Мандаринка на Новый Год

— До завтра. Люба, — как только они остались одни. — Не слушай ты ее! Она женщина хорошая, но много лишнего говорит и лезет, куда не просят.

— Не слушать?

— Не слушай!

— Жаль. А мне Нина Гавриловна про тебя такие замечательные вещи говорила.

— Да?!

— Угу, — серьезно кивает Люба.

— Знаешь, а я думал... Ну, я боялся... как бы она тебя не обидела...

— Солнышко мое, — Люба берет жениха под руку, — меня не так-то просто обидеть. Пойдем?

_________

— Ник, как ты думаешь?..

— Ммм?..

— Боль может быть возбуждающей?

— Внезапный вопрос. Откуда такой интерес?

— Мы просто на работе одну книгу обсуждали. О субкультуре БДСМ.

— Слушай, ты, вроде бы, в приличном месте работаешь? А говорите там о всякой ереси.

— Это бестселлер, между прочим!

— Да мало ли... Говорят, бумага все стерпит. Мне сегодня мама моего пациента рассказывала, что собственными глазами видела в павильоне детской литературы книжку под названием "Приключения какашки".

— Ты шутишь!

— За что купил, за то и продаю. Гришина мама клялась и божилась, что видела.

— Нет, ну правда. Шут с ним, с приключениями какашки. Но вот сам факт того, что боль может возбуждать... Ты думаешь, это правда?

— Боль — это боль, как ее ты не назови. Боль — это страх, там, где страх, места нет любви, — безбожно фальшивя, пропел Ник.

— Перестань паясничать! Я серьезно!

— Да ерунда это все, Люб. Помнишь наш первый раз? И второй? Насколько я помню, тебе было больно. Очень больно. Ну и как? Это тебя возбуждало? Заводило? Мне вот показалось, что не особо.

— Ну... да. Но если не по-настоящему. Так, чуть-чуть. Знаешь, отшлепать там. Или еще что-то...

— Хочешь попробовать?

— Нууу...

Тяжелая мужская ладонь без предупреждения звонко и хлестко опускается на идеально-круглую женскую ягодицу.

— Ай! С ума сошел?! Больно же!

— Так и должно быть больно. Ну как? Ты возбуждаешься? Или еще добавить?

— Идиот! Мне больно!

— Правда?

— Правда! — отворачивает обиженно.

— Ну-ка, дай посмотрю, — переворачивает брыкающееся женское тело на живот. — Ого... Что-то я погорячился...

На белой коже алеет большой след ладони.

— Очень больно?

— Очень больно! Сделай что-нибудь.

— Подуть? Поцеловать?

— Все сразу!

— Сейчас, — усмехается. — Слушай, а неплохо смотрится. Может на другой половинке... для симметрии?

— Только попробуй!

— Неважный из тебя... бдсмщик.

— Целуй давай!

— Вот так всегда, — наклоняясь и дуя на алый след. — В голову приходят всякие идиотские мысли, а отдувается за это попа. Бедная, бедная попа...

________

— А с чего ты вообще взял, что если БДСМ — то в подчинении обязательно женщина? — Люба из душа, одно полотенце вокруг тела, другим промокает волосы. Ник уже в постели.

— Вы опять какую-то ерунду на работе обсуждали? Слушай, надо будет купить тебе "Приключения какашки" — уж лучше это обсуждайте. Все-таки о познании глубокого внутреннего мира книга, судя по названию.

— Не уходи от темы! Не можешь представить себя в подчиненном положении?

— Честно говоря, слабо.

— А я бы, знаешь.... посмотрела на тебя... стоящего на коленях...

— Хочешь увидеть меня на коленях? — она уже точно знает, что этот взгляд означает готовящийся контрудар. И, тем не менее, отвечает:

— Да.

— Нет ничего проще.

— Это как?

— Хочешь увидеть меня на коленях перед собой — раздвинь ноги.

Она так и знала! Что он скажет что-нибудь... этакое. И, тем не менее, румянец топит щеки. Да сколько же можно это спускать ему с рук?!

Отбрасывает в сторону одно полотенце. А затем и другое. А затем... затем исполняет его просьбу — ставит ногу на пуфик.

Но глаза все же на секунду прикрывает. А потом открывает и смотрит ему прямо в лицо.

— Ну, Самойлов. На колени! Я жду.

Не поймешь, кто кого переиграл. Он на коленях. Ее не держат ноги. И она стонет:

— Ник, пожалуйста...

— Нет уж, ты просила...

— Я сейчас упаду...

— Не упадешь.

Но потом он все же позволяет ей упасть — на край кровати, а сам остается по-прежнему на коленях. При этом полностью контролируя ее всю, ее наслаждение, ее дрожь и стоны.

_____

— Ты фанатик орального секса... — утомленно и томно.

Ник хмыкает, а потом и вовсе смеется.

— От фобии до фанатика. Я крут, что тут скажешь.

— Фобии?!

— Ну... Я, кроме тебя, ни с кем это не практиковал.

— Да?

— Да. Я тебе говорил об этом, между прочим. Когда мы... когда я тебя в первый раз... поцеловал... там.

— О... Ну, слушай, я тогда тоже... в первый раз же и... Наверное, забыла.

— Вот так вот открываешь человеку душу — а он даже не помнит.

— Бедненький. Но как же ты лишал своих предыдущих самого сладкого?

— Ну вот так.

— Слушай, а вообще это несправедливо. Ты меня можешь сравнивать с другими.

— Я тебя ни с кем не сравниваю! Ты самая лучшая!

— И, тем не менее. А я вынуждена верить на слово — что ты самый лучший. У меня возможности сравнить не было. Может быть, ты дашь мне возможность... шанс... сравнить?

— Ты очень не смешно шутишь.

— То есть, ты даже не допускаешь возможности?

— А ты допускаешь такую возможность?! Что я с кем-то смогу? После тебя?!

— При чем тут ты? Речь шла обо мне.

— Люба, мать твою! Возможно, идею с поркой не стоило так сразу отвергать.

— Ну что ты так завелся? Это шутка.

— Повторяю — не смешно!

— Нервный какой.

— Люб, так не трепли мне нервы. Ты же знаешь, как... как это важно для меня — что ты только моя. Любава... — обнимает ее, крепко прижимая к себе. — Ну, все уже сложилось у меня как-то. До тебя. Какая разница, что там было до тебя. Это не важно.

— А откуда я знаю — что там было до меня? Ты никогда не рассказывал.

— И не собираюсь.

— Почему?

— Потому что до тебя никого не было.

— Опачки... подозреваемый путается в показаниях. А мне говорил, что не девственник. Обманул?

— Люб, — Ник вздыхает. — Ну к чему эти разговоры? Я даже не помню... Почти не помню ничего — ни имен, ни внешности. Так, какое-то смутное пятно. Ну, было. Как, с кем... Знаешь, словно это было не по-настоящему. Так, просто удовлетворение потребности тела. И все. Словно... ну, я не знаю. Не с живым человеком, а с куклой резиновой. Или... просто по необходимости. Не знаю, как объяснить. С тобой все совсем иначе.

— Так, погоди. Кукла? У тебя был секс с резиновой куклой?

— Люба! Это просто сравнение! Ты допросишься!

— Такой грозный... Слушай, ну я просто вот в печали... Если ты не делал своим бывшим так приятно, как мне... Если ты к ним так относился. Коленька, какие же у них остались о тебе воспоминания?

— Мне как-то все равно.

— А мне — нет! Я переживаю за твою репутацию. Надо порыться в твоем телефоне! И обзвонить их всех и рассказать, какой ты на самом деле великолепный любовник. Где там твой телефон?

— Эээ... — он выглядит реально озадаченным. А потом вдруг начинает хохотать.

— Чего ты ржешь?

— Боже мой, — Ник все еще давится от смеха. — Люба, это просто смешно!

— Что именно?

— Твоя ревность. Если кто и может из нас двоих ревновать, то я.

— Почему это?

— Потому что ты — это ты. На тебя мужики на улице головы сворачивают.

— Ты преувеличиваешь.

— Не имею такой привычки. Ты у меня принцесса. А я обыкновенный.

— Обыкновенный свинопас?

— Ерунду не говори.

— Это ты говоришь ерунду. Между прочим, на тебя девчонки очень даже заглядываются.

— Да? Ты так считаешь?

— Нет! Я пошутила. Никому ты не нужен, Самойлов! Кроме меня на тебя никто не посмотрит!

Он снова смеется, а потом прижимает ее к себе.

— А мне больше никто и не нужен.

______

— Слушай, я в аптеке сегодня покупала презервативы...

— Умница.

— Я не о том. На меня продавщица с такой завистью посмотрела, когда я попросила Durex XL. И мне пришло в голову... А вот ты когда сам покупаешь...

— Что?

— Прекрати так ухмыляться! Сознавайся — часто знакомился с девушками в аптеках?

— Ну, бывало пару раз. Один раз девушка-фармацевт... хм... впечатлилась моей покупкой, еще как-то в очереди просто за мной стояла девушка, потом сразу за мной на улицу вышла.

— Значит, пару раз?

— Ну, может, пару-тройку.

— Все, с сегодняшнего дня презервативы покупаю только я!

— Как скажешь, милая.

______

Неделя выдалась сумасшедшая, но она закончилось, сегодня пятница, и Ник вполне живой приехал с работы. И даже раньше Любы. И даже купил ей бутылку шампанского.

Она какая-то скованная в его руках — он чувствует это сразу.

— Что такое? Устала?

— Да, немного, — но взгляд отводит.

— Люба... — предупреждающе. — Не надо. Если что-то не так — говори прямо. Ты же знаешь — я никогда сам не догадаюсь.

— Все в порядке, правда.

— Если ты говоришь, что все в порядке — я буду себя вести так, будто все в порядке! Хотя я точно вижу, что что-то не так!

— Хорошо! Я... мы... мне... в последние пару раз... — решимости ее хватает ненадолго и она замолкает.

— Вон оно что... — Ник вздыхает. — Ты права. Прости. Я сплоховал в последние два раза.

— Вовсе нет.

— Вовсе да. Люб, прости меня. Просто секс — это самое лучшее средство сбросить нервное напряжение и...

— Вот и у меня было такое чувство, что меня используют как... тренажер, — произносит она совсем тихо.

— Могла бы сказать сразу!

— Трудно разговаривать со спящим человеком.

Он краснеет — чуть-чуть, но на рыжих это заметно сразу. Отводит взгляд в сторону. А потом решительно:

— Ты меня разбаловала. И это надо срочно исправлять! Раздевайся.

— Не буду.

— Поверь мне, в одежде ванну принимать не очень удобно.

_________

— Ты сколько пены вылил?!

— Не знаю. Треть, наверное. Много?

— Много, — смеется Люба.

— Учту на будущее. Потрогай воду. Нормальная?

— Да, отлично.

— Тогда залезай.

— Эй, ты зачем выключил свет?

Он вернулся через пару минут. Принес свечи, потом ушел еще раз, вернулся уже с бокалами и шампанским.

— Откуда?

— Из магазина, — Ник пожал плечами. Пламя свечей отражается от плитки и пузырьков пены. С мягким звуком пробка покидает горлышко.

— Ты тоже будешь шампанское?

— Чуть-чуть. За компанию.

Ник сидит, скрестив ноги "по-турецки" на полу. Что-то рассказывает, веселит ее.

— Слушай, Люб, а почему пахнет шоколадом?

— Потому что пена шоколадная.

— Серьезно?

— Коля, не ешь пену!

— Не буду, — морщится. — Сплошной обман. Пахнет шоколадом, а на вкус — гадость.

— Ты невозможный тип, Самойлов! Перестань есть пену, кому сказано!

— А вдруг я не распробовал...

______

Теплая вода, полутьма, алкоголь в крови. Веки тяжелеют сами собой.

— Знаешь, если ты планировал меня соблазнить, то добился прямо противоположного эффекта. Сейчас отключусь.

— Не-не, это не вариант. Погоди отключаться пару минут.

Возвращается с большим полотенцем, слегка промокает ее от пены и на руки, как маленькую. А на кровати переворачивает на живот, убирает полотенце и... С губ Любы срывается стон.

— Дааа... Ты волшебник...

— Я не волшебник, я только учусь, — он аккуратно разминает ей спину. — Это не настоящий массаж, а баловство. Настоящий я не умею.

— Мне очень нравится.

— Ну и славно.

В итоге она почти уснула. Уже в полудреме почувствовала, как он напоследок погладил спину, укрыл одеялом. Встал, вышел из комнаты. И не вернулся.

И вместо того, чтобы заснуть, она заплакала. Сначала тихо, потом начала хлюпать.

— Люба, что случилось? — Ник вернулся с кухни, присел перед кроватью. — Любава... Ты плачешь?! В чем дело? Я думал, ты заснула.

— Ты такой... такой заботливый...

Он уткнулся лбом в матрас рядом с подушкой.

— Знаешь, я удивляюсь. Как мужики в первый год после женитьбы не седеют от такой жизни и таких приколов. Ты плачешь, потому что я проявил заботу о тебе?

— Ну... можешь считать, что у меня ПМС.

— Неправда. У тебя только середина цикла.

— Коля! Бессовестный. У меня никакой личной жизни, — шмыгнула носом.

— Любава, подвинься, — Ник устроился рядом, на краешке, обнял ее поверх одеяла. — Люб, мне ужасно стыдно. Что просто малейшие знаки внимания с моей стороны ты так воспринимаешь. Я, видимо, совсем животное. И ты меня разбаловала.

Она промолчала.

— Ты пинай меня, Люб, если что. Не стесняйся. Я очень хочу, чтобы тебе со мной было хорошо. Важнее тебя у меня ничего и никого нет.

— Я важнее... всего? Важнее родителей? Важнее твоей работы?

— Даже обидно, что ты так спрашиваешь. Ты. Важнее. Всего.

Она вздохнула и подвинулась ближе, чтобы уткнуться лицом в шею.

— Но я надеюсь, ты не попросишь меня сменить работу. Потому что ничего другого я не умею.

— Не попрошу. Коль... расскажи мне сказку.

— Хорошо. Слушай... — он помолчал немного. — Жил-был на свете рыжий мальчик. И был он, как водится, дураком.

— Самокритично.

— Ты слушай дальше. Знаешь, говорят дуракам и рыжим везет. Вот и ему повезло. Очень сильно повезло.

Глава двадцать первая, в которой герои, в конце концов, женятся.

— Мандаринка, ты дома?

— Нет, — откликается он с кухни. Люба заглядывает туда.

— Как — нет?

— Вот так, — он отправляет в рот остаток бутерброда, допивает кофе. — Убегаю.

— Ах, да, — Люба приваливается к косяку, складывает руки под грудью. — У вас же сегодня мальчишник. Со стриптизершами. Ах, бесстыжий...

— Люба! Ты же знаешь, это идея Дэна! И я тебя просил — позвони ему. И скажи, что ты меня не отпускаешь!

Люба не может сдержаться и смеется.

— Не отпускаю?! Коля, ты хочешь, чтобы друзья считали тебя подкаблучником?

— Лучше подкаблучником, чем в стриптиз-бар!

— Ну-ну. Соберись! Ты же мужик! Сцепи зубы и сделай это!

— Веселись-веселись...

— А что мне еще делать? Но учти, Коленька, — Люба подходит к своему ненаглядному, поправляет ворот рубашки, туго застегивает верхнюю пуговицу, — не смей там шалить, понял меня? Помни: там будет и Вик тоже, а он, если что — сдаст вас с потрохами, Надя из него умеет правду-матку добывать.

— Напугала. А вы что будете делать?

— А мы с девочками тихо-скромно попьем мартини.

— Не увлекайтесь.

— Да что там пить — всего три бутылки.

_______

— Вы позорите меня! Самойлов, что у тебя с лицом? Баженов, оторвись от телефона — это не принято в стриптиз-баре!

— Здесь бесплатный Wi-Fi. А у Вани режется зуб. Очень болезненно. Десна набухла...

— Без подробностей! Ну, хоть Басу интересно.

— Угу, — Литвинский поверх бокала с "Куба Либре" действительно заинтересовано смотрит на подиум. — Слушай, она такая гибкая. Я так и представляю... как она делает двойной бэк-флип прогнувшись.

— Голая на лыжах? — поддерживает тему Ник.

— Ага, — ухмыляется Бас, подмигивая Нику.

— Извращенцы, — стонет Батя. — Среди вас есть хоть один нормальный мужик? Вас не возбуждают красивые полуобнаженные девушки?!