. И да, они очень хотят есть. Конечно, мы уже говорили об этом, но “хорошее повтори”, так ведь гласит мудрость Великих Древних?
Да и что вы так переживаете, зо Лорак? У нас на Вестеросе нет рабов, есть арендаторы. И что же? За деньги вольный человек соглашается порой на такое, на что раба не удалось бы ни уговорить, ни заставить: рабу терять нечего. О, почтенный Хиздар! Есть много способов управлять людьми без цепей и ошейников. Не заставляйте нас, ради Великой Гарпии, пробовать их здесь!
Переговоры завершились успешно: гискарец проникся и обещал усмирить восставших. Варис и Тирион, в свою очередь, обещали, что Безупречные перестанут врываться в дома уважаемых людей, чтобы пинками отогнать их насельников на корм Визериону и, как там его, второго? Рейегаль, да, спасибо за подсказку, почтенный Хиздар. Вижу, хорошо запомнили. Вы уж там как-нибудь не забывайте.
Что Варис, что Тирион, загоняя гискарца в угол, не признавались даже себе самим: без гостя С Той Стороны они бы не собрали столько сведений. Гость явился не один; оказывается, в стенах Миэрина уже давно действовали его товарищи или подчиненные, по первой же просьбе Тириона за двое суток добывшие столько, сколько сам Варис не собрал бы за год. Подчиненные эти оказались куда ловчее Безупречных — во всем, что касалось вынюхивания и следствия. И даже Варис, вспоминая оставшихся за морем “пташек”, задумчиво качал головой. Там, где “пташки” брали находчивостью, подчиненные Баш-Аламхара брали методичностью. По словам пришельца, на его родине следствие понималось отдельным искусством, вовсе отличным от войны и торговли.
Словам Баш-Аламхара карлик теперь удивлялся вяло. Писцов только вовремя заменяй, да слушай, развесив уши до пола. Об умении летать без драконов. О страшных войнах, где одних убитых больше, чем Тирион мог представить себе людей на Вестеросе и Эссосе, вместе взятых. О движущихся картинах. О высоких домах. Об искусстве предсказывать погоду. О лечении без магии, без колдовства, но все же действенном… Чарльз не стал сходу отпихиваться даже от лечения Серой Хвори. Сказал: “Надо, чтобы наш доктор посмотрел. А вдруг?”
Тирион тоже устал слушать и захотел хоть одно из переданных чудес увидеть. “Отлично.” — Гость просиял. — “Завтра поутру приходи на берег этой вашей речки Сказалбыхер”. Карлик не стал его поправлять.
В кайавассу, кстати, Баш-Аламхар играл неплохо. Конечно, уступал и Тириону, и Варису — но учился быстро. Говорил, что на его родине таких игр немало. Обещал как-то привезти и показать фигурки, если интересно. “Конечно, интересно”, — согласился Тирион, — “вези!” — но тут кончилось вино, и они разошлись по спальням, чтобы утром собраться на южном берегу Скахазадхана.
На южном берегу Скахазадхана собрался если не весь Миэрин, то, наверное, половина. По какому поводу воины Нахариса, вышедшие как бы на очередные учения, пели нестройным хором:
— Мы из гарпий Миэрина
отымели половину
половину нижнюю,
шуструю, подвижную!
Из толпы горожан что-то им отвечали; без особой, впрочем, ненависти. Похоже, Тирионо-драконовская дипломатия возымела действие и Хиздар зо Лорак немного успокоил город.
А, ну и Дейнерис объявила, что готова обдумать открытие Бойцовых Ям. При том условии, что горожане построят большое поле для скачек, и скачки эти там будут каждое новолуние. “Дело азартное,” — сказала вдова кхала Дрого, — “сами увидите. Хотя и на скачках гибнут люди, но там они гибнут случайно — в отличие от Бойцовых Ям.”
Собрались горожане посмотреть на реку: Чарльз by other side обещал сегодня показать чудные вещи. Сам он глядел орлом, ходил гоголем. Словно бы и не он покрывался крупным потом при одной вести о пропавшем на севере кхаласаре.
Собственно, река Скахазадхан текла в Миэрин с севера. И потом впадала в Залив Работорговцев.
По реке шли корабли Чужих. Шли вереницей, без парусов или весел. Казалось, шли по течению — но при внимательном рассмотрении любой понимал: корабли обгоняют реку. Белая пена у носов-зубил. Бурлящий хвост мутной воды за каждой срезанной кормой, нелюдской ровной формы. Волны, разбегающиеся к берегам — от плотов по течению никаких волн.
Корабли Чужих словно бы делили реку на части.
Тирион поймал себя на чувстве, будто бы нечеловечески ровные, граненые корабли делят на части само время. Вон то случилось “до” — а все, что случится завтра, будет уже “после.”
Миэрин понемногу затих, глядя тысячами настороженных глаз. Дейнерис всего лишь отменила рабство — а город словно бы порвало изнутри. И до вчерашней договоренности Миэрин каждую ночь харкал кровью. Сегодня “Сыны Гарпии” впервые никого не зарезали. Сегодня Безупречные не потащили никого на корм драконам. Люди думали: как с этим связаны корабли Чужих, уверенно кроящие себе кусок Скахазадхана, кусок Миэрина?
На плоских палубах кораблей — без украшений, резьбы, свернутых канатов или чего-то подобного — возвышались горы сундуков. Торчали мачты, уродливые, как руки больных Серой Хворью: постоянно согнутые, жадно нависающие над бортами. Не для парусов эти мачты, не надо быть моряком, чтобы понять.
Корабли Чужих шли с кашлем, хриплым воем-стуком, плевками черного вонючего дыма. Караван их все не кончался и не кончался; в нечеловечески-стройном порядке они сбивались на всю ширину отведенного затона; слава Гарпии — по ту, северную, сторону Скахазадхана. В низовьях любая река широка, Скахазадхан широк настолько, что Чужие моряки зрителям с южного берега казались не выше ногтя. Скрюченные мачты принялись подавать им большие ящики с палуб, оказавшиеся домами! Чужие побрезговали ставить палатки, они привезли с собой прочные жилища, ровные, словно бы отрезанные ножом Гарпия знает, от чего. От большого прародителя всех домов и всех сундуков мира?
Жители города смотрели теперь на пришельца с откровенным страхом. Все, кроме Матери Драконов.
Дейнерис улыбалась.
Дейнерис улыбалась. Чарльз подошел к ней и снова поклонился “с той стороны поклоном”.
— Ваше величество, я исполнил свое обещание. Здесь река достаточно глубока. Через тридцать дней верфь будет готова и мы приступим к первому судну с бортами, достаточно высокими, чтобы перейти море. Его привезут по частям, останется только соединить их в одно целое.
— То есть, мы не поплывем до Вестероса на этих забавных лодках?
— Каждому делу свой инструмент, ваше величество.
Чарльз выглядел довольным и спокойным. Ни воздушная разведка, ни рейдовые группы не нашли в северных степях никого. Ни сами русские им не встретились, ни рассказы об еще одном сгинувшем кхаласаре. Похоже, медведь убрался в берлогу, предпочел не ломиться сквозь Травяное Море. Укрепленный район перед Вратами в безопасности; ну, а Миэрин просто слишком далеко от Браавоса — или куда там слухи помещали уничтоженных конников.
Тирион и Варис молча пили, мрачнея на глазах и оставаясь леденяще-трезвыми. Вино не забирало. Баш-Аламхар оказался иголкой. Подушечкой пальца, которым человек пробует, горяч ли песок. Перед тем, как развернуть на том песке шатры для всей армии.
Ведь это шла армия, ни беглый рыцарь Барристан Селми, ни наглый Даарио Нахарис, ни умудренный мастер над шпионами Варис, ни, тем более, злокозненный карлик Тирион в таких вещах не ошибались. Ровные палубы, ровный корабельный строй, ровные ряды привезенных домов. Легионы Древнего Гиса, правившие миром за тысячи лет прежде Валирии с ее драконами. Порядок против Хаоса.
Вдруг толпа оживилась, качнулась от берега, перешептываясь. К простецким деревянным причалам — такими корявыми, такими жалкими казались они рядом с нелюдски-ровными линиями! — приближался чужой корабль.
Чужой корабль она заметила в полдень.
Утро прошло как всегда — ничто не предвещало никаких потрясений. Кошка Кет из Браавоса проснулась, оттолкнув от себя волчий сон, как отталкивают лодку от причала. Не надо ей волчьих снов. Она теперь Кошка из Каналов.
Умывшись и натянув потрепанные одежки, Кошка закатила в широкую лодку привычную тележку и направилась вместе со стариком на Рыбный Рынок. В утреннем тумане казалось, что дома и каналы не кончатся никогда. Что весь мир состоит лишь из мутно-серого воздуха, влажного камня, тускло блестящей воды Каналов — да еще угадывалось где-то в вышине солнце. Кошка из Каналов знала: солнце там есть.
Старик выбрал корзины с устрицами; внуки перетаскали их в лодку. Потом устриц поделили. Внуки собирались торговать на лодке. Старик — пить и жаловаться на больную спину. Тележку вытолкнули из лодки, Кошка нагрузила ее устрицами и покатила в порт.
Ветер с моря понемногу развеял туман. Углы домов сделались четкими, влага на них и на мостовой заблестела; кое-где проявились темно-карминовые пятна крови: здесь ночью сражались мастера меча. “Что мы говорим смерти?” — вспомнила Кошка из Каналов. — “Не сегодня!” И, выбросив из головы лишнее, покатила тележку вдоль кораблей, крича во все горло:
