Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
Включился прожектор, распахнул с металлическим щелчком веки-жалюзи, чуть сдвинулся вправо, рассекая темные глубины сцены, и в круг света вошла Таня. Это было как черно-белое кино, но только в ином, недоступном пока технике 30-х годов качестве. Исключительной белизны алебастр кожи, черные губы — бантиком — обесцвеченные освещением волосы, и "кромешное" платье, словно сгусток жидкой тьмы, стекающей по замечательно гибкому, изящному телу... Шаг, другой, легкое — изысканное — покачивание бедер, в одной руке — бокал с белым вином, в другой — дымящаяся сигарета в длинном черном мундштуке... Еще шаг... Таня приближалась к рампе, и там, на обрезе сцены, начали разгораться цветные прожектора. Мгновение, пауза длинной в сокращение сердечной мышцы, и в мир вернулись краски. Пунцово-красные губы, золотистые — светло-русые желтоватого оттенка волосы, голубые глаза — они засветились вдруг невероятной синью — и серебряное открытое платье, лунным шлейфом стекающее по великолепной фигуре дивы Виктории...
Ты была чудо, как хороша сегодня, — иногда Ольга позволяла себе быть объективной в отношении старой подруги, и немного — всего чуть-чуть — искренней.
А по мне так она все время хороша, — Виктор переживал острую фазу влюбленности, и его можно было понять и даже пожалеть.
Я наступила тебе на какую-то любимую мозоль? — спросила Татьяна, прищуриваясь на кошачий манер.
Пой, птичка! — улыбнулась Ольга. — У тебя это неплохо получается.
Брейк! — вклинился в разговор Олег. — Что вам делить, красавицы?
И в самом деле, что?
Ей вдруг ужасно захотелось оказаться снова там, прошлой осенью в уютном Париже, или уж — на самый худой конец — в Сарагосе, где выступала сейчас Виктория. Подойти, обнять, поцеловать и... поплакать "на плечике", и чтобы Таня гладила ее по волосам...
"Или Баст... Баст даже лучше!"
Но не было рядом ни Тани, ни Олега. Никого не было...
Глава 10. Война
Хроника событий:
8 января 1937 года — По слухам, циркулирующим в Москве, три дня назад органами НКВД арестован бывший командующий Экспедиционным Корпусом Красной Армии в Испанской республике командарм 2-го ранга Павел Дыбенко. Комментируя арест видного большевистского лидера, Линкольн Туннел в Нью-Йорк Сити сказал, что Сталин начинает уничтожать своих генералов.
9 января 1937 года — в САСШ цена галлона бензина — 10 центов.
11 января 1937 года — вышел на экраны фильм "Белоснежка и семь гномов".
15 января 1937 года — в Париже начался процесс над М. Зборовским и другими "агентами НКВД".
16 января 1937 года — Вышел на экраны фильм "Золушка" с Викторией Фар в главной роли.
1. Себастиан фон Шаунбург, шоссе Сьерра-Невада близ развилки на Камбиль, Испанская республика, 17 января 1937, утро
— Мы уходим, — сказал Ягито, когда в десятом часу утра они достигли дороги. — Дальше сами.
— Дальше сам, — кивнул Баст.
Перед ним лежала пустынная дорога, вернее относительно короткий ее отрезок, продолжения которого — в "туда" и в "сюда" — исчезали за складками местности.
"Горы, — мысленно согласился с очевидным Баст. — География и топография".
— Прощайте, — сказал он в спину уходящим контрабандистам.
— Удачи! — пожелал ему, оглянувшись через плечо, Ягито, и Шаунбург остался на дороге один.
"А примета-то плохая, оборачиваться... Впрочем, к чёрту приметы!"
Он был одет как сельский интеллигент из испанской провинции — "Ну, не крестьянином же рядиться!" Пиджак, "белая" застиранная до серости рубашка, узкий галстук в выцветшую крапинку и светлая шляпа... У него даже круглые очки были — со стеклами без диоптрий, исключительно для полноты образа — но не было никаких документов, кроме старого надежного "люгера" двадцать девятой модели в наплечной кобуре, и еще Баст, если следовать легенде до конца, не умел разговаривать по-испански. Впрочем, по-русски тоже.
