Самурай из Киото

Щенок прекратил жевать палку, взглянул на него ясными, как у оленя, глазами с голубоватой поволокой, вскочил и был готов бежать куда угодно и зачем угодно. Хозяин зовет! Это больше, чем радость, больше, чем мозговая косточка, это... это... В общем, жизнь прекрасна, когда ты любишь хозяина, а он любит тебя! Он с обожанием глядел на Натабуру. Натабура щелкнул его по мокрому носу.

— Точно?.. — с опаской спросил Язаки, отступая к выходу спиной. Его щека болезненно дернулась. Он ни разу не видел, чтобы Натабура отказывался от задуманного. Здесь крылся подвох, но Язаки не знал еще какой.

— Конечно, — как можно более равнодушно произнес Натабура. — Иди домой. Отсюда недалеко. За город, по дороге.

— Спасибо... — робко, как эхо, отозвался Язаки, глядя на него крайне недоверчиво.

Он еще не представлял, куда пойдет и что будет делать один. Он даже не думал, что останется один. Ему просто хотелось бежать подальше. Ноги сами несли его в противоположную сторону от замка Карамора.

Кажется, Юка все поняла. Она следили за ними внимательным взглядом.

— Топай, топай, не оборачивайся.

Они вместе с Афра вышли из зала следом. В дружбе тоже есть границы. Однажды ты их перешагиваешь, чтобы сделать доброе дело, думал Натабура. Если я сейчас не сделаю доброе дело, то все пропадет. Я буду казнить себя всю жизнь, и Боги не поймут меня.

— Он боится идти с нами, — догадалась Юка. — Он помнит боль.

— Он делает глупость, — хотел сказать Натабура, но промолчал.

Со стороны реки, за два квартала отсюда, бесшумно крались карабиды. А над головами давно мелькали их летучие отряды. Но, не долетая, отклонялись вправо или влево. Юка могла только предполагать, что это все еще действует колотушка дайкуку. Все чувства Натабуры обострились. Он видел, как кошка, и чуял, как медведь, за десять ри. Пахло ядовитыми цветами белого дерева такубусума, которые карабиды очень любили.

— Стой! — Натабуре еще не приходилось делал гофу, он только видел, как его применяет учитель Акинобу. Да и жаль было Язаки. Одно дело применять гофу по отношению к врагу, другое — к другу. Да опомнись, опомнись! — хотелось закричать ему. Я тебе ничего плохого не сделаю.

Язаки вдруг побежал — глупо и безнадежно, путаясь в деревьях и кустах. На звуки, которые он производил, тотчас среагировали карабиды — они тоже отлично слышали в темноте. Цепочка огней поменяла направление и потянулась в сторону дома Юки. Их хорошо было видно на покатых склонах окрестных холмов.

Натабура догнал друга в три прыжка и дунул ему в лицо прежде, чем тот закричал. Вынул душу и сжал ее в кулаке, чтобы она не дай Бог не превратилась чистый дух. Кими мо, ками дзо! Язаки уснул еще до того, как коснулся щекой земли. Натабура взвалил его на плечо и потащил к дому. Теперь он не сомневался ни капли. Эх ты, думал он, эх ты... Ему было жаль глупого Язаки, у которого помутился разум. Наверное, это было следствием пребывания в пыточной башне.

Юка уже была готова. Она подхватила колчан, в который они спрятали Карту Мира. Для маскировки Натабура оставил три стрелы. Афра весело путался под ногами. Луна наконец выглянула из-за туч, чтобы посмотреть, как они скрываются в овраге, противоположном ближайшему склону холма. Через десять кокой карабиды вошли в дом Юки и тупо все обыскали. Собаки пугливо жались к ногам карабидов, чувствуя запах Афра. Потом они осмелели и стали слегка повизгивать и тянуть вслед за беглецами. Правда, делали это настолько робко, что карабиды их не поняли. Капитан Аюгаи лишь формально выполнял приказ Субэоса. Он давно все для себя решил: история сделала еще один зигзаг, осталось только наблюдать последствия. И хотя он знал, что вне гвардии карабидов он вряд ли проживет и сутки, ему почему-то не хотелось обнаружить беглецов. Поэтому он вздохнул с облегчением, когда ему доложили о том, что усадьба пуста, а собаки не взяли след. Слава Будде, подумал он. Слава Будде!

