Татьяна находилась в кабинете уже больше часа, и пока никто ничего нового не сообщал.
— Александр Арнольдович, когда же скажут, что с ним? — почти простонала она.
— Думаю, уже совсем скоро, по моему опыту такие операции больше пяти часов не идут.
И почти в тот же миг в кабинет вошел врач.
— Юрий Алексеевич, вы из операционной? — Врач кивнул головой. — Что скажите?
— Игорь Теодорович жив. Прямой опасности жизни в настоящий момент нет. Но положение стабильно тяжелое. А главное, судя по имеющимся признакам, губернатор в коме. И когда он из нее выйдет, спрогнозировать трудно. Он может очнуться, когда кончит действие наркоз, а может, находиться в таком состоянии долго. Мы не знаем. Могу я идти, а то очень устал? — спросил врач.
— Конечно, после такой операции вам требуется отдых. А я прослежу, чтобы Игорь Теодорович был помещен в самые лучшие условия, в палату для ВИП-пациентов. Татьяна Евгеньевна, побудьте здесь, я скоро вернусь.
Городец вышел. Татьяна почувствовала облегчение, по крайней мере, самого худшего не случилось. А это уже хороший знак. Она налила себе в бокал еще одну порцию коньяка и выпила.
Главный врач вернулся через полчаса. Он собирался сообщить жене губернатора последние о нем новости. Но к своему удивлению обнаружил, что она лежит на диване и довольно громко похрапывает. Несколько секунд он стоял молча, затем потушил свет и тихо вышел.
Татьяна вошла в палату и остановилась у входа. Неожиданно ноги перестали повиноваться. Она не могла оторвать взгляда от лежащего на кровати человека с закрытыми глазами и обложенного различными проводами и трубками. Рядом с ним сидела медицинская сестра.
Главный врач осторожно взял Татьяну за локоть.
— Татьяна Евгеньевна, вы можете подойти к Игорю Теодоровичу, — прошептал он ей в ухо.
Преодолевая слабость в ногах, она подошла. Каракозов лежал абсолютно неподвижно, глаза были закрыты, лицо непривычно бледным. Она подумала, что он одновременно напоминает и покойника, и живого спящего человека.
— Есть теория, что люди в коме слышат, что им говорят, — все так же тихо произнес Городовец. — Вы можете поговорить с вашим мужем.
Татьяна кивнула головой и вдруг с ужасом поняла, что не знает, что сказать. Когда он был в нормальном состоянии, они разговаривали друг с другом не слишком уж много, да и эти диалоги обычно были далеко не самыми содержательными. А что говорить человеку, который то ли труп, то ли живой — совсем не понятно. Такого опыта у нее еще не было.
Она невольно бросила взгляд на главного врача и увидела, что он ждет.
— Игорь, Игорек, я так волнуюсь за тебя, это не передать словами, — начала она. — Сегодня вечером прилетает Виталий, он тоже крайне обеспокоен. Мы оба желаем тебе скорейшего выздоровления. — Татьяна замолчала, она вдруг ясно поняла, насколько формально и бессмысленно звучат произносимые ею фразы. Она вдруг решилась. — Игорь, я знаю, что была тебе не самой лучшей женой, хотя и старалась. Но что делать, так уж получалось у нас. Я прошу простить меня за это. Я тебе обещаю, когда снова станешь здоровым, все изменится, я начну жить только твоими интересами. И во всем поддерживать тебя, даже в том, с чем я не совсем согласна. Главное, твое мнение. — Татьяна не знала точно, верит ли она своим словам или они вырываются из нее в силу печальных обстоятельств, но сейчас ей было, в общем, все равно. Когда муж придет в себя, они разберутся, что делать дальше.
Случайно взгляд Татьяны упал на главного врача, и увидела, как пристально он наблюдает за ней. Не совершает ли она ошибку, озвучивая при нем свои взаимоотношения с мужем, подумала она. Вскоре об этом будет судачить вся местная тусовка. А ей ли не знать ее нравы; эта тема станет главной для пересудов. Не стоит больше распространяться об этом дальше. Лучше говорить о чем-то нейтральном.