"А в остальном, прекрасная маркиза,
Все хорошо, все хорошо!"
Но так ли хорошо обстояли его дела, как пелось в старой песенке Утесова, сказать пока было трудно. Это еще предстояло узнать.
"Если узнается..."
Баст дождался, пока "братья-разбойники" скроются среди деревьев и скал, и пошел вдоль дороги в сторону развилки. Идти недалеко, но он и не торопился никуда, чутко прислушиваясь к звукам окружающего мира и имея в виду — в каждый отдельный момент времени — место для укрытия, на случай, если на шоссе появится машина. Светиться в его обстоятельствах резона не было, однако, на счастье Шаунбурга, охота к перемене мест этим утром охватила его одного. Больше никто, кажется, никуда не спешил. А минут через десять он оказался на месте, укрывшись в тенистой глубине небольшой рощицы, справа от дороги, как раз перед ответвлением на Камбиль. Здесь было не так холодно — на шоссе разгуливал довольно сильный ветер, пробиравший Баста насквозь — но главное, никто с шоссе не заметил бы одинокого путника, притаившегося среди деревьев. Даже если бы специально искали, но ведь не ищут.
"Тьфу, тьфу, тьфу!"
"Хорошее место", — констатировал Шаунбург через минуту и достал сигареты. — И время подходящее".
И как бы в подтверждение его слов на дороге появился автомобиль.
"Неужели мой?"
Но таких чудес не бывает даже в книжках. Грузовичок пропылил на север и исчез из виду.
"Значит, не мой", — на самом деле Себастиан предполагал, что на рандеву вообще никто не придет, однако до полудня еще оставалось время, и стоило обождать. В конце концов, попытка не пытка, не так ли?
Баст закурил и приготовился ждать. Делать этого он не любил, но в последнее время ждать приходилось часто и подолгу. Так что некое подобие привычки, скорее походившее, правда, на род скорбного смирения, начало у него уже формироваться. Как там говорил классик? "Раз — не пидорас, два не считается, а..."
— Амиго? — тихо окликнули Баста из-за деревьев.
— Я весь внимание, — сразу же ответил Шаунбург.
Это была одна из немногих фраз на испанском языке, которую он вызубрил наизусть.
— Ждешь кого-то или так, отлить, отошел? — спросил, переходя на немецкий, человек, умевший, как выяснилось, передвигаться по этой гадской местности практически без шума.
— Девушку жду, — на такое чудо Шаунбург, если честно, совершенно не рассчитывал. Похоже, это тот самый человек, которого он совсем не надеялся здесь дождаться, но тот, каким-то чудом, прибыл сюда даже раньше Шаунбурга. Впрочем, всегда остается место сомнению.
— Дай, угадаю! — сказал мужчина. — Ее зовут Цисси?
— Ты знал!
Но это уже лишнее. Идиотский их пароль, сшитый на вырост, то есть, заготовленный про запас, на всякий пожарный случай, сработал как надо в оба конца, и собеседник вышел на свет. Молодой худощавый мужчина, вполне обычной для южной Европы внешности: темно-каштановые волосы, карие глаза, правильные черты лица. Испанец, француз или итальянец. Да даже и немец при определенных обстоятельствах...
— Мигель, — протянул руку мужчина, в форме капитана республиканской армии. У него даже знаки различия на фуражке и обшлагах рукавов уже новые, введенные только в конце декабря.
— Очень приятно, — не называясь, протянул руку Баст.
— Вас зовут Людо, — рукопожатие оказалось крепким, мужским. — Людо Верховен. Вы голландец, но всю жизнь живете в Германии. Сейчас инструктор в Пятом полку.
— Коммунист? — уточнил Шаунбург.
— Непременно, — кивнул Мигель. — Пойдемте, товарищ Верховен, вам надо переодеться...
И развернувшись по-военному — "Служил в армии?" — капитан зашагал между деревьями, увлекая за собой вполне довольного происходящим Шаунбурга.
Далеко идти не пришлось: побитый жизнью, дорогами и мудаками-водителями маленький "Фиат" "Balilla" стоял почти у самой дороги на Камбиль, скрытый от посторонних глаз колючим кустарником.
— Вот, товарищ Верховен, — сказал Мигель, открывая дверь и вытаскивая узел с вещами. — Переодевайтесь, пожалуйста. Время поджимает... Мне сказали, что вам надо попасть в Эль-Эспинар?
— Да, — коротко подтвердил Баст, развязывая узел и извлекая на свет слегка поношенные предметы гардероба бойца-интернационалиста.
— С живого хоть снимали? — спросил он, раздеваясь.
— Это принципиально? — вопросом на вопрос ответил Мигель, покуривавший рядом, опершись на капот автомобиля.
— Я брезглив, — объяснил Шаунбург, которого начинал раздражать этот субъект с повадками крокодила.
— Отвыкайте, — равнодушие собеседника было искренним, это Баст чувствовал совершенно определенно. — Война все спишет, было бы кому.
Между тем, Шаунбург облачился в офицерские галифе, ботинки и кожаные краги с застежками, френч без знаков различия... ремни... кожан... кобура с револьвером... Шаунбург вытащил оружие и покачал головой: музейный "Арансабаль Эйбар".
— Стреляет? — спросил он, опоясываясь ремнем с кобурой.
— А почему бы и нет? — пожал плечами Мигель. — Но ведь у вас и свой есть. Положите в карман галифе, не помешает. И поехали! Нам еще через всю страну тащиться и Мадрид объезжать.
Зачем следует объезжать столицу, Шаунбург понимал, поэтому возражать не стал.
— Поехали, — предложил он, застегивая кожаную куртку, в карман которой и спрятался надежный "Люгер".
— Поехали, — согласился Мигель, но прежде чем уехать, собрал вещи Баста, смастерил тючок и спрятал среди камней.
"Разумно", — мысленно признал его правоту Баст.
Кем бы ни был этот человек, он был профессионал, и его прислала Цисси Беркфреде, исполнявшая в "Философском кружке" функции парижского координатора. Хорошо исполнявшая, следует отметить, поскольку Мигель оказался на месте всего через пять дней после получения телеграммы и звонка от Вильды. Но, если Вильда фон Шаунбург даже не подозревала, кому звонит и зачем, механически исполняя программу, заранее заготовленную для нее Бастом на такой вот непредвиденный случай, то Цисси все знала и очень хорошо понимала. И Мигеля нашла, и в "точку рандеву" послала, и притом ее посланец, что важно, ни сном, ни духом не ведал, кого на самом деле везет в Эль-Эспинар.
— Документы у нас — дрянь, — объяснял между тем крутивший баранку Мигель. — Поэтому, если что, гасим всех. Говорю с патрулями я. А вы... У вас какая военная специальность...
"Фашист", — криво усмехнулся Шаунбург. Мысленно, разумеется, но тем не менее.
— У меня нет военной специальности, — сказал он, не вдаваясь в подробности.
— Ну, хоть Маркса с Энгельсом читали? — нисколько не удивившись словам Баста, спросил Мигель.
— Вы не поверите, — улыбнулся Шаунбург. — Я читал и Ленина, и Сталина, и даже Тельмана.
— Ну, тогда все в порядке, — как ни в чем не бывало, кивнул Мигель. — Значит, вы комиссар...
2. Кайзерина Альбедиль-Николова, полевой госпиталь республиканской армии в Эль-Эспинар, Испанская республика, 17 января 1937 года, утро
Утро получилось поздним. Не то чтобы так и задумывалось, но, как говаривал один небесталанный человек в далеком российском будущем, "хотели, как лучше, получилось — как всегда". Мечталось о другом... Проснуться на рассвете, встать с солнышком, и чтоб нигде ничего не болело. И на сердце снова — легко и весело, как было еще совсем недавно... Проснуться... Вспорхнуть с кровати птичкой, и обрадовать доброго доктора — профессора Бергансу — своим отменным самочувствием, отсутствием опухоли в плече, и затянувшимся, наконец, "операционным полем". Но, увы. Вышло с точностью до "наоборот". Сначала полночи не могла заснуть, — курила в приоткрытое окно, глотала сонные таблетки (целых две штуки), даже стакан самогона на нервах "употребила" — зато потом никак не получалось проснуться. Так и промаялась в полузабытьи почти до десяти часов утра. Когда колокол на городской ратуше Эль-Эспинара пробил "одиннадцать", все-таки выдралась из липкого и тяжелого, как размокшая глина российских проселков, сна, но чувствовала себя при этом усталой и разбитой. Едва сил хватило, чтобы одеться и умыться. И аппетит, что отнюдь не странно, отсутствовал "как класс" и возвращаться обратно не желал "ни за какие коврижки". Все-таки Кайзерина выпила кружку чая, совой или, скорее, сычиком — то есть как-то боком, искоса — поглядывая то и дело на кусок темного пористого хлеба и тарелку тушеной фасоли, но вместо еды взяла еще чая, и вышла с горячей кружкой в руках на холодок. Вышла, облокотилась на каменную балюстраду, закурила, и начала приходить в себя по-настоящему. Вот тут она и обратила внимание на некоторые странности и неожиданности обстановки, царившей с утра в полевом госпитале республиканской армии.
Во-первых, наблюдался суетливый и неорганизованный процесс переноски раненых или их самостоятельного неспешного перемещения, коли "увечные" оказывались на то способны, из одного крыла просторной асьенды в другое. На первый взгляд — без какого-либо ясно улавливаемого в этом действе смысла или плана, одни раненые передвигались справа налево, тогда как другие — слева направо, то есть в обратном направлении. Но это всего лишь "во-первых". А во-вторых, в анфиладе первого этажа, как раз у входа в помещения правого крыла, возник, ни с того ни с сего, вооруженный пост: два бойца и командир или, скорее, сержант.
"Что за фантасмагория?"
И в довершение всего этого безобразия, как тут же обнаружила Кайзерина, посередине организованного с неизвестной целью хаоса, как раз в центре внутреннего двора асьенды, стояли несколько военных, врачей и легкораненых и жутко орали друг на друга. Только что морды не били, но, судя по накалу страстей, и до этого недалеко.
"Паноптикум..."
— Не правда ли, впечатляет? — Тревисин-Лешаков, привычно оказался рядом, стоило Кайзерине вслух или "про себя" задаться каким-нибудь "интересным" вопросом.
Просто Вергилий какой-то, а не лейтенант-перестарок из 14-й интербригады.
— Да, пожалуй, — согласилась Кейт, кивнув "русскому". — А что случилось-то?
— Поумовцы переезжают в правое крыло, а коммунисты, соответственно, в левое, — с готовностью объяснил Лешаков. — Анархисты и прочие остаются пока на своих местах. Но, боюсь, такими темпами... ненадолго.
— А эти? — кивнула Кейт на возникший из ниоткуда и совершенно бессмысленный, на ее взгляд, пост у входа в правое крыло.
— Это ПОУМ-овская охрана, — Лешаков достал из кармана пачку сигарет и положил ее на ладонь, как бы взвешивая.
"ПОУМ ставит персональную охрану к своим раненым... однако!"
— А ругаются о чем? — спросила Кайзерина, испытывая чувство полной безнадежности: она никак не могла понять, что здесь произошло за то время, что она спала.
"Ну, проблемы... то есть, напряженность между "фракциями" имела место быть, но чтобы так?!"
— Вы проспали самое интересное, Кайзерина, — вероятно, это должно было стать усмешкой, но не стало. Лицо раненого лейтенанта просто перекосило, словно он съел что-то не то: кислое или горькое...
— И что же именно я проспала? — устало вздохнула Кейт.
— Позавчера в Париже начался судебный процесс над агентом НКВД Марком Зборовским и еще семью чекистами... — объяснил Лешаков. — Там, представьте, даже Сергей Эфрон...
Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |