Судьба в наследство

— Личный гонец его преосвященства епископа Максимилиана брат Раймунд. Я прибыл с известием к маркизу Фетичу. Вы?..

Но Питер лишь качнул головой, отвечая на невысказанный вопрос и совершенно чисто, без малейшего акцента, выдававшего в нем провинциала, попытался пояснить:

— Видите ли, маркиз сейчас несколько... Ему несколько нездоровится. Я управляющий в Бричне, и все что нужно, могу передать, когда ему станет лучше.

— Извините, но мне приказано лично, — начал возражать гонец. — Его преосвященство настаивали...

— Да пьёть энтот змий! З самой зори! — влез в разговор пане Михал.

Пока Питер и гонец обменивались любезностями, он ухватил румяную булку и откусил большой кусок, а теперь не выдержал и попытался прожевать и одновременно сказать.

— Парню верыть можно, он евонный братку. Он передаст як Рышард проспиться. А покуда к нему ходу нету. Он же не вразумеет ничого! Дурэнь, дурнэм. Питер ему и за матку, и за отче, так шо он передаст, не сумлеватэся.

Гонец несколько растерялся.

— Вообще-то, — начал он. Рука невольно потянулась за пазуху, но он волевым усилием опустил ее. — Мне необходимо удостовериться.

Тогда пане Михал, заверив, что сейчас все будет, подхватив новую румяную булку, и выскочил из комнаты.

В ожидании Питер предложил гонцу располагаться. Как хороший хозяин вновь подал горячую варенуху, попытался завести ничего не значащую беседу. Но весь уют и спокойствие момента разорвал вопль и затем последовавший за ним смех, так неестественно зазвучавший в тиши коридоров.

Дверь рывком распахнулась, и в нее ввалился помятый детина, внешне похожий на управляющего крепости, но так разительно отличавшийся от него по поведению. Он, дыша на всех крепким перегаром, пролетел до середины комнаты, чтобы уже там остановиться, опершись о столик. За ним следом, оттолкнув дядьку с дороги, влетели три молодца, самого задиристого вида. Облаченные в новомодные жакеты, расшитые золотым позументом и застегнутые на пуговицы из крупного жемчуга, в узких шоссах и насажденных на головы многослойных тюрбанах, которые вошли в моду только с прошлой осени, они выглядели как богатые столичные жители. Однако весь щегольской вид портили помятый вид владельцев и винные потеки, вперемешку с жирными пятнами, оставленными ими на одеждах. А еще они были пьяны так же, как и детина, ввалившийся первым.

— Я Рыщард, маркыз Фетич! Хто смеет... — и тут же прервавшись, икнул, а потом хохотнул и, прижав палец к губам, прошипел: — Ш-ш-ш! Так дело не пийдит... Не пойдет! Убрать провинцию!.. Я должен говорить как в столице! Верно?! — он оглянулся на своих друзей, словно искал поддержки. От резкого движения голова закружилась, и он бы упал, не подхвати Питер вовремя.

Едва детина выровнялся, то оттолкнул брата, словно нечто неприятное, но после, так и не удержавшись на ногах, оперся на столик. От резкого толчка стоявший на нем кувшин опрокинулся и упал на пол. Горячая варенуха стала растекаться по вытертому от времени ковру. Однако тот не обратил никакого внимания.

— Так я спрашиваю, кто смеет сомневаться... Я маркиз! Наследник Тадеуша Фетича! Я новый маркиз Фетич!.. Верно, я говорю?!

Он явно призывал своих друзей подтвердить его слова, однако те молчали.

Увидев на гонце сюркот с цветами и эмблемами ордена Ответственных, они несколько протрезвели, а в их окутанных хмелем головах забрезжил разум. Все что им удалось — это уверенно закивать в ответ.

Гонец его преосвященства, видя, в каком состоянии находится владелец крепости Брична и двух ближайших городов, закрывающих Бричнов перевал, такой важный во время военных компаний, если таковые случатся на территории церковного Союза, поморщился. Но вслух себе высказать ничего не позволил.

— Так чего тебе от меня нужно? А?! Говори, я приказываю! — продолжал маркиз.

Он упер одну руку в столешницу, а другую вытянул, указывая пальцем на церковника. Друзья на него зашикали, но Ричард явно не слышал их предостережений.

Гонец понимая, что связываться с пьяным бессмысленно, на словах пояснил суть своего визита.

— Его преосвященство епископ Констанс, будучи душеприказчиком, извещает вас, что вы — милорд — являетесь наследником всех титулов положенных семье Зареску. Его светлость, герцог Анжер скончался три недели тому назад, не оставив прямых наследников. Теперь ближайшим родственником, а так же следующим герцогом Анжером становитесь вы. Я привез необходимые бумаги, дабы...

Но Ричард, не став дослушивать до конца, завопил как резаный!

— Нет, вы слыхали а?! Я?! Я-а-а новый герцог Анжер!!! Вы слыхали дружни мои?! Не-не, за энто нужно выпить! Верно, я кажу?!

Его друзья тут же подхватили клич — один потребовал лучшего шамбертена, другой закричал, чтобы позвали девиц, а на завтра велели заложить охоту, дабы он мог загнать оленя; третий вопреки начинаниям собутыльникам принялся упрекать будущего герцога за то, что он вновь перешел на речь простолюдинов. Гомон поднялся страшный, и среди всего этого безобразия островком спокойствия стояли потерянный от новостей управляющий крепостью и капитан местной стражи пане Михал. Брат из ордена Ответственных с явным пренебрежением молча смотрел на разворачивающееся перед ним действо. А когда кричащие на все лады молодцы наконец-то покинули комнату, в наступившей тишине он поинтересовался:

— Ваш отец знал, что его сын такой... кутила?

— Знал, — ответил Питер. Он поднял упавший кувшин и теперь с сожалением глядел на ковер. Тот был безнадежно испорчен, и приличных в доме осталось совсем немного — по пальцам перечесть.

Гонец вновь не стал озвучивать свои домыслы, предпочитая оставить при себе мнение, что таких наследничков надо вешать на первом же суку, а вслух только добавил:

— Я оставлю лично вам все необходимые бумаги. Постарайтесь привести брата в чувство как можно скорее. Ему, дабы вступить в права наследования, необходимо в столице лично подписать еще кое-какие бумаги и... Когда его будут представлять его величеству Гюставу III, постарайтесь сделать так, чтобы он не был пьян. А то все может закончиться плачено.

— Я постараюсь, — пообещал управляющий.

Гонец, оценивающе взглянул на него и, вытащив из-за пазухи плотный кожаный конверт, подал.

— Вот, здесь все, — а потом отвел глаза в сторону и осторожно добавил: — Надеюсь, у вашего брата хватит совести передать вам хотя бы графский титул. Если попросите его преосвященство, это вполне возможно осуществить. Быть герцогом, маркизом и графом одновременно, для вашего брата чрезмерная роскошь.

Уловив сочувствие в голосе церковника, Питер лишь криво усмехнулся и покачал головой.

— Даже если бы мне предлагали герцогский титул, то все равно ничего бы не вышло. Отец опоздал всего лишь на полчаса. Я бастард.

— О, моя голова! — простонал мужчина, едва не падая с мягкой скамьи под ноги сидящему рядом ним. — Питер, бесы тебя дери, куда ты меня тащишь?!

Тот к кому обращался 'страдалец', не счел нужным даже ответить.

В тот день, едва узнав о свалившемся на него титуле, Ричард со своими дружками закатил попойку до самого утра. И лишь с восходом, когда позднее зимнее солнце начало карабкаться на небо, они наконец-то утихли, забывшись в хмельном беспамятстве.

Видя происходящее, брат Раймунд, решил не дожидаться разгулявшегося наследника, а отправился обратно в Славну с докладом. Перед отъездом он настоятельно рекомендовал как можно скорее прибыть в столицу.

Проспавшись к вечеру, гуляки попытались возобновить празднование, но Питер с помощью дядьки Михала и других челядинцев, им не позволили. Наутро когда недовольные товарищи Ричарда, захватив свои изящные фамильные клинки, годные лишь для украшения стен в кабинетах, он — Питер Ковач незаконнорожденный сын Тадеуша и Гражины Фетич, в девичестве — Ковач — отобрал то недоразумение, которым они собирались его проучить, и вышвырнул из крепости. Родовитые нахалы, что с лета гостили у милорда Ричарда, перебираясь с ним из одного дома в другой, наконец-то, когда терпение у всех подходило к концу, силой были выдворены вон. И вот грозя всеми карами небесными, а так же возмездием со стороны своих маститых родственников они наконец-то отбыли восвояси. В тот день все местные жители вздохнули с облегчением.

Единственным, кто не обрадовался их отъезду, был Ричард. Он кричал на брата, швырялся всем, что попадалось под руку, ругал последними словами. Но когда тот попытался раз вразумить, маркиз основательно приложившись к бутылке с вином, пообещал нарушить слово, данное отцу перед смертью, и выкинуть его из крепости.

Однако на угрозы брата Питер даже ухом не повел. Утром, свалив бесчувственное тело в крытые на сани, в сопровождении пяти солдат, которые составляли ровно половину гарнизона крепости, он повез Ричарда в столицу.

— Питер, я еще раз спрашиваю?.. — попытался как можно более грозно произнести тот, но вышло у него даже жалобнее, чем в первый раз.

— Наследство получать, — нехотя ответил брат.

— А где Збигнев и?.. — он прижал пальцы к вискам и зажмурился от дурноты, когда сани мотнуло по неровной дороге. — Впрочем я помню, ты их выгнал... Не отвечай. И вообще помолчи, у меня голова разваливается. Хотя... Ты не захватил в дорогу бутылки вина?

В ответ Питер протянул небольшую фляжку. Ричард ухватил ее дрожащей рукой и припал, как умирающий от жажды. Бордовые струйки потекли по подбородку.

— А еще есть? — спросил он, переведя дух.

Но Питер молчал.

— Я тебя спрашиваю?! — взвился Ричард. — Приказываю тебе, дай мне еще!

— Получишь герцогство — будешь приказывать, — сухо отрезал тот. — А для начала утрись.

Маркиз с недовольным видом отер от винных потеков лицо рукавом.

В дороге Питер тщательно держал брата под надзором, не допуская нового запоя. Селился с ним в одной комнате, заказывал еду только наверх, тщательно следя, чтобы тот не пил более одного бокала вина. Куда бы он ни направлялся, везде ходил с ним. От такого пригляда Ричард с каждым днем зверел все сильней, ежедневно закатывал скандалы с битьем посуды, орал, крушил мебель. Питер молча терпел все его выходки, лишь зубами поскрипывал, да губы сильнее сжимал, видя, как с каждым днем худеет кошелек. С хозяевами постоялых дворов за все бесчинства приходилось расплачиваться сполна.

А Ричарда это явно не волновало. Его беспокоило лишь одно — выпивка и весело проведенный вечер в обществе собутыльников. А поскольку из-за строгого контроля, он получить этого не мог, то вымещал злость на всем, что под руку подворачивалось.

Когда до столицы оставался последний день пути, он даже попробовал кинуться на Питера с кулаками. Но тот с помощью пары сопровождающих их солдат, стараясь не наставить будущему герцогу на лицо синяков, утихомирил, связав его.

Оставшуюся дорогу они не разговаривали.

Славна встретила братьев обильным снегопадом. Намедни мело так сильно, что пришлось не менее часа пробираться по заснеженным улицам, пока они не добрались к центру города до гостиницы хотя бы немного приличествующей по статусу.

Выходя из саней, Ричард попытался было взбрыкнуть, но, получив тычок от брата промеж лопаток, лишь споткнулся и нехотя зашел в гостеприимно распахнутые двери. Едва они оказались в тепле, к ним тут же подскочил расторопный служка, и низко склонившись, поинтересовался, что им требуется.

Цены в заведении оказались настолько высоки, что Питеру пришлось, напустив на себя важный вид управляющего при благородном господине, пообещать расплатиться после, а самому судорожно прикидывать насколько долго хватит его сбережений отложенных на утряски с бумагами, то бишь возможные взятки, чтобы пробыть в столице. Выходило что не намного. Оставалось надеяться на душеприказчика и попросить у него взаймы, чтобы потом рассчитаться из полученного наследства.

Пока он занимал себя такими мыслями, прислуга, подозрительно косясь на их нехитрый скарб, перенесла все и вселила их в двухкомнатные апартаменты.

На неискушенных провинциалов, коими являлись братья, они произвели неизгладимое впечатление. Стены, забранные расписанным ситцем, цветные витражи на окнах, новехонький ковер на полу, резная мебель с начищенными до блеска медными набалдашниками и выпуклыми шляпками обивочных гвоздей, трехногие подсвечники и люстра в десяток толстых свечей.

— Бесы меня задери! — это первое что услышал Питер от брата, когда они зашли в комнату. — Когда получу денежки, я первым же делом прикажу точно так же отделать дом в Войчиче!

Он закружился по комнате, пока его взгляд не наткнулся на столик с медным кувшином и стеклянными бокалами.

— Ого! — радостно вскричал он, подскакивая к нему и пока брат не успел отобрать, плеснул полный бокал вина. — Мне начинает нравиться столица! — и лихо опрокинул в себя.

Питер, чтобы не начать ругаться, не стал требовать, немедленно убрать выпивку, лишь сделал зарубку в уме — попросить прислугу, дабы больше не ставили. А едва они успел расположиться, очередной угодливый служитель гостиницы поинтересовался, что маркиз предпочтет на ужин.

Опережая все пожелания брата, Питер распорядился принести что-нибудь простого и сытного, а главное подать сюда прямо наверх и без вина, мол, милорду медикусы запретили употреблять его. Но едва только за прислужником закрылась дверь, Ричард все же не утерпел.

— Ты! — обвиняющее ткнул пальцем в брата. — Только и делаешь, что запрещаешь мне! Не делай то, не делай се!.. — продолжал он, повышая голос. — Не смей говорить, что мне делать! Слышишь меня?! Я маркиз... Я почти уже герцог и не нуждаюсь ни в чьей опеке!

Лицо его почти сразу налилось красным, глаза помутнели, отчего внешность стала отталкивающей. Ему хватило одного бокала вина, чтобы начать пьянеть.

— Ты все время говоришь что делать! Лезешь в мою жизнь!.. Да ты... Ты ненавидишь меня! Ненавидишь за то, что я законный наследник, а ты ублюдок! Ты мстишь мне за это!

— Ричард, успокойся... — попытался было остудить его Питер, но куда там!

— Ты выродок, прикормыш!.. Отродье! И ты смеешь указывать мне!.. Збигнев был прав! И Альберт!.. Ты ненавидишь меня! Пытаешься сдерживать, а сам за моей спиной используешь МОИ деньги! Ты хочешь занять МОЕ место... Думаешь я буду послушной марионеткой в твоих руках?! — он расхохотался. — Не дождешься! Нет, братец!..

Подлетев к столу, Ричард схватил кувшин и припал к горлышку. Вино полилось по подбородку, ручьем стекая на последний приличный жакет. На груди быстро расплывалось бордовое пятно.

Когда в кувшине не осталось ни капли, он демонстративно перевернул его и потряс.

— Ты понял меня?! Ты мне больше не указ! Я делаю все, что хочу!.. — и запустил им в стену.

От удара сосуд помялся, упал на пол и напоследок, жалобно звякнув о металлическую треногу подсвечника, откатился в угол.

Чтобы хоть как-то удержать себя и не наброситься на брата, Питер глубоко сжал руки в кулаки, так что костяшки побелели, вздохнул и, проронив только: 'Я принесу ужин, но БЕЗ вина', — вышел из комнаты.

Надеясь, что Ричард придет в себя и образумится, он постарался задержаться внизу в общей зале. Перекинулся парой слов с управляющим, как бы, между прочим, заметил, что маркизу не стоит подавать горячительного. Из-за этого у него разливается желчь, и он становится нервическим. А еще тонко подметил, что за все будет расплачиваться именно он — Питер Ковач — а все что не будет одобрено именно им, то не войдет в счет. Управляющий, за свою службу в гостинице навидавшийся всякого, прекрасно понял намеки и искренне заверил его, что даже последнюю осьмушку оса, которую подадут лошадям, он согласует с ним. Но так же добавил, что ежели вдруг маркиз во время нездоровья, например, нечаянно заденет винный столик и опрокинет кувшин и бокалы, стоящие на нем, то придется оплатить и за испорченный ковер, и за разбитую утварь. К тому моменту как собрались подать ужин, мужчины прекрасно поняв друг друга, расстались если не товарищами, то уговорившимися обо всем слугами при своих господах.