* * *

Харчевник Мурмакас устал ждать смерти. Он клевал носом и то и дело проваливался в теплый, вязкий сон, как в болото. Бороться не осталось сил. С детства он был большим соней и таким же, как Язаки, любителем поесть. В возрасте двух лет, чтобы он спал, ему давать чанго — пиво, поэтому он никогда не отличался худобой, а напротив, рос упитанным и краснощеким, как наливное яблоко. Его судьба была предопределена заранее, и Боги не поскупились на толщину как его чресл, так и на то, что у нормального человека называется талией.

Некоторое время он еще слышал, как его главный помощник — управляющий Нагамас, обходил дом. 'Скрип, скрип — звучали его уверенные шаги. — Скрип, скрип'. 'Вот я вам! вот я вам! Не спать! Не спать!' Иногда слышались тычки, подзатыльники и ругань, что только радовало слух Мурмакаса. Срок службы Нагамаса давно вышла. Он уже не умел летать. Плохо владел мечом. Да и из лука вряд ли выстрелил бы. Санэ его треснул посередине, а по краям покрылся глубокими царапинами. Но Нагамас был огромен и силен. Он доживал свой век в харчевне и был предан хозяину как никто иной. Однако из-за жадности Мурмакас платил ему только едой. Спал же Нагамас в кладовке на соломе.

Потом шаги стихли. Мурмакас долго вслушивался в тишину, ожидая, когда они снова раздадутся. Вместо этого он услышал шелест крыльев и облился смертельным потом. Так могли летать только карабиды. Они были большими мастаками — эти карабиды по части бесшумных полетов. Значит, Субэоса обо всем узнал. Мурмакас в панике выскочил из отикубо и побежал по галерее, которая вела в противоположное крыло дома. Что если он ошибался — и племянница тоже умеет летать? Значит, она тайный агент Субэоса? Тогда за ним прилетели, чтобы утащить в пыточную башню. Бежать. Быстро и без оглядки. Эта мысль так засела у него в голове, что он не заметил лестницу, ведущую на второй этаж, и рухнул вниз, но к своему удивлению легко, как перышко, скользнул вдоль ступеней. Он еще не коснулся пола, а уже понял, что ничего страшного не случится. То-то Куко обрадуется — я похудел! И действительно, неведомая сила приподняла и бережно усадила его как раз напротив очага и не где-нибудь, а в его личном кабинете, отделанном черным деревом и укрепленном дубовыми перегородками. Каким образом он оказался в кабине, Мурмакас не осознал. Его почему-то не удивило отсутствие слуг на лестничной площадке. Да и вообще, казалось, дом пустой — что было не суть важно.

Очаг был искусственным. В нем никогда не разжигали огня. Но зато он был испачкан сажей не хуже настоящего. И все для того, чтобы ни у кого не возникло мысли покопаться в нем. Мурмакас рассмеялся. Недаром он слыл самый хитрым и дальновидным жителем Думкидаё, потому что держит деньги в таком месте, в котором никто их не держит. С этими мыслями он отодвинул третий справа и второй снизу камень и сунул руку. Деньги, деньги, деньги... Вот смысл жизни!

Что такое? Мурмакас засунул руку глубже, потом еще глубже. Тайник был пуст. Кто?! Кто посмел?! Мурмакас задохнулся от гнева и забегал по комнате, как буйвол. Доски под ним прогибались. Слуги? Невозможно. Слуги были подобраны по принципу тупости. Каждый из них умел делать только одно: готовить, убирать, охранять, ходить на рынок, копать огород или ухаживать за садиком. Никто не имел доступа в апартаменты хозяина. Любовница? У Мурмакаса их было пять. Но все они обитали в Ёсивара — Веселом квартале без права покинуть его по своей воле, и даже не знали, где живет Мурмакас.

