Осколки Прошлого

За окном на деревья налетел порыв ветра, и они тяжело закачали ветками. Одни за другим отрывались одинокие листья и пускались в последний вальс, ведомые потоком воздушного океана. И впервые, у меня возник вопрос: "Почему мне все равно? Почему не испытываю особых чувств?".

— Почти сразу после этого, из протокристаллов в изобилии разросшихся в пещере, начал появляться псиазы. И их было очень, очень много. И поверь, Грегу, Лилиане, да и маленькому тебе пришлось очень не сладко.

— Почему тогда я ничего не почувствовал?

— А вот это, как ни странно, одно из доказательств того, что ты был совсем не в эмообразе, а в самом настоящем прошлом. Ты ничего не почувствовал, потому что твоя мама перед смертью закрыла маленького тебя стазисом. Да, она постаралась сдуть воздухом всех псиазов вокруг тебя, но к этому моменту ты уже успел, как следует ими надышаться, и в момент создания поля стазиса, ты был напитан псиазами и энергией Лилианы. Псиазы в твоем теле, грубо говоря, "сплавились" с живой тканью.

Меня чуть передернуло.

— Именно поэтому ты в детстве был слабо способен к псионике. Со временем, твое тело приспособилось, и ты стал сильнее. Ты бы смог нормально овладеть псионикой уже лет в 12, но теперь тебя сдерживала уже твоя голова — подсознательный страх того, что псиэнергия покидает твое тело и твоя неуверенность, которую привил тебе Грег. Потолка своей силы — а ты бы был сильным псиоником — тебе уже никогда не добиться. Твою ауру нельзя увидеть тоже благодаря псиазам в твоем организме. И они же защищали тебя тогда в пещере от потерь энергии и безумия. И если бы ты был в эмообразе, ты бы чувствовал отголоски тех же ощущений, что чувствовал и маленький ты, не имеющий тогда никакой защиты от псиазов.

Мы поняли это только после того, как увидели все твое путешествие. Мы знали, что в тебе надо в тебе искать.

— Так все-таки это было настоящее путешествие в прошлое?

— Пока никто точно не знает. Да, много фактов говорят в пользу этого. Но есть и противоречия. Если ты согласишься помочь исследованиям, то окажешь неоценимую услугу науке.

— Почему бы и нет?

— Хорошо, — Стивом, казалось, тоже овладело безразличие, — Грэг, почувствовав воздействие псиазов испугался. Вторая личность при всей ее жестокости была нестабильна и больше напоминала животное, чем человека. К тому же он был под воздействием наркотиков, что усилило панику. И он просто сбежал. И видимо, пока он убегал, начала наконец просыпаться его главная личность. Грэг начал осознавать что натворил, и это было последним ударом. Теперь он сбегал уже сознательно, и бежал он до самой Земли, где и спрятался в Сибирских лесах.

— Здесь, мы потеряли его след примерно на двести лет.

— А откуда вы вообще знаете, что все это правда? Вы видели картинки в моей голове, но может быть это просто сон, галлюцинация, бред?!

Стив остался безразличен к моим вдруг вспыхнувшим эмоциям:

— У нас есть доказательства. Да, псиазы основательно подчистили за собой эмоциональный фон. Так что проверить картину было трудно. Нам пришлось пробурить множество скважин, глубиной в несколько клинометров, под пещеру, где все произошло. Но мы нашли породы, которые сохранили куски слабого эмоционального фона от этого происшествия. По крохам, словно мозаику, мы восстановили всю картину, благо знали ее окончательный вид. И твое видение подтвердилось в точности, до мелких деталей. Твоих эмоций там не нашлось, но это легко объяснимо — ты, как и псиазы, не оставляешь за собой следов.

Стив глянул на меня, но я, утолив свой интерес, сразу же успокоился, и он продолжил:

— Итак, Грэг сбежал на Землю. А ты его увидел спустя двести лет в той самой пещере. Он пришел искать медальон Лилианы.

— Зачем?

— Чтобы сдаться соционикам. Медальон — это идентификатор личности, а заодно и сканер, активирующийся в случае смерти владельца и записывающий в себя все обстоятельства смерти. Технология основана не на псионике, поэтому медальон должен был сохраниться. В нем должны были содержаться все доказательства произошедшего.

Наша реконструкция событий, говорит, что Грэг был очень не в себе в этот момент. Мы так и не поняли до конца, что в нем не так, но на Грэга, которого мы знали, он похож не был. Мы предполагаем, что все эти годы, он измывался над собой и собственным разумом. Он никак не оправился от шока, и, в конце концов, стал психически болен. Его вторая личность стала полноправным участником его жизни и в битве с нею, он видимо и проводил большую часть времени. Возможно это борьба, когда он препарировал свой собственный мозг, в конце концов, породила третью личность — квинтэссенцию пустой, безэмоциональной совести. И именно под ее управлением, он и прилетел за медальоном.

Ты увидел, как он нашел маленького тебя, закрытого в стазисе, и повел себя странно. Увиденное разбудило его, и он снова ненадолго стал собой. Он понял, что сделала Лилиана, и его это поразило до глубины души. Снова эмоции, снова шок и на свободу вышла его вторая личность, которая к этому моменту сильно изменилась — теперь это был концентрированный страх перед обществом, все желание которой было убежать, спрятаться, забиться в самую глубокую нору, а затем и забыться. И Грэг снова сбежал, на этот раз надолго.

Во второй раз он вернулся именно за тобой, спустя примерно семьсот лет. И это был настоящий Грэг, в полном, насколько это возможно, рассудке. От части, он справился со своими демонами, сделал выводы. Понял, как он хочет хотя бы частично исправить свой проступок. И он забрал тебя к себе. Еще примерно, семьдесят лет понадобилось для того, чтобы он смог набраться смелости тебя разбудить.

Стив, наконец, закончил свой рассказ и отсутствующе посмотрел на меня. Я же, не спеша обдумывал все то, что на меня сейчас вывалилось. В памяти всплывали те или иные события, но я не чувствовал по их поводу практически ничего, и даже слегка удивился этому факту.

Через некоторое время, Стив встал:

— Думаю, я рассказал тебе, все что знал, — сказал он, — ты все еще согласен помочь нам в исследованиях?

— Да.

— Тогда, я свяжусь с тобой через пару дней. До встречи.

И с этими словами, Стив, бросив на прощание несколько раздраженный взгляд, ушел. А я остался один на один со своей меланхолией, в тихом пустом доме.

Все рассказанное Стивом, скоро выветрилось у меня из головы, как нечто ничего не значащее, и я снова начал пробовать заняться чем-то полезным. Но промаявшись полчаса, вернулся обратно к заброшенной книге Мюллера...

* * *

...От чтения меня оторвал внезапный писк зуммера, сообщающий об открытия гиперпортала в прихожей.

— Кого это еще опять принесло... — пробурчал я про себя, и, не сдерживая любопытства, вышел в гостиную встречать незваного гостя.

Из прихожей, чуть потеряно озираясь, вышла девушка. Черные, как смоль, прямые волосы, ясный взгляд и этот хорошо запомнившийся мне аккуратный, точеной формы нос.

Мы встретились взглядами, и девушка замерла. Также застыл и я, не в силах поверить своим глазам.

— Ты что тут делаешь? — более умный вопрос мой мозг просто не посетил.

Лора часто захлопала ресницами от моего нахальства, а потом, усмехнувшись, сказала:

— Я пришла покритиковать твой дом.

И она начала нарочито уверенной и степенной походкой обходить гостиную. Остановилась напротив журнального столика.

— Вот здесь, например, — имитируя аристократский апломб, сказал она, — Стилистика позднего Пост-Имперского периода, неумело сочетается с примитивизмом. Автор, возможно и имеет задатки дизайнерского таланта, но ему еще надо поработать над своим вкусом.

И она нарочито надменно посмотрела в мою сторону.

— А здесь? — Лора махнула рукой в сторону кухни, — какая безвкусица, право! Металл, и элементы псионического декора в стиле Открытой эпохи.

И она, снова посмотрев на меня, покачала головой. В ее глазах плясали смешинки.

— Я была лучшего мнения о ваших талантах, мистер.

Против воли мои губы сами собой разъехались в улыбке.

И я, неожиданно для себя самого расслабившись, ответил в ее манере:

— Да, мисс, возможно, вы правы. Однако взгляните на произведение в целом. Сочетание несочетаемого, через интерпретацию творения в виде жилого помещения, показывает нам многое о воображаемой личности, здесь проживающей. Отбросьте детали, взгляните в целом, и вы увидите, именно то, что автор хотел донести, а именно — неудержимую самобытность лирического героя, его страсть к уюту, однако к тому же, и разнообразию.

И пока я это говорил, то поднял мыслью подушку с дивана, и начал аккуратно подносить ее к голове Лоры. На последней фразе, я легко водрузил подушку ей на голову, на манер треуголки Наполеона.

Лора охнула и схватилась за нее руками. Пощупала, поняла как выглядит со стороны и вдруг счастливо рассмеялась. Я улыбался ей в ответ, глядя, как она укладывает подушку обратно на диван.

— Один-один, ты меня уговорил.

— Извини, что так отреагировал сначала, это от неожиданности — я сегодня больше не ждал никого.

— Ничего страшного, я же не предупредила.

И постепенно, слово за слово мы с ней разговорились. Она мне рассказывала о своей семье, учебе и как она заинтересовалась созданием музыки. Я же ей показывал свой дом и свою комнату. Моим любимым ковром, она особенно восхищалась, а когда я показал ей свою аудиостанцию, она неожиданно спросила:

— У тебя уже есть готовая программа для нашей страшной и беспощадной битвы? — Лора жадно рассматривала мою "кухню".

— Мне не очень-то пишется в последнее время...

— Увиливаешь? — она иронично посмотрела на меня, — Возьми старое. И потом, вдохновение — это продукт работы. Как оно придет, если ты ничего не делаешь? Из пустоты редко выпрыгивают волшебные музы.

Я задумался.

— Странная у тебя установка, никогда таких не видела. Управляющий кристалл? Энергетический кристалл? Она у тебя недавно?

— Вообще-то уже примерно два года, — не без гордости сказал я, — я заказал ее у Альвандера, когда он еще был никому не известен. Мне нужна была особая конфигурация, и только он согласился ее сделать за маленькую сумму. Уже позже я понял, почему он брал так дешево, учитывая мои странные требования — его изобретение, из-за которого он стал магистром, уже тогда была готово, и единственное позволяло без особых усилий, смастерить вот это вот чудо.

— Хвастун, — съехидничала Лора, но я совсем не обиделся. — А в чем ее особенность-то?

Я замялся, и нехотя признался:

— До комы, я был никаким псиоником. А очень хотелось писать музыку, используя все возможные современные средства. До нее, я писал по старинке — гитара и папирус с ручкой.

Лора внезапно изменилась в лице, и стала выглядеть виноватой.

— Я совсем забыла зачем пришла к тебе... Я хотела извиниться... Ну, за случай с кристаллом. Ведь это я тебя подтолкнула туда.

— Я не злюсь на тебя. В конце концов, я сам виноват.

— Нет, нет... Мне та девушка, твоя подруга, все объяснила.

— Лил?

— Да, мы с ней много разговаривали... Тогда, после музея. И она многое про тебя рассказала. А я... Я просто не знала, что ты такой странный и одинокий. Мое поведение часто немного шокирует людей, и для тебя видимо, это оказалось чересчур.

Она немного нахмурилась, что-то припоминая.

— Когнитивный диссонанс, так она мне объяснила причину твоей необдуманности.

— Да, я был слегка шокирован...

Мне вдруг почему-то стало совсем не страшно расписываться в собственной слабости. Я смотрел в ее сочувствующие глаза, и видел, что она, похоже, совсем, совсем меня не понимает.

И я неожиданно захотел, чтобы именно она, Лора, узнала меня лучше.

— Не хочешь чаю? — спросил я.

* * *

Мы сидели в гостиной, пили чай, и я рассказывал Лоре свою историю. Всю — с самого начала, и до самого конца.

Сначала Лора недоумевала, с чего это я начал вообще все этой ей рассказывать. Но мне удалось увлечь ее, и она поначалу охотно включилась в диалог. И на момент моего рассказа о жизни с Лил, она начала задавать много вопросов, из которых я понял, что она слабо разбирается в психологии. Хотя, большой опыт общения с разными людьми позволял ей делать общие выводы.

Когда я рассказал ей о случае в музее с моей точки зрения, она долго удивлялась, как так на пустом месте, можно вдруг полностью потерять волю и послушно прыгнуть прямо навстречу смертельной опасности. Мне пришлось долго, с помощью мыслеречи, объяснять ей какого это.

— Как же, оказывается, я слабо понимаю людей, — вздохнула она.

Я только глазами похлопал на это заявление — она в точности повторяла мои собственные недавние мысли.

Рассказ о том, как я смог изнутри уничтожить кристалл, заставил ее восхититься моей способностью видеть пси-эфир, и Лора попросила мне скинуть несколько эмообразов, которые показали бы ей весь процесс. Я, переполненный гордостью, с удовольствием с нею поделился.

Когда я рассказал ей про пещеру Альвандера, я упомянул про проект "Хронос" и теорию о том, что путешествие это могло быть самым настоящим. На это Лора только недоверчиво хмыкнула, и у нас завязался жаркий спор.

Лора утверждала, что это невозможно, и что я был просто в эмообразе. Я с жаром доказывал, что есть множество свидетельств, того что все было взаправду, не упоминая правда будущие события. Мы спорили до хрипоты, Лора даже сорвалась с места и начала чертить в воздухе графики, диаграммы, где доказывала чью-то теорию о невозможности такого путешествия.

Совершенно бестолковый спор, учитывая, что я не рассказал еще всей истории, но он меня захватил и я забыл обо всем на свете. Очнулся я только тогда, когда Лора сказала, кто автор этой теории.

— Эта теория Марты Фиэтлл, а она, между прочим, была... — тут она осеклась, заметив мой изменившийся взгляд.

А мне вспомнился подслушанный разговор Марты и Стэна, тогда ночью, в Лагерной столовой:

— Все наши данные и теории тому противоречат и не только об этих... псиазах... Но и о путешествии во времени. Давно ли ты сама проводила исследования на эту тему? — говорил Стэн.

— Артур, ты в порядке? — вывела меня из задумчивости Лора.

— Да, да, извини. Давай я тебе сначала расскажу все до конца, тогда и будем спорить.

— Хорошо...

И я начал рассказывать ей о Венерианских событиях, и Лора, поначалу, притихшая от такого поворота, принялась засыпать меня кучей вопросов.

К середине рассказа о моих злоключениях их количество изрядно поубавилось, а когда я стал приближаться к концу, то Лора пришла в смятение. Это я видел по ее ауре. Ранее разноцветная, полная жизни и буйных красок, она вдруг потускнела, и стала окрашиваться в темные цвета.

Сам, гораздо более спокойный, я в момент рассказа о конце моего путешествия с семьей, перешел на обычную речь, чтобы не травмировать ее своими прошлыми эмоциями. И мне кажется, Лора в этот момент поняла меня лучше, чем я сам себя.

Когда я закончил свой рассказ, Лора сидела совсем притихшая. Лишь прошептала:

— Так значит это из-за тебя?

— Что?