— Ликвидировать... — безжалостно сказал министр. — Уничтожить источник заразы, каким бы он ни был... Мы не можем позволять себе продолжения, ибо погибнет Англия... Хирургически удалить, чтоб никто не заподозрил... — продолжил рассуждения на медицинскую тематику министр. Он, наверно, увлекался медициной.
— Это сказал король?
— Это я сказал и беру всю ответственность на себя... — страшно сказал министр. — Мы не можем дольше наблюдать... Это необходимо пресечь, как бы ни было жалко родного органа... кроме головы, конечно...
Мы помолчали.
Реквием по неизвестному, — подумала мрачно я.
— Я хочу предупредить, что когда мы уезжали, мы выяснили, что в городе готовилось покушение на кого-то из членов королевской семьи, и мы к этому не имеем никакого участия... — осторожно сказал отец.
— Да, я слышал про коня и покушение на Джекки. Вернее, на обоих, ибо один брат бы бросился спасать другого. Старший принц передал мне ваше предупреждение...
— Конь хоть жив? — оживилась, мгновенно вмешавшись с живым интересом, я.
— К сожалению да.
— Почему к сожалению!? — искренне оскорбилась и обиделась я.
— Потому что на нем двое уже прокатились...
— Куда!?!
Министр промолчал.
— К сожалению, это были основные претенденты на королевский трон из конкурирующих семейств... — наконец медленно проговорил министр.
Я ахнула.
— Все произошло совершенно случайно... — быстро сказал министр. — Я сам видел. Встревоженный подозрением разброда в стране, старший принц созвал большой пир и пригласил для того своих врагов. Широкая душа! Он хотел мира. Хотя они так вызывающе себя вели прямо в открытую. Среди них были несколько герцогов и лордов, у которых имелись королевские корни, а главное, герцог Чезвик, что сам претендует на престол. Он приехал открыто со своей знатной свитой. Старший принц так хотел с ним помириться. Так обхаживал его. Но вы же знаете этого мужественного громадного и безжалостного болвана герцога, что мнит себя пупом мира и является центром скрытой оппозиции, чуть не приведшей к гражданке. Он так задавался и откровенно смеялся. Старший принц был так вежлив с ним...
Министру даже тяжело рассказывать это было.
— А потом старший принц показал им коня-убийцу в загоне. Сказав честно, что это безжалостный убийца. Более того, Джекки просто кричал, преграждая им путь, что это Убийца, что он чуть не убил Лу! И дворецкий в ужасе честно рассказывал, что он чуть не сделал с девочкой, даже повредил ей ногу. И слуги все рассказывали. И старший принц так боялся коня. И вообще, так подошел к нему, зачем-то вырядившись в женскую рубашку, чтобы явно потешить публику своим унижением перед ними, и только погладил, что все смеялись на его белую рубашку и намекали нехорошо, что он трус как женщина.
— Моя рубашка! — в ярости воскликнула я.
— Они только смеялись над ним!!!
Министр даже замолк от такого унижения.
— Он категорически запретил им даже подходить к коню, хоть сам осторожно даже погладил его и очень гордился...
— Моя рубашка... — я злилась и не могла успокоиться. — Он захватил мою рубашку с моим запахом, и подло воспользовался этим для коня, чтоб его обмануть, моего коня, негодяй, фетишист!
Я просто скрежетала зубами от ярости, не слушая и не желая слушать про подлеца.
— Принц честно сказал, что только подруга Джекки может на нем сидеть. Он категорически запретил приближаться! Но эти сволочи! Они переглянулись и, сговорившись, отвлекли принца на глазах у всех. Не успел он отвернуться от коня, как этот Чезвик тут же вскочил на него!!!
— Ну и что?
— К нему на помощь кинулись все его сторонники, этого Чезвика, — оскорблено и похоронно сказал министр. — Эти лорды, сквайры. Основные претенденты на престол... Все бросились спасать, как принц истерически не пытался остановить их!
— Ну и что?
— В ближайшие полгода никаких заговоров они делать не сумеют... Естественно, те кто выжил... Пять человек из двадцати...
— Какая трагедия! — еле выговорила я.
Но это было не все.
— Вся трагедия развернулась прямо на глазах у всех! — грустно говорил министр. — Такой был ужас... Люди кинулись к коню отовсюду, мятежные графы, враги, их свита, принц кричал — спасайтесь, конь убивал всех подряд, вырвавшись наружу... Ужасный несчастный случай... Старший принц и Джекки тщетно пытались свистом утихомирить коня... Все пытались успокоить его, когда он накидывался на всех, всё старались высвистать ему знакомую мелодию и унять его гнев, отчаянно убегая... А оружия, как на грех, ни у кого не было, это же замок короля...
Мы с Мари валялись от хохота на земле и просто умирали. Такие сволочи жестокие и несострадательные! Никогда не замечала в себе такого жесткосердия, особенно при описании героической роли принца в трагедии, все трогательно пытавшегося усмирить животное, по-детски все жалобно вытягивавшем голову в сторону коня и так упрашивающе все посвистывавшем его. Он надеялся, мол, таким безнадежным способом хоть как-то помочь и успокоить эту беспощадную скотину, этого злого коня, так обманувшую надежды принца. Тщетно по королевски пытавшегося хоть чем-то, но спасти людей, рискуя своей жизнью. Трогательный облик принца, пусть так по-детски, но старавшегося все же спасти людей и даже врагов, живет в сердцах людей, — сказал министр. — Они хранят в памяти его святой лик ангелочка с его наивной надеждой, что взбесившийся конь утихомирится от свиста и отзовется на знакомый посвист... Да, мы с Мари корчились и плакали надрывно. Да... Как благороден облик Джекки... Я рыдала. А конь такой плохой!
— Люди одуматься не успели, как все произошло — такая быстрая оказалась эта скотина. А она гонялась за людьми, мгновенно убивая несчастных, прибывших на переговоры людей сотнями... Даже принцы еле спаслись... — он помолчал. — Зато никто не может сказать, что это было подстроено — никто не мог ожидать такого от коня, а тем более, что эти люди сядут на него в обход принца...
— Но хоть один оппозиционер остался? — сквозь слезы выдавила я.
— К сожалению, нет... Потерявшего сознание от ужаса толстяка унесли слуги, а трупы убрала прислуга... Епископ сказал в церкви, что это божья кара постигла людей, ибо не может натворить такого смирная животина... Говорят, в коня вселился бес, и его торжественно трижды изгнали... Другие говорят, что это Бог послал бич Божий в защиту короля, и не дают убивать бедную лошадку... Но оппозиции как таковой в стране больше нет.
Я облегченно вздохнула.
— Да уж, развлеклись мальчики... — сказала я. — Как мама им попку не набила! Они втайне от родителей сработали?
— Так что, нам и ехать не надо? — обрадовалась Мари.
— Да нет, это принц думал, что устранил угрозу, задохлик хитрый, а на самом деле, по моим данным, заговор продолжается, будто и не погибли основные смутьяны англичане. Кто-то мутит воду среди криминальных элементов, причем, что странно, сразу с очень, очень, очень многих сторон. Потому и требуется ваша помощь — обычного одного двух человек легко было бы вычислить!
— Хорошо хоть лошадка жива! — весело проговорила я. — А вашу жирную кобру и видеть не хочу в глаза и не встречаться никогда.
— Всем повезло, что такое количество убийств просто невероятно для коня, да еще и глазами все всё видели своими, потому никто на принца и не думает... Божья кара и только... — он вздохнул. — Это после того, как бандитов поубивали, теперь все возможно...
Я только покивала, сидя на полу за стенкой и держась за болящую голову.
— Говорят, что Берсерк в Лондоне, перекинулся конем, оборотень, и это он поубивал глупцов по воле принца, — вдруг тихо ляпнул министр. — Они теперь и на конях не ездят...
Я, естественно испугалась.
— Ехать в этот Лондон... Где такое творится! Я боюсь! — говорю я.
Я даже задрожала так, чтоб стенка затряслась.
В общем, они с отцом там развлекались, выясняя подробности, шифры, связных...
— Пока Лу не вернется в форму, мы наверх не вылезем! — однозначно отказался отец. — Чтоб там не случилось, бунту придется ждать... Но...
— Но, я вижу, тебя еще что-то волнует?
Отец долго молчал.
— Дочери выросли, — наконец, решился он.
Министр замолчал что-то.
— Дочери выросли, такое дело, — повторил отец нерешительно, — вы не обижайтесь, они уже формой леди, а Мари уже восемнадцать стукнуло... — отец тяжело вздохнул. — Даже Лу, хоть она и шкет, все трудней загримировать мальчиком — талия не позволяет, как она полотенцами не пережимает грудь... Да и не ребенок уже, все заглядываются, уже пятнадцатый... Так что, я даже не знаю, но они выходят в отставку по возрасту... — отец задумался. — Пора подумать и о правилах поведения леди, их поведение теперь будет их компрометировать, англичане с подозрением относятся к таким шуткам леди, а ведь они красавицы...
Министр наконец ахнул.
— Да вы что! Совсем из головы вылетело! Да я тут же женюсь на Мари! Понять не могу, как я про это мог забыть...
Он засуетился, а я подозрительно оживилась.
— Да, я понимаю, — быстро говорил министр, — девочек скомпрометировала служба, значит, министру и исправлять все... — он широко улыбнулся. — Как только вы приедете в Англию, мы и поженимся — лично получу разрешение! Я понял, в качестве моей жены Мари будет обладать большей свободой шпионской деятельности, чем юная девушка, которой все запрещено и все компрометирует!!! — радостно воскликнул он.
Мари растерялась.
— Я и на Лу тоже могу жениться! — не успокоился министр, упираясь, когда отец его выпроваживал прочь.
— Вы слишком долго были в исламских странах, сэр! — корректно, но твердо заявил отец, пытаясь привести того в чувство. — А это вредно, сэр!
— Но у меня самые честные и хорошие намерения...
— Сэр!!!
— Но мои намерения...
— Сэр!!!!
— Но я хочу...
— Сэр!!!!! — рявкнул папа. — Все хотят, но не у всех это получается!!! Молодым легче, нам, старшим, пора думать о Боге... — он вздохнул. — Это очень помогает!
— Сэр!!!
Мы с Мари хихикали за стеной.
— Чего смеешься, сегодня же это тебе выходить замуж! — смеясь, толкнула я Мари.
— Угу, я старшая сестра, значит, ты меня послушаешься и сама пойдешь первой!
— Но мне пятнадцать лет, я еще ребенок, никакого ребенка не скомпрометирует баловство, и ты должна заслонить меня своей уже большой грудью! — обиделась я.
На этой стадии вопроса возникла из ничего мама, и было очень больно. Обеим. Мари увели.
Судя по звукам за стеной, Мари, рассмотрев претендента, который якобы ее скомпрометировал, высказала ему все, что думала. А думала она очень трудно. Нет воспитания. Один лондонский кокни, никаких высоких мыслей.
— Я женюсь на том, на ком захочу, и мне глубоко плевать, что думает об этом английский свет!
— Английский свет на это очень сурового мнения! — возразил министр.
— Все зависит, с какой точки зрения смотреть! — заявила в стенку я. — С высоты, или из глубины... — я философски протянула, то есть глубокомысленно рассуждала вслух. — С точки зрения того приданного, которое я выделю за ней, любые холмики ее безумства окажутся мелкими ничтожными изменениями рельефа... А то, что сестра сумасшедшая и убивает того, кто с ней рядом, когда испугается ночью, и вопит павианом по ночам, вообще никого не тронет, вот увидите, министр, посчитают милой эксцентричностью...
Почему-то министр вдруг передумал жениться. Как ему не говорили, что это шутка. И как не рвалась Мари меня убить, поломав стену с криком "Кия", прямо на глазах у ошеломленного министра.
— Нет-нет, я пошутил... — отступал, выставив руки, он, затравленно смотря на невесту.
Мне в отверстие от вылетевшего кирпича одним глазом было видно, как он отступал, выставив впереди лицом к Мари стул. И очень соглашался с Мари, когда она говорила, "да вы что, я же только хотела наказать оклеветавшую меня мерзавку-сестренку".
— Да-да, я все понимаю, полностью согласен... Полностью!!!! — истерически выкрикнул он, когда Мари попыталась приблизиться. — Вы нормальная, нормальная!!!!!!!
Недоуменная Мари медленно приближалась, желая взять его за руку и разъяснить недоразумение. Но бедный министр, непонятно только, что с ним случилось, вдруг развернулся и ринулся прочь, зачем-то прижав обеими руками к заднице стул четырьмя ножками назад. Чтоб сзади с тылу не напали, когда он убегал.
Мари растеряно смотрела на эту картину, а я умирала у себя в комнатке. Естественно от болезни. Мне стало плохо. Чего же еще. Растерянные слуги с изумлением смотрели на промчавшегося мелкими шажками министра, тщательно державшего свой четырехрогий хвост и лихорадочно все поправлявшего его на бегу.
Китаец стоял, заложив от удивления пальцы в рот. И громко свистел.
Министр так и запрыгнул, как зайчик, в карету, на двух ножках, вместе со стулом, не выпустив его сзади из рук. И не давая себя остановить и запугать папá, который убеждал его, что все объяснит. Мари нормальная.
— Подробности письмом! — заорал министр, лихорадочно держа дверь и вопя кучеру, чтоб делал "Н-н-но!!!". И сам скача в карете козликом, от нетерпения, чтоб кучер лучше сообразил, что ему делать.
Папа тщетно бежал за каретой, жалобно закидывая голову к верху.
Увы, увы, человек был не прав.
— Вы вышли в отставку сэр!!!!!!!!
Глава 24.
В общем, вы понимаете, как все они на меня смотрели, когда вернулись и сели вокруг на мою постель. Мари вообще заявила, что я украла у нее жениха. И даже не помогало, что я с помощью двух свидетелей подтвердила, что он сам убежал!
Ничто не помогало восстановить истину, хоть я и утверждала, что он бегает гораздо быстрее ее.
Мари просто желала меня убить.
Я сказала, что отдам ей принца.
Она уже не хотела. Она пыталась меня убить.
Но я хотела вести себя вежливо.
— Женитьба дело трудное... — вздохнуло я.
Мари заскрежетала зубами.
— Не всегда получается... — жалобно повторила я.
А я вспомнила, как папа, умоляюще сложив руки, бегал за дядей.
— Вы получили отставку, сэр? — печально и с состраданием спросила я печального отца. Желая посострадать ему. — У министра? Потому вы печален?
Непонятно почему отец взбесился. И что я такого сказала? Ведь я хотела так опечалиться вместе, поплакать на пару, дать ему выплакаться!
— Ну что я такого неприличного сказала, за что меня бить!? — в сердцах жалобно пискнула я, когда они навалились все трое на несчастную девочку, ничего такого не сделавшую! Я была расстроена.
— Ничего и не за что! Мы бьем не за поступки, а за вредность! — сказали все хором.
— Прелестное дело! — сказала возмущенно я. — Это что, всех хороших людей надо убить? Таких добрых?
Они дружно завозмущались насчет добрых людей.
— Ну, папа, — успокаивающе сказала я. — Может, ты желаешь съездить за министром, пока он не остыл?
Отец что-то проворчал насчет того, куда он желает съездить и чем, и по чьему носу.
Мама тыкала меня носом в подушку, осторожно навалившись, а я отчаянно хохотала, фыркала и визжала.