Все кроме одной — проказницы Куко. Перед Куко харчевник Мурмакас устоять не мог. Ей сравнялось пятнадцать лет, когда он ею овладел. Она была девственницей. Это стоило ему двести пятьдесят рё. Последние три луны он проводил только у нее. Она стала для него юдзё — временной женой и оказалась прелестницей по части расхолаживания души, поэтому Мурмакас приплачивал хозяину, чтобы Куко больше ни с кем не спала, и подумывал даже жениться, что в его положении было весьма опрометчиво. Во-первых, надо было выплатить сумму не меньше, чем за пять лет работы Куко в Веселом квартале, а во-вторых, он боялся попасть в лапы бандитов, которые часто использовали девушек из Веселого квартала, чтобы навести справки о богатом клиенте.

В общем, он знал ее еще слишком мало, чтобы решиться на такой серьезный шаг. Мурмакас выжидал. Однажды он имел глупость настолько расчувствоваться, что привез ее в свое заведение. Теперь у него есть все основания сожалеть об этом. Они даже предавались любви здесь — в его кабинете. Но тайник он ей, разумеется, не показывал. Одарить — одаривал, но в разумных пределах, чтобы она не догадалась о его богатствах. С другой стороны, надо было спешить, так как Куко грозилась перейти в разряд таю, то есть сделаться девушкой по вызову. Для этого у нее имелись все данные: и красота, и манеры, и умение одеваться, и знание чайной церемонии. А главное, она умела красиво спать, без храпа и сопения, с кротким выражением на кукольном лице. Где она всему этому обучалась, Мурмакас не знал, а Куко ничего не рассказывала. Пожалуй, она не отличалась только кротостью нрава. Но это дело поправимое. Неужели она меня обвела вокруг пальца? — тягостно вздыхал он, полный тоски и сомнений. Впрочем, с женщинами у него всегда было так — рано или поздно они его обманывали, ибо он был груб, жаден и властен.

Остается только одно — повеситься. Где веревка? Он поднял глаза — уже висела, покачиваясь, под балкой — намыленная и с прочным узлом. Мурмакасу стало плохо. Его заплывшее жиром сердце едва билось. Нет, должно быть, это карабиды. Или Нагамас недоглядел или, наоборот, подглядел, как я коплю свои кровные? Точно! Больше некому. Нагамас! Он вхож во все части дома. Убью! Решил Мурмакас. Нет, поступлю хуже: выгоню на улицу, чтобы он подох, как собака, голодной смерть. А потом... А что потом?..

И вдруг мысль, что очистили и второй тайник, придала ему силы. Мурмакас схватил лопату и, спотыкаясь на лестницах, бросился в подвал. Если бы он обратил внимание, что пропали все слуги, которых он вооружил, если бы он удивился тому, что дом залит ярким светом, а в подвале зажжены фонари...

Он жалел, что нанял Нагамаса за еду. И этого много. Надо было его сразу удавить. Как я не распознал гада?! Второй тайник находился в подвале под кухней за мешками, в которых хранились битые горшки. Мурмакас раскидал мешки и принялся копать. К его изумлению, лопата вонзилась в землю, как в пуховое одеяло — легко и без сопротивления. Он упал на колени и стал расшвыривать землю руками, как огромный крот. И когда ему стало казаться, что все пропало, что и этот тайник кто-то вскрыл, он нащупал холщовый мешок и потянул его на себя. О Будда! Это был на мешок, а огромная голова Нагамаса, которая взглянула на него выпученными глазами и произнесла:

— Хозяин... Хозяин...

Прошла не меньше кокой, прежде чем Мурмакас понял, что к чему. Нагамаса тряс его за плечо и твердил:

— Хозяин... Хозяин...

— А-а-а!!! — в ужасе заорал Мурмакас и отпустил голову. — Ты украл мои деньги?!

— Клянусь Энги сики, хозяин! — воскликнул Нагамас. — Я ничего не брал!

Он застыл перед ним — огромный, толстый, с невинным, почти детским выражением обиды на рыбьем лице.

— Так даже не клялись мои предки! — яростно заметил Мурмакас, делая движение, от которого танто скользнул в рукаве.

Нагамас смешался.

— Не надо, хозяин! Я предан тебе больше, чем собака!

Фраза показалась Мурмакасу неискренней. Прежде его слуги ползали перед ним на коленях, а этот стоит и что-то пытается доказать. Он хотел ударить своего верного Нагамаса, но тот перехватил руку, встряхнул Мурмакаса, как куль с морковью, и еще раз произнес:

— Сейса, это я!

— Ну тогда умри! — и так как Нагамас навалился на него всей своей тушей, ударил головой, а на голове у него был шлем весом полтора кана без обычного отверстия — тэнку, на макушке, а с острым конусом.

Удар пришелся как раз в центр санэ, где проходила трещина. И хотя она давно заросла, удара толстого, кряжистого Мурмакаса не выдержала. Панцирь треснул со звуком рвущейся ткани. Верхушка шлема вошла в тело старого слуги не меньше, чем на два сун. Он закричал, отпустил Мурмакаса и схватился за грудь. Мурмакас сразу же этим воспользовался и с небывалой яростью вонзил танто между честных и преданных глаз Нагамаса. Из раны хлынула кровь.

— Поделом тебе! — произнес Мурмакас, поднимаясь и с изумлением оглядываясь.

Находился он вовсе не в подвале, где выкапывал клад, а на третьем этаже в отикубо — своей привычной, обжитой каморке, где так любил коротать вечера. Как я здесь очутился? — с изумлением подумал он и понял, что ему все приснилось: и фальшивый очаг, и подвал со старыми горшками.

— Мой преданный Нагамас! — пал он на колени. — Мой верный Нагамас, проснись!

Все было напрасно. Слуга был мертв, и только огромная лужа черной крови толчками била из головы и растеклась по полу.

* * *

К этому времени Натабура, Юка, Афра и Язаки, которому вернули душу, проникли в харчевню под вывеской 'Цуки'. Сделали это они весьма виртуозно — не через центральный вход, который охраняли, трясясь от страха, четверо слуг в тяжелом облачении асигару , а через кухню, точнее, через лаз, в который выбрасывались отходы прямо под мостик в реку Черная Нита. И дело было не в том, что Натабура испугался слуг — он бы с удовольствием померялся с ними силами — а в том, что карабиды, рыскающие по городу и его окрестностям, не должны были ничего понять прежде времени. Даже Язаки проникся важностью момента и вооружился по пути боевым молотом, который обнаружил в тот момент, когда они перебегали по одному из мостов — видать, потерял кто-то из карабидов.

Язаки ничего не помнил и наслаждался ночным воздухом. Тревога развеялась, как дурной сон. Жизнь снова радовала его перспективой полакомиться за чужой счет. Натабура с Юкой, поглядывая на него, посмеивались. Как мало человеку надо — всего-то заставить забыть пыточную башню и сообщить о всяких яствах, которые наверняка окажутся в доме харчевника Мурмакаса.

Все дома в городе Думкидаё были построены на один манер. Продвигаться по центральной лестнице не имело смысла: ее всегда охраняли наиболее тщательно. Узкие боковые ходы на ночь закрывали решетками. Но для того, кто знал, где находятся ключи, они не являлись преградой.

— Ждите меня здесь... — прошептала Юка и растаяла в темноте зала, который из-за столиков, подставок и опорных колон казался населен демонами и духами всех чинов и рангов.

Пахло старым жиром, пряностями и мышами, которые скреблись в подполье. Зал хорошо просматривался из кухни, хотя два окна по обе стороны от двери давали совсем немного света. В дальних концах коридоров тускло горели фонари, но это не улучшало картины.

Язаки в компании Афра попробовал было поискать по ларям еду, но под строгим взором Натабуры оба присмирели.

— Мало вам?! — спросил Натабура, напоминая, что они совсем недавно обожрались мясом.

Язаки не стал объяснять, что все растряслось от волнения и дороги, а с видом: 'Ты же обещал?' демонстративно уселся на полу и стал принюхиваться то к запахам, которые шли изо всех щелей, то к рукаву, который выпачкал в нечистотах, пока они пробирались через лаз. Афра принялся искать на себе блох, клацая зубами. Натабура слегка пнул его: