Молодой египтянин, которому едва за два десятка перевалило, смотрел Теримаху в глаза, немного склонив голову, и хищно улыбался. Улыбка леопарда, предвкушающего обед, для которого нужно всего ничего, перекусить хребет жертве...
Гусиная кожа пробрала, но лишь на мгновенье. Они оба победили уже по шестеро соперников. Может египтянин и быстрее, но и рыжий не верёвкой подвязан.
Египтяне выступали в лёгких опоясаниях. Вроде как стеснялись наготы. При этом уверяли, что не стесняются. Кто-то утверждал, что они и любиться на людях не смущаются. Тьфу, срамотища. Варвары, что с них взять. Но при этом бороться, потрясая выставленным напоказ детородным хозяйством, отказались наотрез. Чудной народ.
Это стало предметом шуток:
— Теримах, остерегайся! Смотри, как у него повязка оттопырилась! А ну как там гирька свинцовая запрятана? Достанет незаметно и по башке тебя!
Теримах осклабился и атаковал, провёл обманную подсечку, надеясь на неожиданный для многих удар левой.
— Эх, рыжий... — сокрушённо бросил Сострат.
Эвмен взглянул на него с недоумением.
Хранитель распознал обман и ушёл вправо, воистину, с кошачьим проворством. Вот тут-то кулак десницы рыжего и сжался в предвкушении победы. Теримах ударил с разворота, туловом, вложил всю ярость, обвёл левую руку египтянина, обозначившую защиту. Кулак летел в челюсть.
Египтянин отступил, перехватил правой запястье противника, и бросил македонянина, совокупив своё движение с мощью его удара. Ткнул кулаком под селезёнку и добавил уже падающему противнику голенью в лицо с разворота.
Теримах выставил руки вперёд, приготовившись сгруппироваться и уйти кувырком, однако хрустнула и заныла скула, едва не свёрнутый нос заполнился кровью. Рыжий отлетел на два шага, перевернувшись в воздухе. Падал на живот, а землю поцеловал задницей. Сию же секунду на горло ему легло колено египтянина.
Элланодики объявили его победителем.
Теримах, потрясая головой, зажал кровоточащий нос и пристыженно побрёл прочь с ристалища.
— Видел его удар, когда рыжий уже на землю летел? — спросил Эвмена Сострат.
— Ногой? Хороший удар. В воздухе подбил, ловок.
— Нет. Не тот, другой, едва заметный, левой рукой, верхушкой кулака под ребра. Это удар привычной к оружию руки. Я думаю, их специально натаскивали обозначать удар оружием в учебных боях. Это не атлет, что упражняет тело для участия в Играх. И не воин. Убийца. Тайный убийца. Остерегайся, Эвмен.
Сострат внимательно посмотрел на кардийца и добавил:
— Не только на Играх.
Бой Диоксиппа с Абуусером вышел коротким. Египтянин стоял полуобернувшись, и держал руки расслабленными, пока могучий атлет приближался к нему. "Кошачья" расслабленность, когда за внешней леностью скрывается напряжённая пружина, готовая привести в действие быструю и смертоносную боевую машину, Диоксиппа обмануть не могла, он наблюдал бои египтянина и заранее наметил его, как единственного достойного соперника.
Оба египтянина избегали сближения, старались работать на дальней дистанции. Диоксипп не преминул этим воспользоваться, совершив резкий рывок вперёд, намереваясь достать противника ударом с левой, и добавить правым коленом. Хранитель с подворотом нырнул под руку, эллина, коснувшись коленями песка, поддел его икру. Молниеносно вскочил, выбрасывая правый кулак. Опытный Диоксипп неведомым чутьём, не иначе, глазами на затылке, угадал удар, отпрянул и склонил голову, отводя подбородок вправо. Однако, лишь приблизил развязку. Кулак египтянина разжался, а рука чуть изменила направление движения так, что основание ладони зацепилось за челюсть, а сама ладонь легла на левую щеку эллина. Абуусер помог Диоксиппу повернуть голову. Раздался хруст.
Тело убийцы быков рухнуло на песок в мёртвой тишине.
— Зараза... — прошипел Пердикка.
Птолемей усмехнулся.
— Сколько там на кону-то? Я запамятовал.
— Иди ты к воронам, Лагид...
Зрители оправились от шока и стадион загудел, как пчелиный улей, обсуждая увиденное.
Александр, возлагая на голову Абуусера венок, приветливо улыбался, но даже Мерит-Ра отметила, что в глазах царя плещется пламя.
— Твой черёд, Эвмен, — сказал Сострат.
Кардиец кивнул.
— Он моложе тебя и движется быстрее, — добавил "Пальчик", — сколько наблюдаю за ним — предпочитает держаться на расстоянии.
— Советуешь мне подобраться ближе?
— Да. Четверых предыдущих ты победил ударами. Он наблюдал. Думаю, запомнил. Не бей его, Эвмен, ломай. Он такого ждать не будет.
Эвмен и Хуни вышли на песок. Элланодик подал сигнал:
— Начинайте!
Кардиец не двинулся с места. Египтянин начал пританцовывать. Эвмен почти не шевелился. Хуни осторожно прощупывал оборону противника, кардиец реагировал на его выпады вяло, лениво. Египтянин осмелел, стал действовать энергичнее. Все же он явно опасался противника, потому, когда кардиец, внезапно взорвавшись, обозначил удар ребром ладони сверху-справа, будто мечом, Хуни отклонился чуть больше, чем следовало. Эвмен немедленно воспользовался этим, стремительно сблизившись, прошёл в ноги, подцепил за левую голень, рванул на себя, выпрямляясь. Хуни не смог ни уклониться, ни ударить. Земля ушла у него из-под ног.
Хотя упал египтянин грамотно, коснувшись лопатками песка и поджав подбородок к груди, кардиец не мешкал, зажал левую ногу в захват и выкрутил на болевой. Хуни вскрикнул и ударил правой ногой, не видя, куда бьёт. Пяткой он мог бы убить быка. Или покойного Диоксиппа, что почти одно и то же. Кардиец пригнул голову и расслабил шею, — чудовищный удар пришёлся вскользь, по затылку, однако, в глазах Эвмена замерцали звезды, голова закружилась, а к горлу подступила необоримая тошнота. Но молодому египтянину это не помогло освободить другую ногу от захвата, кардиец чётко повёл её на излом. Египтянин подавился криком.
— Хтору мэт!
Эвмен, ещё не знавший язык ремту в совершенстве, решил, что эта фраза означает признание поражения.
Он отпустил египтянина, встал, вскинул руки. Весь стадион взорвался радостным рёвом.
— Эвмен, сын Иеронима, из Кардии, победил всех мужей моложе тридцати лет в панкратионе! — провозгласил элланодик.
Победитель, пошатываясь, добрел до края стадиона. Здесь его вырвало.
"Зараза".
К нему, прихрамывая, подошёл Хуни.
— Ты хитрый боец, Таа Эвмен. Я тоже умелый бороться, но ты обманывал меня. Я не ожидал. Спасибо за наука.
Таа — "Великий отвагой". Не очень подходящая похвала в данном случае, но пусть будет так. Таа... Эвмен улыбнулся, протянул руку молодому Хранителю.
Едва он удалился, как Эвмена отловил Пердикка.
— Эвмен, слушай, я хочу предложить выгодное дело, — сказал Пердикка.
— Какое?
— Давай устроим ещё один бой. Вне Игр. Ты против этого Абу... как его там... Вот ведь варварский язык... Ну, этого, который Диоксиппу шею свернул. Отделаешь засранца, мы тебе десять талантов заплатим.
— Мы?
— Ну, я, Мелеагр, ещё кое-кто. Продулись в пух и прах из-за этой куклы крашеной. Ты сможешь.
— Может и смогу, — усмехнулся кардиец, — но не стану.
— Ты что, обосрался что ли? Да Диоксип, придурок, просто снобом был, дурью пер, все на кулачище свой надеялся. Тебя египтянин не осилит.
— Нет, Пердикка, не стану.
— Тьфу ты... Я думал, ты мужчина, а ты... Писарь...
Таксиарх резко развернулся и удалился. Эвмен посмотрел на Сострата, который приблизился и слышал весь разговор.
— Ты тоже считаешь меня трусом?
"Пальчик" неопределённо хмыкнул.
Через несколько минут Александр возложил венок на голову своего архиграмматика, а потом объявил следующее, невиданное прежде зрелище — состязания лучников.
Служители стадиона начали выносить мишени и отмерять шаги. Предполагалось, что участники будут стрелять по постепенно удаляемым целям.
Эвмен, которого все ещё мутило, ушёл в свою палатку. Александр, заметив, что высокородные гости о чём-то беседуют с одним из своих подданных, по виду колесничим, очевидно доставившим какие-то вести, не стал им мешать и последовал за Эвменом, дабы ещё раз поздравить его.
— Скажи, царь, на меня делали ставки? — спросил кардиец.
— Разумеется. Лагиду улыбнулась удача. Благодаря твоему искусству он разжился пятью талантами, а на победе Абуусера заработал все пятнадцать. Столько же выиграла царица.
— Птолемей поставил на египтянина?
— Да, — усмехнулся Александра, — Пердикка и Мелеагр прямо бесятся.
— Итого двадцать талантов. Царь, тебя не удивляет эта сумма? Это же огромные деньжищи, откуда они их взяли?
— Ну, когда мы переправились в Азию, в казне было всего шестьдесят, но сколько золота с тех пор попало в наши руки? За три года побед. Чему ты удивляешься?
— Но большая часть добычи осела в казне. "Друзья" разжились рабами и дорогими вещами, породистыми лошадьми. Птолемей завёл себе целую фалангу красивых рабынь. Пердикка и Филота нацепили на себя дюжину пурпурных плащей и на каждый палец одели по перстню с рубином. Парменион ездит на позолоченной колеснице. Да, у каждого немало и просто золота, монет и слитков, но настолько ли много, чтобы тратить вот так, походя, по трети старой государственной казны на заклад?
Александр нахмурился.
— К чему ты клонишь?
— Лагерь наводнён финикийскими и хурритскими купцами.
— Ростовщики?
— Да. Македоняне и эллины влезают в долги, не задумываясь.
— В надежде, что отдавать не придётся, — процедил Александр.
Глаза его превратились в узкие щёлки. Эвмен видел, как на царя накатывает бешенство. И подлил масла в огонь.
— Здешняя Финикия... Она ведь другая. На неё наброшены невидимые сети египтян. Эти их Хранители, глаза и уши фараона и царицы... Все говорят, будто они вездесущи, но что-то мне не верится. Полагаю, всё дело в том, что немало финикийцев и сирийцев служат Египту, тайно или явно. И если наши люди позволят накинуть себе на шею петлю... Скажем, кто-то совсем вдрызг проиграется, последний хитон отдаст, привыкли уже сорить деньгами. А как восполнишь убытки грабежом, если нет войны? Припугнут угрозой огласки, твоим гневом. И пообещают дать отсрочку. За услугу.
— Шкуру спущу, — негромко пообещал царь.
Эвмен ничего на это не ответил. Александр дёрнул щекой, провёл ладонью по лицу. Помолчал немного.
— Ты прав. Пора с этим кончать.
Неожиданно в палатку ворвался запыхавшийся Птолемей.
— Вот вы где! Слава богам, я обыскался вас...
— Что с тобой, Лагид? — повернулся к нему царь, — на тебе лица нет.
— Египтяне в полном составе отбыли в свой лагерь! Здесь остался только Анхнасир!
— Почему? Что случилось?
— Беда, Александр!
8
Надорванная нить
Родос, несколькими днями ранее
Гонец сообщил о том, что египтяне через своих шпионов мутят воду в Камире. Местный царь Дедал подчинялся им, но некоторые его подданные были согласны перейти под руку Александра. О том узнали египтяне и отправили к берегам Родоса свой флот, чтобы не допустить измены вассала.
Неарх выслушал вестника и, не раздумывая ни секунды, поспешил на помощь Филоте. Однако, войдя в бухту Камира, сразу понял, что опоздал. Ветер относил дымовые столбы на юг, но они всё равно были видны на десятки стадий. Памятуя о сражении в Тире, вывод можно было сделать однозначный — горят македонские корабли. Оставалась надежда, что это Филота жжёт Камир, но когда отряд Неарха подошёл ближе, она рассыпалась в прах.
— Что делать? — спрашивали триерархи.
Дым над бухтой стоял, какой, наверное, в Гефестовой кузне бывает, когда бог работает над очередным механическим чудищем.
В чёрных клубах просматривалось движение кораблей с высокими носовыми и кормовыми настройками, которых нет на эллинских. Египтяне сожгли флот Филоты.
Весь? Это пока не ясно. Может быть, сражение сместилось на юг. По словам гонца, лагерь македонян был разбит южнее Камира.
Неарх отдал приказ транспортами пристать к берегу и начать выгрузку воинов и, самое главное, лошадей. Триеры выстраивались в линию для сражения.
Атаковать? Не зная, какими силами располагают египтяне?
Пытался ли Филота вступить в переговоры или на него напали без предупреждения? Легко нарушили договор, из-за какого-то захудалого городишки? Стало быть, договаривались с камнем за пазухой и выжидали удобного момента. В течение года присматривались к неизвестной им силе, оценивали её и, усыпив бдительность согласием на участия в Играх, нанесли удар. Причём все хитро обставили, станут кричать теперь, что это Филота напал на их вассалов.
А может быть действительно Филота? Да нет, он не такой дурак, Александр шкуру с него спустит. И как ещё объяснить появление мощного египетского флота в такой дали от их страны? Все подстроили, ублюдки...
Неарх наблюдал, как маневрируют египетские корабли, выстраиваясь в линию перед его отрядом. Их все больше выползало из клубов чёрного облака. Македонских кораблей не видно. Неужели Филота разгромлен? Он взял с собой сильнейшие гексеры и пентеры. Отряд Неарха гораздо слабее, одни триеры и транспорты. Если уж разбили Филоту, что он, критянин, сможет сделать против столь сильного врага?
На берегу появились люди, всадники. Всадники? Свои, стало быть. В этом мире почти не ездят верхом.
Неарх отправил к берегу эпактиду, узнать, что случилось. Египтяне держались на расстоянии, не спешили нападать. Ну да, Неарх, даже победив в сражении, тоже поостерёгся бы лезть, сломя голову, на нового противника, не зная, насколько он силен.
От вражеского флота отделилось небольшое судно и заскользило к македонянам. Хотят говорить? Неарх напряг зрение и разглядел на носу египетского судёнышка воина, который держал в руках щит, внутренней стороной вперёд. Ага, уже знают принятый у эллинов знак переговоров. И щит-то круглый, гоплитский. Значит, уже нахватали пленных. Проклятье...
— Эпактиду мне.
Сблизившись, лёгкие десятивёсельные суда легли в дрейф.
— Надо говорить, до... достойнейший! — крикнул египтянин, по виду большой начальник.
— Хорошо, — ответил Неарх, — держите конец!
Македоняне перебросили на египетскую ладью канат. Гребцы втянули весла и суда соприкоснулись бортами.
— Да будет жить ты вечно, Знаменосец, — сказал египтянин по-эллински с ужасным произношением, — и будь возрадуйся! Рен моё Нахтра.
— Радуйся и ты, — процедил критянин, — вижу, есть чему радоваться. Меня зовут Неарх. Что здесь произошло?
Ему было известно вежливое приветствие варваров, но он намеренно опустил его. Не знал, что египтяне считают за грубых дикарей тех, кто не желает вечной жизни собеседнику. Но если бы и знал... Какая сейчас, к воронам, вежливость?
— Акайваш... эллины стали жгли Камир из хеви-педет. Когда достойнейшие Ранефер и Нимаатра могли.... Сумели подойти, город горел. Мы позвали песней посланника. Знаменосцы долго отдыха... ожидали, но твои товарищи нападали уже на нас. Мы тогда стали принимать бой и с помощью Нетеру побеждали.
"Эллины жгли Камир. Что и следовало ожидать. Валят вину на Филоту".