Татьяна хотела продолжить, как внезапно зазвонил ее телефон. На мониторе совершенно неожиданно высветилось имя Виолетты Турчиной. Понятно, что она намерена выразить ей соболезнование, с утра на ее аппарат уже позвонили больше двух десятков человек. Но сейчас ей не до того, чтобы выслушивать дежурные фразы еще одного сочувствующего. Но и не ответить, значит, проявить неуважение к звонящему.
— Я отойду на минуту, — сказала она Городовцу. Тот кивнул головой.
— Татьяна Евгеньевна, я потрясена тем, что узнала, — раздался в трубке взволнованный голос актрисы. — Для меня — это сильнейший удар. Я...
— Я благодарна вам, Виолетта, что вы позвонили. Но прошу меня извинить, я у мужа, а потому не могу говорить. В следующий раз я...
— У меня вам преогромная просьба, — тоже перебила ее Виолетта. — Я сейчас нахожусь в приемном покое больницы. Но дальше меня не пускают к Игорю. Помогите с пропуском.
Татьяна больше удивила даже не сама просьба, а то, что актриса назвала ее мужа по имени. Она слишком прожила долгую и достаточно насыщенную жизнь, чтобы думать, что это произошло случайно. Неужели это не просто так, а имеет свою причину. Но тогда даже тем лучше, что Виолетта тут.
— Хорошо, я помогу вам пройти к Игорю. — Она сознательно назвала мужа тоже по имени. — Ждите.
Татьяна вернулась в палату. Там ничего не изменилось, Каракозов лежал все так же неподвижно, над ним склонились медсестра и главврач.
— Александр Арнольдович у меня к вам просьба. Проведать мужа хочет артистка нашего драмтеатра Виолетта Турчина. Но ее не пускают. Выпишите ей, пожалуйста, пропуск.
Городец удивленно посмотрел на Татьяну.
— Разумеется, я знаю Виолетту Турчину Но причем тут она, есть распоряжение пускать к Игорю Теодоровичу только ближайших родственников. Я не могу его нарушить.
Татьяна совсем близко приблизилась к мужчине и обхватила пальцами пуговицу на его халате.
— Это мало кто знает, но она — наша дальняя родственница. Поэтому распоряжение вы не нарушите. Разрешите ей прийти сюда под мою ответственность. С кем надо, я объяснюсь.
Гороховец нерешительно посмотрел на нее.
— Как скажите, Татьяна Евгеньевна. Сейчас распоряжусь.
Главврач вышел из палаты. Вернулся он минут через пять. — Сейчас ее пропустят, — сообщил он.
Дверь распахнулась, и в палату влетела Турчина. Ни на кого не обращая внимания, она бросилась к кровати, упала перед ней на колени и прижалась щекой к неподвижной руке Каракозова. Актриса не издавала ни звука, она, словно статуя, застыла в этой позе.
Татьяна изумленно наблюдала за этой сценой из немого кино. Прошло уже не меньше пары минут, а ничего не менялось. Невольно Татьяна перевела взгляд на главврача и увидела, что тот тоже, причем, с неподдельным интересом, наблюдает за происходящим.
Городовец почувствовал на себе взгляд, повернул голову, и их глаза встретились. Татьяна заметила, что он смутился.
— Зиночка, — поспешно обратился он к медсестре, — выйдем ненадолго из палаты. Мне надо дать тебе кое-какие указания.
Они вышли. Татьяна решила, что с нее достаточно этого зрелища. Она подошла к Турчиной.
— Виолетта Сергеевна, мне кажется, вы достаточно пробыли у Игоря. Пора заканчивать ваш визит.
Турчина подняла голову и взглянула на жену губернатора. В глазах актрисы не было ни слезинки, но они отражали откровенное страдание, которым была охвачена эта женщина. Она встала и, опустив вниз плечи, медленно побрела к выходу.
Татьяна догнала ее в коридоре.
— Виолетта, — окликнула она ее.
Актриса остановилась и обернулась назад. Их глаза снова встретились.
— Примите мои соболезнования, Татьяна Евгеньевна, — голосом, совершенно лишенным интонаций, произнесла она.
— Игорь еще не умер, вы поторопились.
Турчина невольно схватилась за лоб.
— Извините, я не совсем понимаю, что говорю, — на этот раз хрипло произнесла она. — Я очень хочу, чтобы ваш муж выздоровел.
— Мне кажется, он не только мой муж. — Татьяна на секунду задумалась. — Вот что, дорогая, на первом этаже тут есть кафе. Пойдемте, посидим. Я так понимаю, нам есть, что сказать друг другу.
— Как скажите, — снова без примеси каких-либо эмоций прозвучал голос актрисы.
Они вошли в кафе. Татьяна посадила свою спутницу за столик, а сама принесла две чашечки кофе. Одну из них поставила перед Турчиной.
— Виолетта, учитывая сложившуюся ситуацию, давайте договоримся, я буду задавать вам вопросы, а вы отвечать только правду. Этот же принцип в равной степени относится и ко мне.
— Согласна, — произнесла актриса.
— Вы любовники? Вы спите друг с другом?
— Да.
— Давно.
— Два месяца.
— Вот оно как, — задумчиво протянула Татьяна. — Теперь понимаю, почему он не хочет заниматься со мной любовью. Часто ли вы встречаетесь?
— Редко. В силу понятных вам обстоятельств, нам сложно встречаться.
— Хотите, чтобы я вам посочувствовала? — вдруг едко улыбнулась Татьяна.
— Нет. Я благодарна судьбе за каждую нашу встречу.
— Вот оно как. То есть, хотите сказать, что вы любите Игоря.
— Люблю.
— Понятно. А можно узнать за что?
— Игорь прекрасный человек, я таких в жизни до него не встречала.
Татьяна о чем-то задумалась. Ее взгляд упал на стоящую перед ее собеседницей чашку кофе. Виолетта не сделала из нее и глотка.
— Вы пейте кофе, — сказала Татьяна. Виолетта послушно сделала глоток. — Я хочу вас вот о чем спросить: расскажите мне о том, каким человеком видится он вам? Хочу сравнить собственные представления с вашими. Не сочтите это за труд.
— Хорошо, я попробую, — согласилась Виолетта. — Понимаете, в чем дело, Игорь столкнулся с очень сложной проблемой. После того, как он стал губернатором, его сознание окончательно раздвоилось, он вынужден постоянно думать и действовать так, как он не хочет думать и действовать. Сначала он еще как-то это примирял, но постепенно ему становилось все труднее это делать.
— Разрешите, я вас перебью, — вмешалась в монолог Виолетты Татьяна, — уж не хотите ли вы сказать, что этот процесс усилился после знакомства с вами?
— Думаю, частично так и есть, — кивнула головой актриса, — но если это даже верно, я лишь выступила катализатором. Из общения с Игорем я поняла, что все обстоит гораздо глубже. Этот процесс начался давно, скорее всего, он и не останавливался. Но на нынешнем посту он вынужден все время себя ломать через колено. Я видела, с каким мучением он это делает.
— Вот как, — хмыкнула Татьяна. — Почему же я ничего такого не замечала? Скажите, что вы думаете об этом честно.
— То, что я вам скажу, вам сильно не понравится, Татьяна Евгеньевна.
— Вы полагаете, что то, что уже сказали, мне нравится. Я слушаю.
— Хорошо. Мне кажется, тут две причины. Первая то, что вы не хотите этого видеть. Даже если что-то замечали, старались не обращать внимания, тут же забыть. — Виолетта замолчала.
— Какая же вторая?
— Вы не общаетесь друг с другом.
Татьяна вдруг почувствовала, что сильно уязвлена последним замечанием актрисы.
— Откуда вы можете это знать, мы все время разговариваем.
— Возможно, и разговариваете, только смотря о чем. Общение — это когда люди искренне друг с другом, когда они готовы поведать другому самое сокровенное, когда у них не остается тайн.
— Игорь говорил с вами именно о сокровенном?
— Думаю, да. Со мной он был сам собой, а с вами постоянно изображал из себя некий образ. Я думаю, он делал это на всем протяжении вашего брака, для него это был единственный способ его сохранять.
— Я вижу, вы очень хорошо постигли моего мужа.
— Мне тоже так кажется. Когда по-настоящему любишь человека, он становится для тебя прозрачным. Да он и сам хотел быть со мной таковым.
Татьяне несколько мгновений молча смотрела на Виолетту. Затем ее взгляд скользнул по чашке кофе.
— Виолетта, у вас остыл кофе. Принести вам другой?
Актриса взглянула на нее и ничего не сказала. Татьяна встала, направилась к барной стойке. Через минуту принесла новую чашку.
— Пейте, тут хорошее кофе, — сказала она.
Виолетта осталась неподвижной.
— Я бы хотела поговорить с вами на деликатную тему, — проговорила Татьяна. — Какой между вами был секс?
— Я бы не хотела затрагивать этот вопрос.
— Да, бросьте, мы с вами взрослые люди. Мы же договорились говорить всю правду. Дошла очередь и до этой темы. Тем более, вы актриса, обнимаетесь и целуетесь на сцене, это же вас нисколько не смущает.
— Это совсем другое. Но если вы так хотите, — пожала плечами Виолетта. — У нас был невероятно страстный секс, мы подолгу не могли оторваться друг от друга. Я начинала перед каждой нашей встрече задолго об этом мечтать. С этой точи зрения он великолепный мужчина, о таком любовнике грезит каждая женщина.
— Вот оно как, — протянула Татьяна. — А я-то грешным делом думала, что он почти совсем погас. Оправдывала его, что он не хочет заниматься со мной любовью по причине слабой потенции. Даже предполагала сводить его к сексологу. Точнее, вызвать его к себе. А выходит, я просто его не возбуждаю.
— Извините, я не желала об этом говорить.
— Да что вы, милочка, это же я вас заставила. Уж извините меня, но я решила узнать правду обо всех аспектах ваших отношений с мужем.
— Тогда вы должны знать кое-что еще, — внезапно решительно произнесла Виолетта.
— Разве мы еще не все обсудили? — удивилась жена губернатора.
— В последнее время у него воскрес интерес к Плотину. Мне кажется, он снова хочет заняться им. Он же в студенческие годы писал о нем работу.
— Диссертацию, — уточнила Татьяна. — Но я не позволила ему ее завершить, я не могла допустить, чтобы он столько драгоценного времени тратил на никому ненужную лабуду.
— Это не лабуда, — возразила Виолетта.
— Вы-то откуда это знаете?
— Вскоре после знакомства с вашим мужем и под его влиянием я тоже стала интересоваться Плотином. Он очень меня заинтересовал.
— Вот как! По вам это не скажешь. И чем же, могу я узнать?
— Тем, что Плотин совсем другой человек, он совсем не похож ни на меня, ни на вас, ни на одного человека из тех, кого я знаю. Он словно пришел к нам из другого мира. И этот мир тоже совсем другой.
— Что же в нем другое?
— Мне не просто это сформулировать, я не так много успела узнать о Плотине. К тому же я не философ, а актриса.
— Этого я еще не забыла. А разве Игорь вам не помогал лучше разобраться в вашем Плотине?
— Помогал, но мы о многом не успели переговорить.
— Я понимаю, было некогда, вы же все время свиданий все время занимались любовью.
— По этой причине — тоже.
— И все же попробуйте, — попросила Татьяна.
— Как я поняла, все земное и плотское только мешало ему, препятствовала сосредоточению исключительно на духовной жизни. По большому счету он мечтал об одном, чтобы люди воссоединились с источником всего живого на земле, он называл его Единым. Только одно это и имеет значение, только такой путь приводит к очищению души от всей той грязи, что мы несем и в себе и на себе. Он считал себя странником и полагал...
— Достаточно, милочка, — прервала его Татьяна. — Дальше не надо. Я не любитель всей этой премудрости. Она только мешает нормальной жизни.
